Презумпция виновности (СИ) - Шульгина Анна. Страница 56

Соня, как завороженная смотрела на отражающуюся в темном стекле ладонь, скользящую по её плечам. Сдвигающую злополучные лямки легкого платья. Но почему-то не дернулась, чтобы поправить одежду, даже когда лиф опустился совсем низко. Так, что ещё пара миллиметров, и обнажатся ареолы сосков.

— Знакомая песня.

— Золотце, не повторяй ту же ошибку дважды, — в наказание он дернул подол платья, поднимая его опасно высоко. А кожа на внутренней стороне бедер у неё настолько нежная и гладкая, что даже боязно чуть сильнее провести по ней, чтобы случайно не поранить. Потому пальцы очень осторожно и бережно прошлись по линии её бедра и снова легли на плечи. Чуть сжимая обнаженные руки, прошелся вниз, потом, по внутренней стороне предплечий — вверх.

— Ты не имеешь права решать, где и с кем мне быть.

Если бы не это долбанное зеркало, Соня бы уже давно вскочила и убежала. Или закричала так, что охрана бы примчалась, решив, что их тут живьем на части режут. Но смотреть, как он поглаживает, осторожно лаская, пробуя на ощупь её тело, сбивая тем самым дыхание… Это завораживало. Примерно то же самое она чувствовала, когда смотрела, как он вертит в руках пистолет. Наверное, его ладони и пальцы уже стали её фетишем…

— Не имею. Но у меня достаточно силы и власти, чтобы сделать это. Даже без твоего согласия, — резким рывком он опустил лиф, освобождая её грудь. Казалось бы, вроде, почти ничего и не изменилось, все равно держался на честном слове, но Соня тихо охнула и попыталась отвернуться. Не потому что стыдилась своего тела, просто знала, что, когда увидит, как Даниил играет с её сосками, почувствует его поглаживания, не выдержит и сама попросит продолжать. — Не отворачивайся! — от произнесенного на ухо тихого приказа девушка вздрогнула и не смогла отвести взгляда от стекла.

Хотя и смотрела не на то, что он делает с её телом, а в глаза, но от этого все равно внутри быстро разгоралось душное тепло. Оно пробегало по мышцам, лизало нервы, опаляло горло, делая вдох настолько трудным, что приходилось постоянно сглатывать. Но и это не помогало.

— Останешься со мной, у тебя будет все, что захочешь, — губы скользнули по виску, чуть шевельнув теплым дыханием распущенные пряди. А глаза так и смотрят, почти не мигая, гипнотизируя…

— А если нет? Заставишь? — её собственные пальцы скользнули по его бедру, чуть царапая шершавую ткань джинсов.

— Попытаюсь переубедить. Тебе будет хорошо, — чуть приподняв Соню, Дан сдернул болтающуюся на бедрах юбку и попутно сбросив её балетки, оставив девушку в одних трусиках. А если учесть, что сам так и остался одетым, то картина получалась очень пикантной. — Обещаю.

Да уж, а обещания он обычно держит… От этого по спине побежали мурашки. И захотелось сделать какую-нибудь глупость. Например, повернуться и сесть лицом к нему. Расстегнуть его рубашку и пройтись ладонями по его груди, изучая рисунок мышц. Может, даже лизнуть в нос татуировку, знакомясь с тем, кто так внимательно смотрел на неё однажды утром.

Да уж, совсем мозги едут, если начинает считать рисунок живым…

Но его пальцы, обводящие контур груди, чуть подразнивающие соски, осторожно, без нажима гладящие тонкую кожу, стирали не только разумные, но и мысли вообще.

— Скажи, что тебе нравится… — даже больше, чем ласки, её возбуждал голос. Да ещё и раздающийся так близко, опустившийся до хрипловатого шепота, от которого желание выгнуться, подставляясь под прикосновения, стало во много крат сильнее. — Скажи…

— Попробуй узнать сам, — хоть последние мозги уже, похоже, и потеряла, но женская гордость еще жива. Небольшая, но радость.

— С удовольствием.

Руки теперь гораздо плотнее прижались к чуть повлажневшей от выступившей испарины кожи, стискивая упругую грудь. Плотно, бескомпромиссно. Так, что Соня глухо застонала сквозь стиснутые зубы. И тут же заставила себя замолчать.

— Громче. Не бойся, тут хорошая звукоизоляция, — на пару секунд он полностью отпустил девушку, так, что она, не ожидая этого, пошатнулась и удержалась, только упершись ладонями в его бедра.

