Умру и буду жить (СИ) - "Старки". Страница 14

— Андрей, мне больно…

Мазуров вздрогнул. Встал с моей спины, осторожно вытащил из меня свой орган и зло заорал:

— Почему так? — блин, я был прав, у него всегда после секса спазм гнева, неужели сейчас будет бить? — Стась! Я же не хотел крови! Что не так? Почему кровь? Какого чёрта? Я же видел: у других не бывает крови! Чёрт! Что делать?

Идиот! Напугал меня. Фух-х-х…

— Ничего не делать, я в душ! — вклиниваюсь я в его истерику. И чёрт, он подхватывает меня на руки и в неудобной позе тащит в ванную комнату, как будто у меня кровь на пятках, а не на заднице! Ставит в ванну, включает душ, «настраивает» тёплую водичку и начинает меня мыть.

— Андрей, я сам… — робко пытаюсь остановить его я.

— Стой! Слушайся!

— Где ты видел «секс без крови»?

— На зоне, где ещё? Повернись!

— И там?

— Там были парни-девки, так никакой крови не было. Мужики плевали им на очко и всё! Почему у тебя кровь?

— Андрей, нужна смазка или хотя бы специальный презик. И ещё обычно растягивают задний проход, а я не сделал этого. Я — не девка на зоне, у меня секс был давненько.

— Правда? — радостно спросил Мазуров и даже остановил свои руки, но тут же строго: — Почему ты не сказал о смазке? О растягивании?

— Прости… — нормально, я ещё и виноват! После моего «прости» нотации закончились, он полез мыть мне дырку, пришлось вмешаться, хлестнуть по этим заботливым рукам. Он уступил и оставил меня одного. Но ненадолго, всего лишь уходил за полотенцем. Завернул меня в белое облако, как дитя, и потащил в спальню. Кинул на кровать, а сам скрылся в ванной. Зашумел там водой. Я вытерся, осторожно прошёлся по анусу, блин, запачкал кровью полотенце! Может, трусами своими заткнуть как-нибудь? Ищу трусы. И не помню, где видел! Подобрал штаны и рубашку, но и их надеть не успел.

— Куда? — взревел Мазуров, появившись из ванной комнаты всё в том же синем халате.

— Спать пойду.

— Спишь здесь.

— Э-э-э… зачем?

— Затем.

— Я пинаюсь!

— Я тоже.

— Я одеяло стягиваю!

— Я найду ещё одно.

— Я говорю во сне!

— Интересно будет послушать.

— Андрей, на фига это надо?

— Хочу проснуться с тобой… Ложись.

Он отбирает у меня рубашку и джинсы, а я ложусь на кровать и тут же нахожу трусы, которые тоже оказались отобраны. Мазуров укрывает меня лёгким одеялом, а из шкафа-купе вытаскивает плед и ещё одну подушку. Щёлкает светом и ложится на другой край кровати. Никаких нежностей! Никаких чмоков на ночь! Никаких обниманий на сон грядущий! Я слушаю его дыхание, жду, когда он уснёт. Он уснёт, а я уйду к себе. Не в моих правилах с кем-то просыпаться! А он как слышит мои мысли, вдруг говорит:

— Даже не думай!

— Я не думаю.

— Ночуешь здесь. Завтра тоже.

— Но-о-о…

— Я сказал.

— Тогда у меня условие.

— Слушаю.

Я поворачиваюсь к нему лицом.

— Разреши мне отремонтировать беседку во дворе! Мне много материалов не надо. А инструмент у тебя наверняка есть.

— Зачем тебе это? Я ей не пользуюсь всё равно.

— Будешь пользоваться. Я просто хочу. Мне невыносимо ничего не делать.

— Хорошо. Покажу завтра, какие материалы и инструмент в гараже лежат. Ваяй!

— Ура! – шёпотом ликую я.

— У меня тоже есть условие.

— Слушаю.

— Побрей меня завтра.

— Чем?

— У меня есть опасная бритва.

— Хорошо.

И он блаженно улыбнулся. Зарезать его, что ли, завтра? Ишь ты, побрей! Надо ещё какое-нибудь условие поставить, надо… Надо будет потребовать болгарку и дерево, и шлифовальный инструмент, а может, ещё камней? Так, и краску коричневую, красную, или слоновую кость к красной? Ещё кисти, дюбеля на десять, сверло, лопата всяко есть, может, есть газонокосилка? Надо будет попросить какую-нибудь одежду и перчатки, и…

И проснулся я всё равно на Мазурове. Блядь, романтический зэк с рельефным торсом. Наверняка это он сложил меня на себя! И рассматривает моё лицо. Серьёзен.

