Белые врата (СИ) - Волкова Дарья. Страница 28

Глава 20. Рождественско-Новогодняя

О милом европейском обычае дарить на Рождество подарки он забыл. И вспомнил о нем, когда проснулся рождественским утром от того, что ему на грудь водрузили коробку, затянутую красным клетчатым, с кокетливым красным бантом сверху.

– Счастливого рождества, Арти!

Хотелось выругаться на европейцев с их дурацкими традициями и на себя заодно, за свою забывчивость и недальновидность. У него-то никакого подарка для Арлетт нет и в помине! Вместо этого изобразил благодарную улыбку.

– Давай, открывай! – во всем поведении Альки проскальзывает что-то детское, так, что он улыбается. Уже шире и искреннее.

Когда открыл, желание улыбаться пропало. Его пересилило удивление и отчетливое понимание, что такой подарок принимать нельзя.

Рюкзак-airbag ABS System

[13]. Он давно пришел к мнению, что такая вещь ему нужна. И даже начинал копить денег – стоят они недешево. Да как-то все не накапливалось достаточной суммы. Рассматривает подарок. Литров на тридцать пять, карбоновый баллон с азотом. Это же штукарь евро!

– Нравится, Арти?

Еще бы не нравился. Только вот…

– Аль, спасибо, но… Это ОЧЕНЬ дорогой подарок.

Улыбка сползает с ее лица.

– Арти… Ты же не собираешься отказаться?…

– Ален, ну это действительно очень дорогой подарок. Слишком… дорогой.

Почему-то он подумал, что она расстроится. Сильно расстроится. Возможно даже, до слез.

Ничего подобного. Сложила руки на груди.

– Я сделала тебе подарок. От чистого сердца. И позволь мне самой решать, дорогой он или нет. Ты хочешь меня оскорбить отказом?

Он вздохнул.

– Нет. Не хочу. Спасибо, Ален. Это то, что мне действительно нужно.

– Именно поэтому.

Свой собственный рождественский подарок пришлось отдавать натурой. Впрочем, Аленке вроде бы понравилось.

Они даже гостей принимали в тот день. Какие-то старые друзья Алькиного отца. Литвинскому категорически не нравилось, как его рассматривали, в бегло ведущейся на французском беседе принять участие тоже никак не получалось. Приходилось просто терпеть, чтобы не испортить Альке праздник. Позвонил Макс, пригласил присоединиться к нему и ребятам. Увы, Артему пришлось отказаться.

Впрочем, с Максом и компанией они все же встретились. Столкнулись случайно, уже вечером, в одном из баров. Артем познакомил Арлетт со своими «товарищами по несчастью» – олигархи так вошли во вкус, что поменяли билеты и остались в Тине на расплывчатое «после Нового Года». Самого Артема все устраивало, это была более чем выгодная работа. И не очень обременительная. Максу с командой тоже ничего не оставалось делать, как смириться.

Они немножко посидели с ними за столиком, причем ребята просто прифигели от того, как Арлетт свободно говорит по-русски. Ну, еще бы – у нее была неплохая база, да и русский бойфренд способствовал. Небрежно озвученный список тех мест, где она бывала, нокаутировал их окончательно. Правда, Илья через какое-то время реабилитировался. Он бросал на Арлетт задумчивые взгляды и потом все же решился. И поинтересовался, не родственница ли она того самого Бертрана Деларю, автора знаменитой книги «Солнце на леднике». У Артема челюсть отвисла, грубо говоря. Папаша Деларю еще и писатель, оказывается. А Арлетт мило улыбнулась и согласилась, что да, родственница. Дочь, собственно.

В общем, они довольно приятно пообщались, хотя у него было смутное ощущение, что между Арлетт и Машей звенело какое-то напряжение. Которое никак не обозначалось в разговоре. Но Литвин был бы не Литвин, если бы не заметил. И оказался прав.

– Арти, я собираюсь делать операцию.

А ведь он уже почти что спал. Но после таких слов не проснуться невозможно. Что такое? Может, он сквозь дрему не так понял?

– Какую операцию? Что за… Почему?

– Операцию на груди.

