Пир стервятников - Мартин Джордж Р.Р.. Страница 69

Сразу за «Железной победой» шли «Горе» и «Железная месть». Следом растянувшимся на много лиг строем поспешали к вечернему приливу «Твердая рука», «Железный Ветер», «Серый призрак», «Лорд Квеллон», «Лорд Викон», «Лорд Дагон» и прочие — девять десятых Железного Флота. Душа Виктариона радовалась при виде их парусов. Ни один мужчина не любил своих жен хотя бы наполовину так сильно, как лорд-капитан любил свои корабли.

На песчаном берегу, сколько хватал глаз, выстроились ладьи с торчащими, словно копья, мачтами. На глубине стояли баркасы, карраки и другие трофейные корабли, слишком большие, чтобы вытаскивать их на берег. Всюду виднелись знакомые знамена.

— Это, часом, не «Морская песнь» лорда Харло? — прищурился Нут, крепко сбитый, кривоногий и длиннорукий: зрение с годами стало ему изменять. В молодости про него говорили, что брошенный им топор может сбрить человеку бороду.

— Она самая. — Родрик-Чтец, как видно, умудрился расстаться со своими книгами. — А вон там «Громобой» старого Драмма и «Ночная летунья» Блэкрида. — Виктарион узнавал их даже со спущенными парусами и обвисшими знаменами, как и подобало лорду-капитану Железного Флота. — И «Серебряный плавник» — это какой-то родственник лорда Сейвина. — Виктарион слышал, что Вороний Глаз утопил старого Ботли, а наследник его погиб у Рва Кейлин, но оставались еще братья и младшие сыновья, не то четверо, не то пятеро. Им Вороньего Глаза любить не за что.

Взгляд Виктариона упал на узкую, низко посаженную одномачтовую галею. Ее свернутые паруса были черными, как беззвездное небо. «Молчаливый» даже на якоре казался быстрым и беспощадным. Его нос украшала черная чугунная дева с простертой вперед рукой — тонкая талия, гордо выпяченная высокая грудь, красивые длинные ноги. Чугунные волосы точно развеваются на ветру, глаза перламутровые, а рта нет вовсе.

Виктарион сжал кулаки. Этими самыми руками он забил до смерти четырех мужчин и одну жену. Волосы его тронула седина, но вся прежняя сила пока при нем — грудь широкая, как у быка, живот плоский, как у мальчишки. Тот, кто проливает родную кровь, проклят в глазах богов и людей, напомнил ему Бейлон, отсылая Вороньего Глаза в море.

— Он здесь, — сказал Виктарион Цирюльнику. — Убирай паруса, дальше пойдем на веслах. Пусть «Горе» и «Железная месть» станут так, чтобы перекрыть «Молчаливому» выход в море, а остальные должны закупорить весь залив. Чтоб ни одна ворона отсюда не вылетела без моего разрешения.

С берега уже слышались приветственные крики родных и знакомых, увидевших паруса «Победы», но «Молчаливый» молчал. На его палубах толпилась диковинная команда — одни черные, как смола, другие приземистые и волосатые, словно соториосские обезьяны. Настоящие чудища.

«Победа» бросила якорь в двадцати ярдах от «Молчаливого».

— Спусти шлюпку, я поеду на берег, — сказал Виктарион. Пока гребцы рассаживались, он пристегнул пояс — меч на одном бедре, кинжал на другом. Нут набросил ему на плечи плащ лорда-капитана. Девять слоев золотой парчи были сшиты в виде кракена дома Грейджоев, щупальца болтались у голенищ. Поверх кафтана из черной вареной кожи надета кольчуга — во Рву Кейлин Виктарион не снимал ее даже ночью. Боль в спине и плечах перенести легче, чем кровавый понос. Отравленной стреле какого-нибудь болотного дьявола достаточно лишь оцарапать кожу, и человек начинает корчиться, с криками извергая из себя красно-бурую жижу. Кто бы ни сел на Морской Трон, я разделаюсь с этой болотной нечистью, дал себе слово Виктарион.

Он водрузил на голову высокий шлем в виде того же кракена. Железные щупальца опускались вдоль щек и смыкались под подбородком. Шлюпка уже ждала его.

— Сундуки оставляю на тебя, — спускаясь в нее, сказал Виктарион Нуту. — Смотри, чтобы их стерегли как следует. — От этих сундуков зависело многое.

— Слушаюсь, ваше величество.

— Я пока еще не король, — хмуро ответил Виктарион, садясь на корме.

