Разгадай меня - Мафи Тахира. Страница 74

Волосы у него такие золотистые. А глаза такие зеленые. Он начинает говорить каким-то вымученным голосом:

— Не хочешь ли ты сказать, что теперь желаешь стать моим другом?

— Я… я не знаю. — Меня пугает, меня очень пугает такая возможность. — Я об этом как-то не думала. Я только говорю, что не знаю. — Я колеблюсь, набираю в грудь побольше воздуха и продолжаю: — Я теперь уже не знаю, как можно тебя ненавидеть. Даже если бы мне этого и захотелось. Да, мне этого хочется, и я понимаю, что, в общем, должна была бы действительно ненавидеть тебя, но теперь уже не могу.

Он отворачивается.

И улыбается.

И это такая улыбка, что я забываю обо всем. Я только моргаю-моргаю-моргаю и не понимаю, что со мной происходит. Я не соображаю, почему это вдруг мои глаза отказываются смотреть еще куда-то и сосредоточиваются только на нем одном.

И я не понимаю, почему мое сердце начинает буквально сходить с ума.

Он дотрагивается до моего дневника, как будто даже не вполне осознавая это. Его пальцы пробегают по обложке один раз, второй, потом он встречается со мной взглядом, и пальцы его замирают.

— Это ты написала? — Он снова касается блокнота. — Каждое слово?

Я киваю.

— Джульетта, — произносит он.

И у меня останавливается дыхание.

— Мне бы этого очень хотелось, — говорит он. — Быть твоим другом. Мне бы хотелось.

И теперь я не могу понять, что творится у меня в голове.

Может, это потому, что его когда-то сломали, а я оказалась достаточно глупой, чтобы решить, будто я способна все починить? Может, все это из-за того, что я вижу себя? Я вижу Джульетту в возрасте трех, четырех, пяти, шести и семнадцати лет, брошенную, отвергнутую, никому не нужную, забытую и обиженную из-за того, что она сама не в состоянии контролировать. И я думаю, что Уорнер такой же, как я, ему тоже не предоставили шанса в жизни. Я думаю о том, как все вокруг уже ненавидят его, и ненависть к нему стала общепризнанным фактом.

Уорнер — ужасный человек.

Это не обсуждается. Здесь не может быть сомнений. Никакие вопросы тут не имеют места быть. Он неописуемый злодей, который боготворит убийства, безоговорочную власть и пытки.

Но мне надо узнать все. Мне это нужно. Я должна все узнать.

Если, конечно, все так просто.

Потому что я думаю о том, что же произойдет, если в один прекрасный день я не удержусь? Вдруг я попаду в расселину, и не найдется рядом никого, кто поможет мне и вытянет меня обратно? Что тогда случится со мной?

Поэтому я снова встречаюсь с ним взглядом. Я набираю в грудь воздух.

И бегу.

Я бегу прочь из комнаты.

Глава 51

Одну минутку.

Одну секунду, одну минутку, дайте мне один час или один день, чтобы все обдумать, это не так много, это не так сложно, это все, что мы просим, это такая маленькая просьба.

Но-только-моменты-секунды-минуты-часы-дни-и-годы-становятся-одной-большой-ошибкой, одной удивительной возможностью, которая просачивается сквозь наши пальцы, потому что мы не могли решить, не могли понять, нам было нужно больше времени, мы не знали, что делать.

Мы даже не знаем, что мы сделали.

Мы-даже-не-понимаем-как-мы-вообще-попали-сюда-а-нам-всего-то-хотелось-просыпаться-утром-и-ложиться-спать-ночью-и-может-быть-покупать-мороженое-по-пути-домой, и это решение, этот выбор, эта единственная случайная возможность изменила все, что мы когда-то знали и во что верили, и что же нам теперь делать?

Что нам делать

теперь?

Глава 52

Наши дела заметно ухудшаются.

Напряжение среди обитателей «Омеги пойнт» нарастает с каждым часом. Мы пытались связаться с людьми Андерсона, но безуспешно. Мы больше ничего не слышали ни от его команды, ни от солдат, и у нас не появилось никаких сведений о наших заложниках. Но гражданское население Сектора 45 — того самого, которым руководил Уорнер, — проявляет все больше волнения. Слишком быстро распространяются слухи о нас и движении сопротивления.

