Особенности эльфийской психологии - Патрикова Татьяна "Небо В Глазах Ангела". Страница 99

Потом, обнявшись, мы около часа бродили по этому парку. Вышли к прудам. С берега пустили несколько 'лягушек' плоскими прибрежными камешками. Потом переместились к лодочной станции, Андрей рвался покатать меня на лодке, заявляя, что в их мире это считается крайне романтичным жестом. Мне оставалось только фыркать, имея свои представления о романтике, и идти за ним.

Лодочная станция оказалась закрыта. Андрей расстроился. Я – нет. Мне совершенно не хотелось на воду. А вот поцелуев хотелось все сильнее и сильнее. Мы спрятались за покосившимся домиком станции, и снова начали целоваться. И только трель мобильного телефона, донесшаяся из кармана Андреевской куртки, отрезвила нас.

Звонила его мама. Спрашивала, к скольки часам нас ждать, а то гости уже начали собираться. Андрей сказал, что можем подъехать хоть через полчаса. И мы поехали.

Метро – удивительная вещь. Поезда, ходящие под городом, меня отчаянно заинтересовали. Думаю, будь на моем месте Ир, он задал бы куда больше вопросов, чем я. Но я ведь девушка, разве мне положено интересоваться техническими деталями? Я и не интересовалась. И, как мне кажется, Андрей был этому очень рад.

У него дома мне не понравилось. И виной всему его родители. То, как смотрела на меня его мать, женщина, выглядящая удивительно старо для такого молодого сына, как Андрей. То, как пытался разговаривать со мной его отец, хмурый дядька с внешностью тролля. Одутловатый и пухлый. С круглым, как бок силицийской груши, животом и неопрятными темными усами с проседью. Мы сидели за столом, накрытом в небольшой комнатке, которая, если присмотреться, была даже чуть больше, чем та, что в квартире Андрея гордо именовалась залом. Народу сюда набилось, как хримзей в бочку. Я смотрела на всех них. Пожилых, побитых жизнью, слишком старых для таких юных деток, как Андрей, его брат и сестра, и думала о том, что именно эти люди обидели его, прогнали из своего дома, заставили жить отдельно. И изнутри поднималась ярость. Мне было обидно за него.

Поэтому, когда его отец чуть-чуть перебрал с алкогольным напитком, прозрачным и вонючим, как чистый алхимический спирт, и начал хитро подмигивать Андрею, спрашивая, осчастливим ли мы его на старости лет внуками или он в скором времени вернется к своему нездоровому увлечению и знаю ли я о его заскоках, я не выдержала всей этой трагикомедии, и во мне проснулось нечто от Ира, то, чего во мне не могло быть.

– Не беспокойтесь. В ближайшее время стать дедом вам не грозит, – прошипела я в его сторону, не желая терпеть такое обращение даже ради Андрея.

Мужчина вылупился на меня своими покрасневшими глазами, и я продолжила, вся кипя от негодования, потому что мой слух, не смотря на это мерцание, никуда не делся. И я прекрасно слышала, о чем на кухне, когда мы только пришли, шептались его мама и бабушка. Они волновались, что я женю на себе Андрея и его квартиру к рукам приберу. Низко и подло. Мерзко. И хочется помыться.

– И насчет квартиры можете не беспокоиться. У меня есть свое жилье. Не в пример лучше, чем… – я обвела рукой их так называемые 'хоромы', – Это. И я не позволю оскорблять меня своими пошлыми намеками и подозрениями неизвестно в чем. Проспитесь сначала, а уж потом с потенциальной невесткой знакомство заводите, – объявила я и выскочила из-за стола.

Андрей нагнал меня уже в прихожей, где я спешно обувалась. Меня трясло от ярости. Я боялась, что еще немного, и перестану быть собой. Стану Иром, и уж он-то точно тут камня на камне не оставит. Андрей поймал меня за руку и неожиданно сильно дернул на себя. Я влетела в его объятья и сама не поняла, как так получилось, но я громко всхлипнула, чуть не плача, и с готовностью первооткрывателя уткнулась лицом ему в грудь. Так приятно, когда тебя утешают. Так хорошо. Спокойно в его объятьях. Я снова всхлипнула и услышала, как из-за спины Андрея заговорила его мама. Даже не заговорила, а запричитала.

– Андрюша, ты это… извини его, и пусть Ириночка извинит, мы ведь… ты сам понимаешь…

– Нет, – вдруг сказал он, выпустил меня и обернулся к ней. – Мы уходим.