— Камеры…

— Их здесь нет, — её притянули обратно, только теперь обнаженной спиной Софья чувствовала не гладкую, чуть прохладную ткань его рубашки, а теплую кожу. — Так что можешь стонать и кричать.

— Я никогда не кричу.

— Будешь. — Она судорожно сглотнула, почувствовав, как пальцы уверенно сдвигают эластичное кружево, составляющее на данный момент всю её одежду. На секунду даже словно очнулась и дернулась, собираясь сбежать. Но рука, обнимающая тонкую талию, почти не напряглась, однако сдвинуться с места Соня уже не могла. — Поздно бояться.

Девушка хотела ответить что-то язвительное и едкое, честно. Но, почувствовав, как в неё проникают длинные пальцы, только укусила себя за губу, пытаясь сдержать вскрик. И оттого, что все её движения повторяла та женщина в отражении, от которой Софья не могла отвести глаз, было только ещё напряженнее и возбуждающе.

— За каждую попытку сдержать себя будешь наказана, — острые зубы довольно сильно прикусили плечо, и от этого не самого ласкового прикосновения Соня выгнулась ещё сильнее, откидывая голову назад.

— Нравится делать больно? — её голос окончательно сел, опустившись до какого невнятного сипа.

— Тебе? Нет, — язык уже пробежался по красноватым полукруглым следам, убирая неприятные ощущения. — А ты любишь боль? — пальцы стиснули левый сосок, не со всей силы, но довольно чувствительно. И снова от этого движения Соню, как током ударило, вырывая все-таки тихий возглас. Ну, или просто невнятный шепот. Но тенденция пугала.

Вместо ответа девушка отрицательно качнула головой и завела руки назад, опуская ладони на его затылок, молча соглашаясь с тем, что он ей даст. Ещё один крик, только теперь уже от более жесткого и глубокого движения его пальцев, поглаживающих её изнутри. И замечаемые сквозь полузакрытые веки неясные отблески грозы в зеркале, где хрупкое тело извивается в руках сидящего позади мужчины…

Наверное, у его выдержки тоже был определенный предел, потому что Соню довольно бесцеремонно сдернули со своих колен и, окончательно сметя со стола все, включая трагично мигнувшую и погасшую от удара о пол лампу, уложили грудью на прохладное полированное дерево.

Тяжелое горячее тело тут же прижало её к столешнице, не давая шевелиться, а влажные губы медленно переместились от плеч вниз, рисуя языком странные узоры на лопатках, поглаживая впадинку позвоночника. На пояснице Дан чуть задержался, исследуя предоставленную в безраздельное владение территорию особо тщательно. Находя какие-то точки, от прикосновения к которым у Сони подгибались колени и сами собой вырывались стоны. Но стоило ей попытаться кричать тише, прикусывая свои пальцы, как обе руки тут же завели за спину, не заламывая, но довольно прочно фиксируя.

— А ведь я предупреждал…

Шорох одежды, только усиливающий возбуждение, заставляющий что-то сжиматься внутри, почти там, где ещё совсем недавно были его пальцы. И ощущение прочной кожаной петли на запястьях.

— Что ты делаешь?! — нет, Соня не испугалась, но это было уже слишком. Ещё никому и никогда она не давала такого контроля над своим телом. Но одно дело позволить ласкать, стискивая руками, и совсем другое — дать себя связать.

— Тшшшш… — его ладони, чуть приподняв девушку, скользнули на живот, мягко поглаживая бархатистую кожу. — Расслабься.

Ну, этого она не могла сделать по определению. Когда тебя всю перекручивает от неудовлетворенного желания, это вообще невозможно.

Но и ответить ей не позволили — Даниил повернул её голову набок и, не давая возможности произнести хоть слово, раздвигая искусанные губы, проникая глубоко в рот, поглаживая влажное нёбо, пробежавшись кончиком языка по краю зубов. Сглатывая невольно вырвавшийся стон, выпивая её дыхание. Почти ставя клеймо.

Было ли это отвлечением или нет, Соня не поняла, но согласно мурлыкнула, почувствовав, как проворные пальцы медленно потянули вниз кружево её трусиков, давая им скользнуть по ногам и упасть на пол. И не позволяя нормально вдохнуть и хоть как-то запротестовать, продолжая почти насиловать её рот. Хотя, если учесть, что несогласных с такими действиями не было, наверное, ни о каком насилии и речи идти не могло. Но, получив секунду передышки, чтобы втянуть в уже горящие от недостатка кислорода легкие немного воздуха, девушка успела шепнуть единственное, за что все-таки цеплялся окончательно отказывающий разум: