Третий – не лишний! (СИ) - Славачевская Юлия. Страница 27

 Так вот, два поисковика шлепали около берега с сетью, пока два затейника рядом давали им указания в какую сторону грести. И я никак не могла взять в толк: почему они это делают, стоя в воде по колено?

 Естественно, в том иле, который они подняли со дна, меня не обнаружилось. И это почему-то сильно обескуражило следопытов.

 Окончательно замерзнув, я осторожно выползла на берег под плакучей ивой и с любопытством наблюдала за ними.

 Когда мужья сообразили, что тут что-то не то и, видимо, сетью меня поймать не получится... Ячейки, наверно, редкие – просачиваюсь. В общем, они снова полезли в воду. Уже с другой сетью. И обеспечили всех рыбой на веки вечные. В заводи ее уже просто не осталось. Эти двое даже до бобров добрались и осмотрели их всех! Каждого в отдельности!

 Тут я тоже как-то засомневалась – есть ли у бобров карманы, где можно меня заныкать. Списала все на стресс и потерю хорошо воспитанной жены. В итоге, бобры им ничего не сказали и были оставлены в покое.

 Мужчины ныряли и ныряли до темноты практически без перерыва. Я так понимаю, среди наших ныряльщиков цены бы им не было. Сразу пошли бы на рекорд. Они вылазили, отогревались около костра и ныряли опять.

 За это время их состояние увеличилось на три кинжала, один световой меч, один деревянный, поломанную лошадку и безразмерные женские панталоны.

 Интересно, им никто не подсказал, что если я утонула, то завтра всплыву? Тут всплыла до этого погибшая совесть и загрызла меня насмерть, требуя прекратить издеваться на человеческим горем. Я поправила, что двумя. Совесть рыкнула, что это не имеет значения, и пора восстать из мертвых и сделать людям приятное. На что я резонно напомнила, как всю неделю делали приятное мне. После чего совесть заткнулась и пошла изобретать другие доводы.

 А эти упорные все искали. Выбегали на берег, что-то на ходу перекусывали – и опять в воду. Они обследовали то место и ниже по течению. Час за часом.

 Я согрелась, свернулась калачиком между корнями и придремала. Сказалось нервное потрясение и усталость. Пообещала себе, что вот чуть-чуть полежу и пойду сдаваться и изображать из себя сестру милосердия.

 Куда ж мне от них деваться? Вроде как уже и своими стали. Заносчивыми, безапелляционными, категоричными, но в тоже время заботливыми и нежными. В чем-то даже родными.

 Проснулась я уже когда начало темнеть, подскочив в испуге.

 Боже! Сколько же я проспала? А как же?..

 В свете костра мужики казались серыми от изнеможения. Эмилио оперся спиной на слугу, растирая ногу. Видимо, свело судорогой. Филиппэ сидел молча, с каменным лицом. Они сидели и молчали, трагическими глазами глядя на бобровую заводь.

  Снова укусила совесть, напомнив внезапно, что за вещью так не убиваются – идут и новую покупают. Хотя, может, для них это проблема... Но все равно, так к вещи не относятся...

 – Что будем делать? – Спросил Эмилио у друга. – Я не знаю, где уже ее искать...

 – И я не знаю, – буркнул синеглазый. – Мы сами виноваты в том, что случилось. Видели же, что ей не нравится, и все равно не остановились.

 – Я не смог, – вздохнул Эмо. – Сейчас, наверное, все бы отдал, только бы найти ее живой. Плохо мне, друг. Сердце щемит до боли.

 У меня тоже защемило. Я выползла из укрытия и вошла в воду, намереваясь выплыть к ним.

 Филлипэ внезапно достал нож, резанул себе запястье и стал капать кровью в костер, начиная быстро говорить:

 – Честь своей клянусь, родом Азалемара, что не возьму другую жену...

 – Остановись! – схватил друга за руку Эмилио. – Ты обрекаешь себя на целибат! Твой род прервется!

 Филлипэ вырвался из захвата и продолжил:

 – У меня есть, была и будет...

 Я энергично плыла к берегу.

 Эмилио вытащил свой кинжал и присоединился к другу:

 – Честью своей клянусь, родом Семара, что не возьму другую жену. У меня есть, была и будет...

 И они закончили вместе:

 – Одна-единственная и имя ей... Маруся!

