Беглец-Шоу - Белкин Сергей Николаевич. Страница 46

Господин Калика протянул обеими руками в сторону Джона правительственную голубую папку и сверкнул безупречными зубами, открывшимися в широкой улыбке. Журналисты не выдержали и зааплодировали.

Джон слушал сладкоголосого глашатая и чувствовал, как на смену злобе и решимости в его сердце входит всепрощение и доброта.

– Наконец-то справедливость восторжествовала! Все узнали, что он не был виноват в этом злосчастном столкновении с самолетом! Все узнали, что он был несправедливо наказан, а потом попросту загнан в угол!

Джон почувствовал, что напряжение этих дней вот-вот просочится в виде слез и, чтоб не допустить такого позора перед миллионами телезрителей, Джон наклонил голову и, как бы сосредоточенно слушая, потер переносицу и сглотнул слюну.

"Ну, держись, брат, держись. Осталось совсем чуть-чуть потерпеть. Мы уже победили" – услышал Джон шепот и почувствовал, как Игнат обхватил его запястье и крепко сжал в знак поддержки.

Джон резко отдернул руку, поднял голову, раздвинул цепочку окружавших его бойцов и двинулся прямо на камеры телекомпаний.

Микрофоны и объективы дружно развернулись в его сторону, а трескотня комментаторов резко усилилась.

Джон остановился и поднял руку, успокаивая галдящих журналистов. Мгновенно воцарилась абсолютная тишина.

– Кхм! Господа… Господин Калика, спасибо за столь справедливое и своевременное разрешение этой проблемы, – начав с покашливания, заговорил Джон, и его голос с каждым словом звучал увереннее и громче.

– Иван! Ты что!? – раздался громкий шепот Игната, но Джон даже не оглянулся.

– Прошу Вас, господин Калика, – продолжил Джон. – Если эти документы предназначены мне, передайте их, пожалуйста.

Господин Калика, продолжавший все это время стоять в картинной позе с протянутой к Джону голубой папкой и ярко сверкающим на ней золотым Гербом, как бы замешкался, оглянувшись на секунду в поисках поддержки, но быстро сориентировался, улыбнулся и сказал: "О, да! Примите эту гарантию вашей свободы! Вы ее честно заслужили!"

Калика передал папку полковнику Голембо, тот подозвал майора, майор, тоже держа папку на вытянутых руках, чеканным шагом приблизился к барьеру из колючей проволоки, скрученной в спирали и протянул ее Джону.

Джон принял папку и вернулся в исходную точку перед телекамерами, следившими за всеми передвижениями. Комментарии журналистов, что-то непрерывно вещавших своим зрителям, слились в дружное, громкое, неразборчивое щебетанье.

Игнат, оставаясь за спинами бойцов, с кем-то горячо разговаривал по телефону, прикрыв рот ладонью. Выражение его лица не было видно, поскольку маску он не снимал.

Адам заставлял себя идти медленно, старался придать лицу полусонное выражение, чтоб ничем не выдать своего ликования: "Удалось! Слава Тебе, Господи, слава Тебе! Пошла фишка, пошла! Как бы только не спугнуть!"

Выйдя из офиса Джгавы, Адам остановил первое же такси и, сказав шоферу ехать прямо, пока он не скажет, куда сворачивать, откинулся на спинку заднего сидения и беззвучно захохотал, ощупывая в кармане пять пачек по десять тысяч в каждой.

Через несколько минут, когда машина мчалась уже по скоростной эстакаде, Адам принял решение и велел водителю ехать на площадь у трех вокзалов.

Водитель заворчал, что-то на тему "раньше надо было сказать, теперь придется до развязки ехать". Адам резко оборвал его, велев заткнуться и молча рулить туда, куда приказано: к Казанскому вокзалу!

Прибыв на вокзал, Адам расплатился с водителем и, войдя под своды дебаркадера, решительно направился к электричке на восьмом пути, которая, судя по табло, должна была отправиться через 11 минут. Адам вошел в пятый вагон, посидел некоторое время у окна, оглядывая пустой перрон, потом перешел в шестой вагон, оттуда в седьмой и, за одну минуту до отправления выскочил из двери седьмого вагона, расположенной как раз напротив входа в подземный переход, протянувшийся под путями.

Из подземного перехода Адама благополучно проник в метро, несколько раз проехался "туда-обратно", продолжая выяснять, нет ли за ним слежки, затем добрался до "Белорусской" и, выйдя на поверхность, углубился в бесконечный лабиринт цветочно-фруктового азербайджанского базара, покрывавшего все окрестности.

Адам знал, куда направлялся, и мог бы сразу войти в магазин Юсуфа, но – береженного Бог бережет! Адам несколько раз прошел мимо, лениво рассматривая витрины и лотки с одинаковыми цветами и фруктами, отбиваясь от назойливых торговцев. Потом, убедившись, что Юсуф на месте, он зашел в соседнюю лавку, стоящую в том же ряду, прошел ее насквозь и вышел на внутренний проулок, которым пользовались только торговцы и грузчики, доставлявшие товар. Это дало ему возможность войти к Юсуфу с черного хода.

– Ас'салям-алейкум, – сказал с поклоном Адам, протягивая Юсуфу обе руки.

– Ва'алейкум-ас'салям, – ответил Юсуф, принимая его руки. – Какая честь, эфенди, какая честь!

– Надо поговорить о важном, Юсуф.

– Прошу, господин, – и Юсуф провел Адама через проходы между тюками и коробками в соседнее помещение.

Из небольшой подсобки вела винтовая лестница в подвал, стены которого представляли собой стеллажи с коробками, заполненными товарами. Здесь Юсуф достал из кармана пульт, нажал кнопку, и часть одного стеллажа отъехала в сторону, обнажив дверь в стене. Открыв ее ключом, Юсуф извинился, что войдет первым, шагнул внутрь и зажег свет.

Адам вошел внутрь и не удержался от восклицания:

– Ничего себе! Вот это да…

– Милости прошу, – ответил Юсуф. Это моя дивания, здесь нам никто не помешает.

Помещение, в котором они оказались, являло собой довольно просторный зал с резными деревянными колоннами, узорчатым расписным потолком и стенами. Вдоль стен лежали ковры, подушки и низкие резные столики, в центре комнаты журчал небольшой фонтан, по углам стояли сундучки и шкафчики, инкрустированные золотом и перламутром, возле которых на полу стояли кальяны, подносы с графинами и хрустальными стаканчиками для чая.

– Да, такое я видел только у арабских шейхов, – сказал Адам.

– Я рад, что вам нравится, эфенди, – ответил Юсуф. – Присаживайтесь, где вам удобно, сейчас я сам подам чай. Для меня большая честь, господин, что вы сегодня мой гость.

Адам сел на шелковую подушку, скрестив ноги, и только теперь увидел, что его башмаки в грязи, брюки в пыли, а от носков, возможно, воняет.

– Извини, Юсуф, что я тебе предварительно не позвонил. Может быть, ты в курсе дела относительно моих проблем и событий последних дней?

Юсуф молча наклонил голову, позволяя трактовать этот наклон как угодно: то ли в курсе дела, то ли не в курсе дела…

– Я расскажу тебе подробнее, если нужно. А сейчас я хотел бы кое-что купить с твоей помощью. Мне придется уехать, но до этого я должен забрать некие документы и материалы, которые не должны тут оставаться.

– Зачем вам самому это делать, господин? Скажите, что и откуда надо забрать, я скажу людям, они все сделают, а мы будем сидеть и пить чай.

– Спасибо, дорогой, но дело такое, что я все должен сделать сам. Просто это никому нельзя поручить. Кроме меня никто этого не сделает. А мне понадобится кое-что из спецсредств, машина и все такое.

Отпустив Адама с пятьюдесятью тысячами в кармане, Джгава посадил своего лучшего аналитика к открытой базе данных и поручил ему все скопировать, проанализировать и доложить. Пока все выглядело прекрасно, единственное, что смущало Джгаву, это ничтожность суммы, за которую Адам продал такой ценный компромат. Это настораживало, хотя имелось и объяснение.

Джгава понимал, что Адам, в любом случае, не жилец. Субайчес не тот человек, от которого можно спрятаться. Шанс, конечно, всегда есть, но даже Адаму с его изворотливостью это сделать будет очень и очень непросто. Но этих ста пятидесяти тысяч, действительно, достаточно, чтоб выбраться за границу. Там у него, наверняка что-то есть, а большую сумму ему все равно не вывезти и здесь не потратить – поймают. "В конце концов, – успокаивал себя Джгава, – сто пятьдесят тысяч не деньги и даже уже имеющейся информации более чем достаточно, чтоб считать сделку выгодной. А опасности, вроде бы, никакой. Ну, даже если этот Адам обманет – и хрен с ним! Впрочем, следить за ним, мы, все равно, будем".