Ваша до рассвета - Медейрос Тереза. Страница 32

Когда его тело вошло в постоянный ритм движений, Габриэль почувствовал, что к нему возвращается его привычное изящество. Он закрыл глаза, и другие, еще более восхитительные ощущения так же вернулись к нему – дрожь от ощущения в руках теплого женского тела, шелковистый шепот ее юбок и доверие, с которым она подчинялась его ведущей роли. Впервые со времени Трафальгара, Габриэль не горевал о потере зрения. Кружась по пустынному залу с Самантой в руках, он снова ощущал себя здоровым.

С ликующим смехом откинув назад голову, Габриэль сделал вместе с ней несколько головокружительных оборотов.

К тому времени, когда последние такты «Барбары Аллен» стихли, они оба уже задыхались от смеха. Клавесин начинал играть «Приди», приятную мелодию, больше подходящую для аллеманды, чем для вальса, и они, наконец, остановились. Габриэль быстро обхватил Саманту, не желая отпускать ни сам момент, ни ее.

– Если вы пытаетесь убедить меня, что очень цивилизованны, то вам это не удастся, – сказала она.

– Возможно, под отполированными манерами и модными шелками мы все в глубине души имеем что–то от варваров. – Поднеся ее руку ко рту, он поцеловал ладонь, позволяя своим губам немного задержаться на ее шелковистой коже. – Даже вы, моя чопорная мисс Викершем.

В его голосе отчетливо прозвучала хрипловатая дрожь, которую невозможно было и с чем спутать.

– Если бы я от природы была бы более циничной, милорд, то заподозрила бы Вас в подготовке не извинения, а соблазнения.

– А что бы вы предпочли? – не способный больше сопротивляться искушению, Габриэль опустил голову, желая получить ответ от ее губ.

Саманта закрыла глаза, словно таким образом она могла отрицать свою вину за то, что вот–вот должно случиться. Но она не могла отрицать дрожь желания, которая захватила ее тело, когда губы Габриэля с нежностью прошлись по ее губам. Это было совсем не непохоже на поцелуй, который был у них в библиотеке. Это было страстной атакой на ее чувства. Это был поцелуй любовника – неторопливый образец удовольствий, которые он ей предлагал, еще более заманчивый и опасный для ее одинокого сердца.

Он ласкал пухлые округлости ее губ своими, молчаливо уговаривая их раскрыться и принять сладкую настойчивость его языка. Чувствуя, что бархатистый жар с каждым поцелуем все глубже проникает в ее рот, Саманта поняла, что просто тает под ним, и рушится последняя стена бастиона ее сопротивления. Внезапно она оказалась нищенкой на пиру – пиру чувств, которых ее тело слишком долго отрицало. Она хотела наесться ими, насытиться каждой лаской грубоватого удовольствия его поцелуя.

Когда ее язык присоединился к первобытному танцу и стал смаковать его язык, подслащенный кларетом, Габриэль издал горловой стон. Ему не нужно было зрение, чтобы просунуть руку в ее лиф и найти мягкость ее груди через ее шелковую блузку, чтобы легонько похлопывать большим пальцем по ее увеличившемуся соску, пока она не застонала, не отпуская его рот, наводненная удовольствием – столь же сильным, сколько и запретным.

Стыдясь своего беспомощного стона и боясь того, куда его жадные пальцы могли бы рискнуть добраться, Габриэль убрал от Саманты руку и остановил поцелуй.

Пытаясь выровнять дыхание, он прижался лбом к ее лбу.

– Вы ведь не были полностью правдивы со мной, мисс Викершем?

– Почему вы так говорите?

Отметив в ее голосе панику, которая стала результатом его неосмотрительности, он провел носом до изящной раковины ее уха и пошептал:

– Потому что, к моему большому неудовольствию, на вас определенно есть нижнее белье.

В этот момент песня закончилась и наступила резкая тишина, которая напомнила им, что в галерее у них есть аудитория.

– Сыграть еще одну мелодию, милорд? – веселый голос Беквита спланировал по позолоченным перилам, заверяя их, что дворецкий не обратил внимания на драму, разыгрывавшуюся в зале для танцев.