Оздоровление пыталось скрыть новости о нашей последней битве, назвав ее очередным выступлением против мятежников, но простой народ становится все умнее. Волна протестов поднимается среди населения, многие отказываются работать, выступают против властей, сбегают с контролируемой территории и селятся на неконтролируемой.

Такое положение дел никогда не заканчивается добром.

Наши потери оказались значительными, и Каслу не терпится предпринять какие-то действия. У всех тут сложилось такое впечатление, что очень скоро нам снова придется выступить. Мы так и не получили подтверждения о том, что Андерсон умер, а это означает, что он просто тянет время. Или же прав Адам — и он сейчас поправляет собственное здоровье. Как бы там ни было, молчание Андерсона не предвещает ничего хорошего.

— Что вы здесь делаете? — спрашивает меня Касл.

Я только что взяла у раздаточного стола свою миску с ужином и устроилась за нашим столиком вместе с Адамом, Кенджи и Джеймсом. Я смущенно моргаю и смотрю на Касла непонимающим взглядом.

— А что происходит? — удивляется Кенджи.

— Все в порядке? — волнуется Адам.

— Простите, мисс Феррарс, — извиняется Касл, — я не хотел вмешиваться, но, должен признаться, я несколько озадачен вашим присутствием здесь. Я думал, что вы находитесь на задании.

— Да? — Я невольно вздрагиваю. Смотрю на свой ужин, потом снова на Касла. — Я… ну да, я… но я уже два раза разговаривала с Уорнером… я вообще-то только вчера его видела…

— Это отличные новости, мисс Феррарс. Великолепные. — Касл всплескивает руками, на лице его читается явное облегчение. — И что же вам удалось выяснить? — На его лице выражение надежды, да такое, что мне становится очень стыдно за себя.

Все теперь смотрят на меня, а я не знаю, как мне нужно сейчас поступить. И я не знаю, что ему ответить.

Поэтому я только качаю головой.

— Ах, вот оно что. — Касл опускает руки, смотрит куда-то в пол и кивает каким-то своим мыслям. — Значит, вы решили, что двух ваших встреч будет более чем достаточно? — Он не смотрит на меня. — Таково ваше профессиональное мнение, мисс Феррарс? Вы, наверное, полагаете, что в данной ситуации вам лучше не торопиться? Вы считаете, что Уинстон и Брендан тем временем могут прохлаждаться и ждать, когда вы соблаговолите выбрать минутку в своем плотном графике и допросить единственного человека, который скорее всего может помочь нам отыскать их? Вы находите, что…

— Я сейчас же пойду к нему. — Я хватаю свой поднос и выскакиваю из-за стола, чуть ли не спотыкаясь и не опрокидывая миску на пол. — Простите… я только… я уже иду. Ребята, увидимся за завтраком, — поспешно добавляю я уже шепотом и выбегаю из столовой.

Брендан и Уинстон.

Брендан и Уинстон.

«Брендан и Уинстон», — повторяю я про себя снова и снова.

Уже у двери я слышу, как смеется Кенджи.

Очевидно, у меня не очень хорошо получается допрашивать людей.

У меня накопилось много вопросов к Уорнеру, но ни один из них не связан с нашими заложниками. Каждый раз, когда я намереваюсь задать нужный вопрос, Уорнеру каким-то таинственным образом удается отвлечь меня. Как будто он знает, о чем я собираюсь спросить его, и умышленно уводит разговор в сторону.

Это меня сильно смущает.

— А у тебя есть татуировки? — спрашивает он меня, улыбаясь и прижимаясь к стене. Сейчас он одет в майку и штаны и обут. — Сейчас у всех они есть.

Никогда бы не подумала, что буду разговаривать об этом с Уорнером.

— Нет, — признаюсь я. — У меня не было возможности сделать себе татуировку. Кроме того, я не думаю, чтобы кто-то осмелился подобраться, настолько близко к моей коже.

Он изучает свои руки. Улыбается.

— Может быть, как-нибудь потом, — говорит он.

— Может быть, — соглашаюсь я.

Пауза.

— А как объяснить твою татуировку? — спрашиваю я. — Почему именно «ЗАЖГИ»?