— Мне на работу вставать, а ты можешь спать дальше… — вместо «с добрым утром» выдал Мазур.

— Нет, у меня планы на утро! — вместо «и тебе с добрым утром» отвечаю я. Мне всю ночь беседка снилась, а я дрыхнуть буду?

Мазуров всё равно встал первым, куда-то вышел из спальни. Мне захотелось одеться без любопытных глаз. Но ни джинсов, ни рубашки, ни трусов не увидел поблизости. Куда он их дел? Обнаружил белое махровое полотенце, обернулся в него, собрался добежать до своей комнаты, но в дверях столкнулся с Андреем. Тот горделиво нёс серую коробочку с золотым тиснением.

— Вот! — заявил он. — Это опаска! Мне её на день рождения в прошлый раз подарили. Подойдёт?

Он открывает коробку, а там набор для бритья. Не шухры-мухры — немецкий Robert Klaas, здесь сама бритва с костяной рукояткой цвета орех, с такой же держалкой волосяной помазок, рядом брусок с ремнём для правки лезвия, тюбик с абразивом и стеклянный флакон с пеной для бритья. Нехилый наборчик, смотрится, как ретро, под шестидесятые года.

— Круто, — с завистью протягиваю я. — Я одежду свою не могу найти…

— Трусы и рубашку я выкинул, а джинсы бросил в машину.

— Выбросил?

— Так они драные!

— А как же мне теперь?..

— В смысле? У тебя другого, что ли, ничего нет?

— Нет. Всё сгорело в квартире. Осталось только то, что было на мне.

— Бля-а-адь! — заорал Мазуров, в глазах ярость. — А что же ты молчал?

— Были другие проблемы…

— Ладно, — осёкся этот гневливый жеребец, орёт по каждому поводу! — Мы это исправим! Что надо ещё для бритья?

Я велел принести полотенце и электрический чайник. Мазур побежал как дитё — чуть ли не вприпрыжку. А я вынул бритву, раскрыл и «потягал» её по коже бруска, выправил тонкое лезвие. Проверил остроту на руке. Классный нож, у меня на работе «Золингер» валяется, он, конечно, удобный и профессиональный, но этот приятнее в руках держать.

Полотенце скрутил в рулончик и заткнул им чайник, включил, чтобы вода кипела. Усадил Андрея на табуретку. Намочил помазок, выдавил густую пену на его щетинистые щёки и круговыми движениями взбил пену на его коже. Стою над ним, между моих ног его колено. Натягиваю кожу у виска и провожу «по шерсти» с выверенным наклоном в тридцать градусов и сразу смазываю пену о свою руку, ещё взмах по скуле, к уху, осторожно вокруг баков. Лезвие ходит гладко, как по маслу, волоски почти не чувствуются… Поднимаю кончик носа и осторожно по верхней губе. Нужно было всё же надеть очки, моя близорукость заставляет слишком близко пододвигаться к выбриваемой поверхности. Натягиваю кожу подбородка, вытянув нижнюю губу, перехватываю бритву и «против шерсти». У него тут ещё родинка выпуклая, не срезать бы… Хотя зарезать же вчера хотел! Вот тут тонкий разрез по крепкой шее, так доверчиво открытой моему умению. По шее лезвие ходит как по бульвару, ш-ш-шик, ш-ш-шик!

— Ой! — я почти дёрнулся, чуть не порезал Мазура. Эта сволочуга правой рукой провела по бедру и остановила свои похотливые тёплые пальцы в складке под ягодицей. — Рискуеш-ш-шь! У меня лезвие! – зашипел я. Рука медленно скатилась вниз до нежной кожи подколенного сгиба, осталась там.

Я принимаюсь за левую сторону лица. Оставаясь в той же позе: просунув правую ногу между его коленей, поворачивая его лицо на себя. Краем глаза замечаю, что он косит на меня бесстыжим взглядом, и при этом не страх отражается в этих карих ягодах и не интерес, а какой-то мутный восторг. Ах, ты романтичный зэк! Придумал новый способ секса, оргазм лица! Но я сосредоточен, я же профи, порезать клиента, пусть даже собственного убийцу, моветон!

Когда лезвие слизало с его кожи белые сливки пены и густые тычки щетины, я выхватываю из чайника пропаренное полотенце, встряхиваю и прижимаю это парево к его скулам и щекам. Йес! Он застонал! Гы-гы-гы! Он даже вчера не стонал! Есть некая обида, задница не так хороша? Романтичный паразит! Мазуров уткнулся в мои руки, как ребёнок в длани отца, упёрся затылком в мою грудь и стонет.