 Пламя костра взвилось, разваливаясь на три огненных языка, каждый из которых указывал на нас. Два на мужчин и один отклонился в сторону заводи.

 – Маруся! – закричал Эмилио, согнувшись, словно от боли.

 – Маруся! – упал на колени около огня Филлипэ.

 И в этот момент в воде скрутило меня. Пронизало такой острой и мучительной болью, что потемнело в глазах и выдавило из легких воздух. Я потеряла ориентацию и силы, начав уходить под воду.

 – Помогите! – крикнула из последних сил и начала опускаться на дно, уже не состоянии сражаться за жизнь.

 Бульк, бульк...

 – Магдалена! – сквозь шум в ушах пробивался настойчивый голос Филлипэ. – Ты что творишь, заноза?

 Хотела объяснить, но очень трудно говорить, лежа животом на твердом колене, когда тебе на поясницу давят сильные руки, а из тебя извергаются потоки воды.

 Но мужественно выдавила:

 – Кхе... о-у...

 – Будем считать, что она извинилась, – пришел мне на помощь Эмилио, выдавливающий из меня последние кишки. – И осознала свою ошибку!

 – Нет! – отдышалась я. – Не-е... кхе...

 Меня перевернули, завернули в одеяло в четыре руки и начали по очереди тискать, прижимая к груди.

 – Я тоже соскучилась, – прошептала, когда смогла пару раз вздохнуть.

 – Тогда зачем сбежала? – резонно спросил слегка успокоившийся Филлипэ.

 – Злая была, – честно ответила я, приникая к его плечу.

 – А зачем вернулась? – поднес мою руку к губам Эмилио.

 – Злая была, – не покривила душой.

 – Так в чем разница? – поинтересовался синеглазый, усаживаясь вместе со мной у костра в то время как слуги мельтешили, готовя горячий чай.

 – Большая, – попыталась я слабо улыбнуться. – Сначала я была злая на вас, а потом на себя.

 Белобрысик принес чашку с дымящимся напитком, который со всеми предосторожностями влили в меня, одновременно согревая теплом тела.

 – Спасибо, – прошептала я с благодарностью, начиная осоловело моргать. Веки сейчас весили минимум по тонне и держать их открытыми становилось все тяжелее.

 – Пусть поспит, – донеслось до меня сквозь дрему. – Мотивы ее поступков мы выясним позднее.

 – Спи, Магдалена, – поцелуй легким перышком коснулся моих губ.

 – Маруся, – упрямо пробормотала я, окончательно вырубаясь из действительности.

 Проснулась я от того, что меня... одевали. Мне казалось, что все как раз должно было бы наоборот. Судя по тому, что происходило до этого. Но нет, эти Гобсеки ныкали свое сокровище с моим спящим сознанием, заворачивая в несколько слоев ткани.

 – А что происходит? – созрела я до выяснения.

 Оказалось, созрела не только я. И не только созрело, но и норовило на меня рухнуть и погрести под грузом вины.

 – Ты хоть понимаешь степень своей безответственности? – зарычал Эмилио, натягивая на меня сапожки.

 – Понимаю, – кивнула я, соглашаясь. – Что такое степень я знаю. А что такое безответственность?

 – Магдалена! – рявкнул Филлипэ, начиная заплетать мне косу. – Ты посмела нанести вред своему здоровью! И должна понести за это наказание!

 – Мне уже страшно, – пробурчала я. – Впрочем, иметь рядом таких, как вы, – уже наказание для женской психики. Столько много и все мое.

 – Не смей больше убегать! – злился Эмо, подступая ко мне с плащом. – Чем ты только думала?

 – Мозгом, – поведала я ему, садясь, поддерживаемая синеглазым.

 – А он у тебя есть? – фыркнул тот, приступая к заматыванию головы. – Что-то я уже в этом не уверен.

 – Есть, – сморщила я нос. – Два. Один спинной.

 – Видимо, им ты и думала! – пождал губы Эмилио, вставая передо мной и складывая на груди руки.

 Кстати, оба были уже одеты по-походному.

 – Возможно, – пожала я плечами. – Голове тоже нужно изредка отдыхать!

 – Она у тебя на бессрочном отдыхе, – заявил Филлипэ, вставая рядом с другом.

 Два таких соблазнительных обвинителя, что захлебнуться слюной и обзавидоваться. Это когда у кого-то. Или занять оборону в шкафу, если это твое.