– Но Андрей, а как же…

– И, правильно, пусть идут, – неожиданно высказался его младший брат, вышедший из зала. Я так и не спросила, сколько ему конкретно исполнилось лет. Думаю, где-то около сорока, может быть пятидесяти. Юный совсем. Еще не ставший полноценным мужчиной. Он явно еще будет расти. И, хоть сейчас со мной наравне, в скором времени, лет через десять-пятнадцать, может перерасти старшего брата.

Я улыбнулась ему из-за плеча Андрея. Тот крепко пожал младшему брату руку. Еще раз поздравил. Сорвал с вешалки наши с ним куртки, и мы ушли. Его отец так и не вышел хотя бы проводить нас. Ненавижу таких личностей, которые сначала гадость сделают, а потом делают вид, что извиняться им не с руки. Ир такой же. Не всегда, но бывает. Я знаю.

Шли какое-то время молча. Было уже довольно сумрачно, мы просидели у родителей Андрея часа три, может, чуть больше. Я все пыталась поглубже засунуть руки в карманы, но согреться все никак не получалось. Не потому что на улице было так уж холодно, а потому что на душе было муторно. И холод этот шел изнутри, а не снаружи.

– Не понимаю, как ты можешь их любить, – вырвались у меня жестокие слова. Но остановить их я не смогла.

Андрей не обиделся. Неожиданно шагнул ко мне, обнял одной рукой за плечи и прижался губами к виску.

– Прости. Это мне следовало его заткнуть, а не тебе.

– Ничего. Я за нас обоих постоять смогу, – откликнулась я, понимая, что это уже не совсем мои слова, но чувства, что захватили меня, требовали выхода, поэтому, я сама того не желая, начала меняться.

Это было так некстати, ведь мне так сильно хотелось еще немного побыть рядом с ним просто девчонкой, так похожей на его соотечественницу, в которую он, очень даже может быть, мог бы влюбиться. И, правда, а почему бы нет?

Мы, все так же обнявшись, вышли со двора на ярко освещенную фонарями улицу. Андрей, не стесняясь никого и ничего, поцеловал меня, а потом подошел к краю тротуара и вскинул руку. Почти сразу рядом с нами притормозила машина. Мы забрались в её нутро. Он расплатился с водителем, назвав адрес, потом снова привлек меня к себе. Взял за руку. Мы так и сидели всю дорогу, просто обнявшись, и я думала о том, что мне хочется плакать, ведь, как только мы снова спрячемся от посторонних глаз, я стану Иром. Потом что уже сейчас сдерживаюсь из последних сил. Мое мерцание угасает, как фитиль догорающей свечи. И мне грустно оттого, что счастье было недолгим. И страшно за Андрея, ведь, когда меня не будет, трудно себе даже представить, что ему на все это скажет Ир.

Андрей

Наверное, это здорово, по-настоящему, а не как у нас с Ириной, встречаться с мерцающим. С Иром. С этими его мерцаниями мы могли бы жить душа в душу, ведь, как я сразу подозревал, мерцая, он разительно меняется не только внешне, но и внутренне. Из него получилась просто обалденная девчонка. Я с ума сошел. Такая страстная и жаркая штучка. Крышу сносила начисто. Особенно, когда я всерьез отпустил себя и позволил и поцелуи, и даже чуть больше. Она ко мне так прижималась, что мне хотелось завалить её прямо в парке. На траву, которая еще не успела по-настоящему пожелтеть. И каждый раз сдерживать себя от безумств было неимоверно трудно. Я почти не вспоминал, что где-то там, под мерцанием, прячется парень. Мне интересовала именно эта девушка, это его мерцание.

Она удивительно пахла. В тот момент мне казалось, что наши настоящие, земные девушки, никогда так не пахнут, даже духи не давали такого необыкновенного аромата. Я был не способен разделить его на составляющие. Зато с превеликим удовольствием наслаждался им. Целовал в шею, так и норовил забраться холодными пальцами под ветровку и светлую приталенную рубашку, которую она надела к джинсам. Ирина возмущенно шипела мне в рот, когда я пытался это проделать, еще больше заводя меня. Я хотел её до звездочек перед глазами и тесноты в брюках. Но понимал, что с этой девушкой мне ничего подобного не светит. Это возбуждало еще больше. И звонок матери буквально спас меня от этого безумства.