Из них двоих именно Саманта нашла в себе силы отцепиться от его рук, и именно Саманта ответила:

– Нет, спасибо, Беквит. Лорду Шеффилду нужно отдохнуть. Он возобновит свои занятия завтра ровно в два часа дня. – Ее голос не утратил своей твердости, когда она обратилась к Габриэлю, – Спасибо за ужин, милорд.

Ошеломленный ее трансформацией обратно в строгую медсестру, он отвесил ей официальный поклон.

– И вам спасибо, мисс Викершем… за танец.

Он повернул голову, прислушиваясь к ее убегающим шагам, и уже не в первый раз задался вопросом, какие еще тайны хранит его медсестра.

* * * 

Беквит вернулся в комнату для слуг и нашел там миссис Филпот, сидящую в полном одиночестве перед очагом и смакующую чашку горячего чая.

– Как прошел вечер? – спросила она.

– Я бы сказал, это был потрясающий успех. Как раз то, что им обоим и требовалось. Но, как оказалось, мы не были так осторожны, как думали. Очевидно, мисс Викершем услышала нас вчера вечером в гостиной. – Он хихикнул. – Она подумала, что у нас было полуночное свидание.

– Могу себе представить. – Миссис Филпот поднесла к губам чашку, скрывая улыбку.

Беквит покачал головой.

– Кто бы мог вообразить суетливого старого холостяка и уравновешенную вдову, барахтающихся в темноте, как влюбленные подростки?

– Действительно, кто? – Поставив чашку на плиту, миссис Филпот начала вытаскивать шпильки из волос одну за другой.

Пряди черных шелковистых волос упали ей на плечи, и Беквит, потянувшись, погрузил в них руку.

– Ты знаешь, мне всегда нравились твои волосы.

Она поймала его пухлую руку и прижала к своей щеке.

– А я всегда любила тебя. По крайней мере, с тех пор, как ты нашел в себе храбрость назвать одинокую молодую вдову Лавиния вместо – миссис Филпот.

– Ты понимаешь, что это было почти двадцать лет назад?

– А кажется, что только вчера. Так какие песни ты играл для них?

– «Барбару Аллен» и твою любимую «Приди».

– «Приди, любимая моя», – она сказала, цитируя бессмертные стихи Марло [5].

– С тобой вкушу блаженство я, – закончил он, поднимая ее на ноги.

Она улыбнулась, ее глаза по–девичьи сверкали искорками.

– Думаешь, хозяин уволил бы нас, если бы знал?

Беквит покачал головой и нежно поцеловал ее.

– Судя по тому, чему я был сегодня вечером свидетелем, я думаю, он бы нам позавидовал.

Глава 14

«Моя дорогая Сесиль,

Как Вы посмели предположить, что моя семья может счесть Вас недостаточно знатной для меня? Вы – моя луна и звезды. Я всего лишь пыль у Ваших ног…»

* * * 

На следующий день, вскоре после того, как часы пробили два часа дня, Саманта маршировала по холлу в своих практичных полусапожках, и выражение ее лица было таким решительным, что слуги разбегались с ее пути в разные стороны. Ее волосы были стянуты в строгий узел на затылке, а губы недовольно сжаты, словно она попробовала свои лимонные духи на вкус, вместо того, чтобы ими надушиться. Непривлекательному вырезу ее темно–серого платья удалось затмить даже намек на изящную лодыжку или красивые формы.

Она шагала по гостиной в ожидании Габриэля, ее старомодные юбки шелестели так, словно были накрахмалены. Ее настроение никак не улучшало и то, что ей было известно, что все ее ухищрения выглядеть респектабельно не произведут на Габриэля никакого впечатления. Зная его, она могла ждать в одних чулках и шелковой сорочке. Она обмахнулась рукой, ее зловредное воображение услужливо предложило ей головокружительное множество картин того, что он мог бы с ней проделать, если бы она была так одета.

Габриэль, в конце концов, вошел в гостиную прогулочным шагом в половине третьего, по дуге ощупывая тростью путь перед собой. Сэм наступал ему на пятки, держа в пасти потрепанный башмак.

Постукивая сапожком, Саманта впилась взглядом в часы на каминной доске.

– Предполагаю, что у вас нет никакого представления о том, насколько вы опоздали.