Что за фигня! С Алькой все в порядке! По крайней мере, внешне. Наощупь включил ночник, сощурился. И резко дернул вниз одеяло. Оглядел придирчиво, может быть, он чего-то не замечал? Да все как всегда. Небольшая, упругая, со светло-коричневыми сосками.

Арлетт на его осмотр никак не реагирует. А что он знает, собственно, о женской физиологии? Может быть, внешне все в порядке, а внутри…

Он редко чувствовал страх. Даже в самых патовых ситуациях, перед прямой угрозой жизни, верх брало всегда желание выбраться из того, во что вляпался, сразу начинал четко просчитывать варианты, выбирать наилучший способ действовать. А сейчас… Что он может сделать сейчас? Липкое тошнотворное чувство внутри, в районе желудка, было новым и ему абсолютно не нравилось.

– Аль… – осторожно, как по краю обрыва. – А что случилось?

– Хочу поставить себе имплантаты.

– Импла… Чего?!

– Силиконовые имплантаты.

Ему требуется с десяток секунд, чтобы осознать услышанное.

– Силикон?! Собираешься надуть себе силиконовые сиськи?!

– Фи, Арти. Грубо. Очень грубо.

– Зато правда! Зафига, объясни мне!

Она смотрит не на него, перед собой.

– Я видела, как ты смотрел на ту девушку в баре… На Машу. И раньше тоже… иногда… ты думаешь, я не замечала?

– Слушай, я вообще-то не слепой! И смотрю, да! Чтобы хотя бы в косяки не врезаться!

– Арти, ты же понимаешь, о чем я… Тебе нравятся девушки… с формами. Чтобы грудь была… А я… у меня…

Он откидывается на подушку, разглядывает тени на потолке. Послал же Бог на его голову… С одной стороны – умница-ученый, и просто – умница. А с другой стороны – ну совершенно непроходимая дура! Напугала его, а ему дико не понравилось это чувство липкого страха и, что самое неприятное, ощущение собственной беспомощности.

– Ален, я отпираться не буду. Обращаю внимание, да. Я мужчина, в конце концов. Живой мужчина, а мужики на это обращают внимание – так уж они устроены, извини.

– Ты ей тоже нравишься, я видела, как она на тебя смотрела! – совершенно непоследовательно заявляет Алька.

– Ну и что! Мало ли, кому я нравлюсь – Маше, Лене или…

– Какой Лене?!

– Блядь! Да не важно, какой Лене! У меня работа такая – с людьми, клиенты часто к гидам, инструкторам испытывают симпатии. И я могу заглядываться на симпатичных девчонок с формами! Я могу смотреть, улыбаться, подыгрывать – это ничего не значит! Потому что нужна мне – ты! Только ты! И если уж на то пошло, – он говорит запальчиво и почти сердито, – то я тебе не изменял! Ни разу! Никогда! И вообще, с того момента, как мы познакомились… у меня не было никого, кроме тебя! Вот такой я идиот!

Воцаряется тишина. Первой ее нарушает Арлетт.

– Тима, повтори, пожалуйста…

– Про то, что я идиот?

– Нет.

– Про то, что я тебе не изменял?

– Нет, раньше.

– Про Лену?

– Нет!

– Ладно, понял, – поворачивается к ней лицом, опирается головой на согнутую в локте руку. – Ты. Мне. Нужна. Это?

Эхом повторенные ему на ухо слова подтверждают – это.

Парадоксально, но он все еще зол. Нет, это же надо было додуматься… Имплантаты, мля…

– Я надеюсь, что вопрос с силиконом снят с повестки дня?

– Ну, если ты не хочешь… – неразборчиво бормочут ему в шею.

– Не хочу! Меня и так все устраивает! Я тебе больше скажу, Арлетта Бертрановна… Если ты вздумаешь хоть что-то с собой сделать… Хоть что-то в себе изменить… Я тебя брошу! Вот честное пионерское, брошу!

– Честное…что? Какое?

– Неважно, какое! Просто брошу и все! Ясно тебе?!

Арлетта Бертрановна со всей серьезностью ответствует, что ей все ясно.