Третий пол: Судьбы пасынков природы - Белкин Арон Исаакович. Страница 39

Спросите у любой женщины: кто из ее детей вызывает в ней более сильную нежность? Сам вопрос покажется ей обидным: матери одинаково дороги и сыновья, и дочери! Но в статье я привел данные, полученные американским исследователем М. Льюисом, который установил, что это далеко не так.

В первые шесть месяцев матери дотрагиваются до сыновей значительно чаще. Это бесконтрольная, не фиксируемая самими женщинами потребность, доставшаяся им по наследству от многих поколений праматерей. Связать ее можно с тем, что будущий мужчина, наследник, представлял большую ценность для семьи. Но известно и другое: в численности новорожденных сыновья преобладают, а уже через несколько месяцев равновесие восстанавливается, то есть природа делает мальчиков более хрупкими, уязвимыми…

А ближе к году картина резко меняется. Теперь матери чаще дотрагиваются до дочерей, а между собой и сыновьями увеличивают дистанцию. Эти различия заметны только при очень внимательном наблюдении, как бы через увеличительное стекло. Возраст, когда мать начнет сознательно сдерживать свои эмоции, чтобы не испортить сына «сюсюканьем», еще впереди. Речь пока идет о крошках, не умеющих ходить, разговаривать, если есть такая счастливая возможность, их даже еще не отлучают от груди. Но уже в эту нежнейшую пору мальчики меньше контактируют с матерями, что создает основу для самостоятельности, независимости, способности брать на себя ответственность.

Затронул я в той давней статье и вопрос, который продолжает занимать меня до сих пор. Два одинаково любимых, одинаково родных лица склоняются над ребенком: отец и мать. Какой внутренний компас поворачивает взгляд сына к отцу, а дочки – к матери, когда начинается бессознательный поиск объекта идентификации? Думаю, что окончательному выбору предшествует некий подготовительный этап, когда ребенок пытается примерить обе модели, но останавливается на той, освоить которую ему, в силу биологических особенностей, легче. О «принципе легкости» у нас говорят значительно меньше, чем он того заслуживает, будучи одним из важнейших регуляторов психической жизни. Именно он заставляет отдавать предпочтение самым коротким и простым путям к поставленной цели, он предохраняет от излишних затрат энергии. И он служит самым надежным мостиком, соединяющим две стихии, к которым принадлежит человек, – его биологическую предрасположенность и способность к социальной самореализации. То, к чему есть врожденный талант, дается играючи. Если же мы беремся не за свое дело, природа немедленно сигнализирует об этом целым комплексом неприятнейших ощущений. Например, мальчик, органически наделенный высоким уровнем болевой чувствительности, может сколько угодно мечтать о выступлениях на боксерском ринге, но природа не позволит ему заниматься этим видом спорта.

То же самое происходит и при выборе определенной половой роли. Биологическая предрасположенность к ней обуславливает легкость ее исполнения, а поощрение социального окружения закрепляет достигнутые успехи. Так постепенно у ребенка складывается чувство его половой принадлежности, вырабатывается определенный характер поведения. Возникает глубокое осознание собственной личности как личности мужчины или женщины.

Сегодня я мог бы дополнить это рассуждение рассказом еще об одном интереснейшем американском исследовании. В его программу, кроме многого другого, входило наблюдение за естественным поведением больших групп детей 6–8 лет. Вот воспитатель выводит их на прогулку в сад и предоставляет самим себе. Начинается «броуново движение»: дети бегают, играют, шалят, беспрерывно создаются и распадаются маленькие компании. Каждый ребенок ведет себя в соответствии со своим характером и темпераментом, так что поначалу кажется. что никаких иных закономерностей в их поведении не существует. Но если посмотреть внимательнее, выясняется каждый раз, что дети разного пола ведут себя по-разному. Девочки стараются расположиться поближе к взрослому, чаще обращаются к нему, задают вопросы, вообще заметно, что они учитывают его присутствие. Мальчики – наоборот. Они держатся в отделении и в пространственном смысле – ближе к границам участка, и в психологическом. У них меньше вопросов к воспитателю, они меньше нуждаются в его одобрении. Это явно один из факторов, способствующих тому, что дети, хоть они проводят какое-то время в общей игре, никак не чуждаясь и не стремясь обособиться, все-таки чаще сбиваются в однополые стайки.

Подчеркну один принципиальнейший момент. Как и в опытах М. Льюиса, речь одет о достаточно тонких градациях. Нельзя сказать, что мальчики вообще не подходят к воспитателю или что девочки хорошо чувствуют себя только у него под крылом. Различия обнаруживают себя при суммировании итогов большого числа наблюдений, скорее статистически, чем визуально. И уловить их можно только при сравнении. Если разделить лист бумаги пополам, на одной половине подробно описать поведение мальчиков, а на другой – девочек, картинки получатся примерно одинаковые. И только когда начинают их сопоставлять, половые различия проступают в виде определенных тенденций.

Я представил себе: а что, если бы подобный эксперимент был поставлен, допустим, сто лет назад? И сразу понял, что даже чисто технически это было бы делом неисполнимым. Мальчики и девочки не могли бы составить такую большую, устоявшуюся смешанную группу. Они росли врозь, их воспитывали разные люди – и по-разному. Даже в одной семье, среди любящих друг друга братьев и сестер, непререкаемый обычай воздвигал невидимую стенку. Если бы девочка и захотела поиграть в «мальчишеские» игры, ее бы строго одернули. Если бы мальчик и захотел прижаться к матери, он бы не получил такой возможности. Замкнутые в своем, особом мире, будущие мужчины и женщины по-разному проходили путь психического развития, у них формировались несхожие рефлексы, потребности, способы внутренней самозащиты.

Постоянно читая в старых романах, как героини чуть что падали в обморок и у них приключалась горячка, я думал: уж не притворялись ли они? Или это авторское преувеличение, литературная условность, призванная подчеркнуть драматизм событий? Мне тоже случалось видеть, как в стрессовой ситуации женщины лишались чувств. Но это были единичные эксцессы, и требовались для них исключительные, напоминающие удар молнии потрясения. Но потом, уже глазами психоэндокринолога, я проследил путь воспитания тех слабонервных женщин и понял, что притворство, если оно и имело иногда место, вовсе не было делом обычным. Девочка росла в оранжерейных условиях, ее опекали, лишали малейшей самостоятельности. Ее познания о мире были резко ограничены и почти не подпитывались собственным опытом. Даже в играх ее ограждали от ситуаций, связанных с риском, с опасностью испытать резкую боль. И как настоящий оранжерейный цветок, она становилась беззащитна перед травмирующими факторами среды. Ненатренированная эндокринная система пасовала даже перед незначительными, по мужским меркам, стрессами, и запредельное напряжение вызывало психический эффект, подобный короткому замыканию…

Ну, а в наше время? Любой скажет, что никаких половых различий нынешняя система воспитания не учитывает. Ее даже порой сурово упрекают в этом. Маскулинизация женщин, феминизация мужчин, этот двуединый лик социально-психологического гермафродитизма, вызывавший такую бурю во многих душах, потому, мол, и возник, потому и стал он возможен, что наша цивилизация отказалась от разных подходов к детям. В детском саду они вместе, в школе – вместе, игрушки – общие, развлечения – одинаковые…

Как и множество других слишком резких обобщений, сделанных под влиянием крайнего раздражения, это мнение нуждается в корректировке.

Изучая спонтанное поведение детей, американские психологи, с чьей работой мы только что познакомились, особое внимание обратили и на то, как обращаются с этими детьми воспитатели. И точные замеры показали, что различия в дистанции между ребенком и взрослым – более близкой для девочек и более далекой для мальчиков – создаются не только по инициативе самих детей. Если такое сравнение не покажется обидным, девочек воспитатели держат на более коротком поводке: больше внимания, больше контроля, больше стремления опекать. Мальчиков же предоставляют самим себе, следя разве что за их безопасностью. Интересно, что воспитатели-мужчины и воспитатели-женщины вносят в эту общую для всех закономерность свои поправочные коэффициенты: в женщинах явственнее проступает желание опекать, контролировать, мужчины меньше вмешиваются в перепалки, вспыхивающие между детьми, в них меньше заметно стремление оставить за собой, как за верховным арбитром, последнее слово.