Эйерон Мокроголовый встречал его у кромки прибоя со своим водяным мехом под мышкой, тощий и длинный, хотя и ниже Виктариона. Нос торчал, как акулий плавник, на костлявом лице глаза казались металлическими. Борода у него отросла до пояса, скрученные веревки волос падали до самых колен.

— То, что мертво, умереть не может, брат, — сказал он, когда холодные волны закипели вокруг их лодыжек.

— Оно лишь восстает вновь, сильнее и крепче, чем прежде. — Виктарион снял шлем и встал на колени. Море налилось ему в сапоги, промочило бриджи, соленая струя из меха оросила лоб. — Где наш брат Вороний Глаз? — спросил лорд-капитан, окончив молитву.

— В своем парчовом шатре, среди шума и гама. Безбожники и чудовища ему теперь стали еще милее, чем прежде. Этот наш брат пошел не в отца.

— И не в мать. — Виктарион не хотел говорить о насилии в этом месте, освященном костями Нагги и чертогов Серого Короля, но ему много ночей подряд снилось, как он бьет кольчужным кулаком по ухмыляющейся роже Эурона и дурная кровь хлещет из разбитого носа. Нет, нельзя. Он дал слово Бейлону. — Все ли собрались? — спросил он Мокроголового.

— Все, чье слово что-нибудь значит. Капитаны и короли. — На Железных островах это означает одно и то же, ведь каждый капитан — король на своем корабле, и каждый король обязан быть капитаном. — Намерен ли ты заявить права на отцовский трон?

Виктарион представил себя сидящим на Морском Троне.

— Если Утонувший Бог того захочет.

— Волны скажут тебе его волю, — отвернувшись, молвил Мокроголовый. — Прислушайся к волнам, брат.

— Хорошо. — Он представил себе, как волны шепчут его имя, как это имя выкрикивают капитаны и короли. Если чаша перейдет к нему, он не пронесет ее мимо рта.

Вокруг уже собрались люди, желающие сказать ему приветственные слова. Виктарион видел в толпе жителей каждого острова — Блэкридов, Тауни, Орквудов, Стонтри, Винчей и многих других. Гудбразеры явились в полном составе — со Старого Вика, с Большого и с Оркмонта. Кодды тоже, хотя эти у всех порядочных людей вызывают только презрение. Скромные Шеперды, Уиверы, Нетли стояли плечом к плечу с представителями древних и знатных домов. Даже Хамблы, потомки рабов и соленых жен, и те были здесь. Один из Вольмарков хлопнул Виктариона по спине, двое Спарров сунули ему в руки мех с вином. Он выпил, утер рот и пошел с ними к кострам — говорить о войне, добыче и своем славном будущем царствовании.

К ночи моряки Железного Флота поставили у черты прилива огромный шатер из парусины, чтобы Виктарион мог попотчевать полсотни знаменитых капитанов жареными козлятами, соленой треской и омарами. Эйерон, тоже пришедший на пир, ел рыбу и пил воду, но в море выпитого капитанами эля мог свободно поместиться Железный Флот. Свои голоса Виктариону обещали Фралегг Сильный, умница Альвин Шарп, горбатый Гото Харло. Гото даже дочь свою предложил ему в жены.

— Я неудачлив в браке, — сказал ему Виктарион. Первая его жена умерла, разродившись мертвой дочерью, вторую унесла оспа, а третья…

— Король должен иметь наследника, — настаивал Гото. — Вороний Глаз собирается предъявить вечу трех своих сыновей.

— Бастардов и выродков. Сколько лет твоей дочери?

— Двенадцать. Красива, только что расцвела, способна к деторождению, и волосы у нее цвета меда. Груди пока еще маленькие, но бедра в самый раз. Она больше удалась в мать, чем в меня.

Это, как понял Виктарион, означало, что горба у девушки нет. Но, пытаясь представить ее себе, он видел жену, которую убил своими руками. Он рыдал при каждом ударе, который ей наносил, а потом отнес ее на скалы, чтобы скормить крабам.

— Я с радостью взгляну на твою дочку, когда надену корону, — сказал он. Гото, не смея надеяться на большее, отошел довольный.

Бейелору Блэкриду угодить оказалось труднее. Он сидел рядом с Виктарионом, пригожий и гладколицый, в черно-зеленом полосатом камзоле. Соболий плащ был застегнут серебряной семиконечной звездой. Восемь лет он провел заложником в Староместе, и там его приучили молиться семи богам зеленых земель.