Шарада (ЛП) - Доун Нирай. Страница 31

Когда я не отвечаю, она продолжает:

— Видел бы ты, как эта девушка смотрит на тебя. Я рада, что стала свидетельницей этого.

Ее слова не могут заставить меня чувствовать себя еще большим дерьмом, потому что у нас с Шай все несерьезно. Ведь так?

— Это не то, что ты думаешь.

— Или, может, ты просто не хочешь в этом признаваться, — возражает мама.

Я стараюсь с ней не спорить, потому что у нее это отлично получается, даже в те мо-менты, когда она не права, как сейчас.

— Все, чего я хочу в этой жизни, — чтобы ты был счастлив, Кольтон. Ты заслуживаешь этого, хотя я и знаю, что ты так не считаешь. Если она может сделать тебя счастливым, хва-тайся за это. Хватай ее и не отпускай.

У меня начинает жутко щипать глаза. Счастье. Что это вообще такое? Может ли Шай сделать меня счастливым? Счастлив ли я сейчас? Можно ли назвать счастьем то, когда я с ней смеюсь? Вхожу в нее?

— Я… — Но больше ничего не произношу.

Мама сжимает мою руку с большей силой, чем я от нее ожидал.

— Я все еще хочу татуировку, помнишь? Я ожидаю, что ты мне это обеспечишь.

От смены темы разговора у меня слегка отпускает грудь.

— Ты не хочешь татуировку. Я это знаю.

— Может, раньше и нет, но сейчас — да.

Я качаю головой. Не могу себе представить, чтобы приведу ее в тату-салон или что она будет сидеть там, пока кто-то будет рисовать на ней чернилами.

— Мне пора идти.

Я встаю, полностью осознавая, что в этом визите не было никакого смысла.

— Хорошо. Рада, что ты навестил меня.

— Я тоже. — Я целую ее, а потом иду к двери. В другой комнате я слышу Мэгги, по-этому знаю, что она не будет здесь одна. — Увидимся позже, ладно?

Я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на нее.

— Ты счастлив, Кольтон? — спрашивает она. — Знаю, что я больна, и это тяжело… но ты счастлив?

Мое горло сжимается так сильно, что я даже не знаю, смогу ли ей ответить. Настолько простой вопрос, но у меня нет на него ответа. Того, который бы я почувствовал.

Я сжимаю дверную ручку.

— Да, мам. Конечно, я счастлив.

Мое сердце стучит отбойными молотками, когда я еду по городу. Я не знаю, куда еду и что делаю, но мне просто нужно уехать. Я направляюсь на окраину города, в небольшой парк-гетто, спрятавшийся в самой глуши, где никого не бывает.

И никто не гуляет.

Я брожу, но не знаю, почему. Я просто слышу, как Шайен говорит мне, что я лучше того, чем занимаюсь, а мама спрашивает меня, счастлив ли я. Все, чего она хочет для меня, — чтобы я был счастлив, а я даже не могу сказать ей правду, черт возьми.

Но я хочу. Впервые я понимаю, что хочу этого для нее и для себя. Мне не хочется быть этим куском дерьма, наркодилером, который оставляет свою девушку, чтобы продать нар-котики. Я не хочу, чтобы мама смотрела на меня, как на самого любимого человека в этом гребаном мире, но знаю, что она тоже хочет большего для меня. Она знает. Она должна знать, чем я занимаюсь и кто я.

У меня вибрирует телефон. Один взгляд на него говорит мне, что кому-то нужна травка. Телефон вылетает из моей руки в дерево и разбивается. Разлетается на миллион ку-сочков, как и я сам сейчас.

По моему лицу текут слезы, и я ненавижу это, но в то же время надеюсь, что они мо-гут очистить меня. Как-то освободить от моих грехов.

Я чувствую себя никем. Я не знаю, кто я и чего хочу, но продолжаю вести свой дерь-мовый образ жизни в то время, как моя умирающая мать надеется для меня на лучшее.

Я когда-нибудь чувствую себя хоть кем — то?

Да, с ней. Или с Шайен. Обнимая ее, целуя или защищая от демонов в ее голове.

Я хочу этого. Не могу поверить, что я хочу ее. Действительно хочу, но что я могу пред-ложить?

Я даю себе волю и кричу. Знаю, что это безумие. Черт, может, я схожу с ума, но я пы-таюсь и выпускаю все из себя. Выдавливаю, потому что я чертовски устал чувствовать вот так.

Я хочу ее. Хочу чего-то. Чего, не знаю, но точно не хочу стоять посреди глуши и схо-дить с ума.

Я устал. Чертовски устал бороться и чувствовать, что бы то ни было. Я лгу обо всем. Для всех я придурок. Я даже не могу правдиво ответить на вопрос «ты счастлив?». Но во мне она видит большее. Они обе.

Мои ноги несут меня обратно к машине. Не знаю, куда я поеду или что планирую де-лать, когда доберусь до нее.

Вообще-то знаю.

Я поеду к Шайен. Она нужна мне.

Не проезжаю я и квартала, как в зеркале заднего вида замечаю красно-синие мигаю-щие огни. И могу лишь думать о травке, лежащей у меня в багажнике.

Глава 26

Шайен

Через несколько часов, когда Кольт уходит, у меня звонит телефон. Я нащупываю его, думая, что это либо он, либо тетя Лили (которая до сих пор названивает мне), но вижу но-мер, который не узнаю. Я почти кладу телефон обратно, но что-то заставляет меня ответить:

— Алло?

— Шайен?

Я тут же узнаю голос. Я выпрыгиваю из кровати.

— Бев. Что случилось? Вы в порядке? Что-то с Кольтом?

Она смеется, и это похоже на более болезненную женскую версию Кольта. Мне стано-вится грустно и радостно одновременно.

— Нет, нет. Ничего не случилось. Если не считать того, что я умираю.

У меня замирает сердце. Слова полностью пропадают. Как на это ответить?

— Хотя и не сегодня. Сегодня я хочу, чтобы ты сделала мне одолжение.

Мое дыхание снова восстанавливается.

— Конечно. Что угодно.

Внутри меня разрастается счастье. Для меня честь, что она обратилась ко мне, и я да-же не знаю, чего она хочет. Эта женщина встречалась со мной только раз, но когда Кольта, очевидно, нет рядом, она обращается ко мне.

— Я хочу сделать татуировку.

Я запинаюсь. Я совсем этого не ожидала.

— Э-э… правда?

И снова смех, и может это звучит нелепо, но я уже скучаю по Бев. Не могу себя пред-ставить на месте Кольта, знающего, что он потеряет ее. С моей мамой все было по-другому, и все равно я не могу с этим справиться. Мы не были близки, и она забывала обо мне боль-ше, чем думала, но твои родители — это всегда твои родители. У Кольта мама — любящая потрясающая женщина, и он видит, как она умирает.

— Знаю, что это звучит глупо… особенно, учитывая все неприятности, которые я на-влекла на Кольтона. Наша самая большая ссора произошла, когда он в семнадцать лет при-шел домой с первой татуировкой.

Я сажусь на кровать, надеясь, что она расскажет эту историю.

— Он думает, что такой большой и сильный, но знал, что я разозлюсь. Вот для чего он сделал ее на спине. Попытался ее спрятать. Он может думать, что хорош во многих вещах, но что — то спрятать от меня к ним не относится. Я знаю своего сына и в ту минуту, когда он пришел домой, поняла, что он что-то сделал, что мне не понравится.

— И что было дальше? — спросила я.

— Ну, сначала я не знала, что это, но могла сказать, что он нервничает. Он не очень хороший лгун, хоть и думает так. Весь вечер я наблюдала за ним и заметила, что он вздрог-нул, когда откинулся на спинку дивана. Не говори ему, что я тебе рассказала, но и с болью он не очень хорошо справляется.

Я смеюсь, представляя молодого Кольта, пытающегося спрятать татуировку от Бев.

— Как вы узнали?

— Подошла прямо к нему, заставила его встать и поднять футболку, конечно.

От этого я смеюсь еще сильнее. Вскоре Бев присоединяется ко мне, но потом начинает кашлять. Я слышу, что ей не хватает воздуха.

— С вами все в порядке?

Она вздыхает.

— В порядке, насколько я могу быть. Шайен… Я хочу ее сделать. Я чувствую, что мне нужно ее сделать, и не хочу ждать.

Меня поражают две вещи. Во-первых, если она не хочет ждать, то не уверена, что у нее много времени. От этой мысли у меня в груди становится пусто, а глаза начинает щи-пать от слез.

А во-вторых, Кольт не одобряет. Вот почему она обратилась ко мне. Другой причины не может быть.

— Бев…

— Пожалуйста. Ты знаешь, каково это быть взрослой женщиной, которой приходится умолять о помощи в таком вопросе? Я хочу этого. Мне нужна эта татуировка, а Кольт упрям. Я думаю… — ее голос надламывается, и мне кажется, что она может заплакать.