Танец с драконами - Мартин Джордж Р.Р.. Страница 110

— Ты смог бы.

— Мы на четвертом этаже, а я не умею летать.

— Ты можешь упасть. Я не хочу, чтобы ты умер.

«Да, но почему? Не похоже, что Серсею это заботило». Тирион загремел цепями.

— Я знаю кто вы, сир. — Разгадать было несложно. Медведь на его накидке, герб на его щите, упоминание о потерянном титуле. — Знаю, кто вы такой. И раз вы знаете кто я, то знаете также, что я был десницей короля и заседал в совете вместе с Пауком. Будет ли вам интересно узнать, что это евнух отправил меня в это путешествие? — «Он и Джейме, но об этом я умолчу». — Я его марионетка, как и вы. Между нами не должно быть разногласий.

Это не понравилось рыцарю.

— Я брал деньги Паука, не буду отрицать, но я никогда не был его марионеткой. Моя преданность принадлежит теперь не ему.

— Серсее? Ну и дурак. Все, что нужно моей сестре, — моя голова, а у тебя есть прекрасный острый меч. Почему бы не прекратить этот фарс сейчас и не пожалеть нас обоих?

Рыцарь рассмеялся:

— Это какой-то фокус карлика? Просить о смерти в надежде, что я позволю тебе жить? — Он направился к двери. — Я принесу тебе что-нибудь с кухни.

— Как ты добр. Я подожду здесь.

— Я знаю, что подождешь.

Однако когда рыцарь вышел, он запер за собой дверь тяжелым железным ключом. "Купеческий Дом" был известен своими замками.

Надежный, как темница, горько думал карлик, но, по крайней мере, здесь есть окна.

Тирион знал, что его шансы освободиться от цепей ничтожны, но он чувствовал себя обязанным попробовать. Все попытки просунуть кисти сквозь наручники привели только к тому, что он содрал еще больше кожи и его запястья стали скользкими от крови, но все дерганья и извивания не помогли вытащить железное кольцо из стены.

"Да и черт с ним," подумал он, откинувшись назад, насколько позволили ему цепи. Ноги сводило судорогой. "Это обещает дьявольски неприятную ночь… и я уверен, что лишь первую из многих."

Помещение было душным, но рыцарь позаботился открыть ставни, и тянул сквознячок. Комнатушке, теснившейся в углу здания под карнизом, повезло с наличием двух окон. Одно смотрело на Длинный Мост и окруженное черными стенами сердце Старого Волантиса за рекой. Другое выходило прямо на площадь. Рыбную Площадь, как назвал ее Мормонт. Тирион обнаружил, натягивая цепи, что может выглянуть наружу, отклоняя под углом туловище и позволяя звеньям удерживать его вес. Не так высоко падать, как из небесных камер Лизы Аррен, но достаточно высоко, что бы убиться насмерть. Возможно, если бы я как следует напился…

Даже в этот час площадь была переполнена — гуляющими моряками, шлюхами, высматривающими клиентов, торговцами, улаживающими свои дела. Красная жрица пробежала мимо, сопровождаемая дюжиной последователей с факелами, робы молотились об их лодыжки. В стороне, за таверной, вели сражение игроки в кивассу. Раб стоял у их столика, держа фонарь над доской. Тирион расслышал пение женщины. Слова были странными, мелодия мягкой и печальной. "Если бы я знал, о чем она поет, то мог бы и заплакать." Неподалеку толпа собралась вокруг пары жонглеров, перебрасывающих друг другу пылающие факелы.

Его похититель обернулся скоро, неся две пивные кружки и жареную утку. Он захлопнул за собой дверь, разорвал утку надвое, и бросил половину Tириону. Тот хотел поймать на лету, но цепи ограничили его движение, когда он попытался поднять руки. Вместо этого птица угодила ему в висок и, горячая и жирная, соскользнула вниз по лицу. Ему пришлось опуститься на корточки и тянуться к ней, звеня оковами. Он достал утку только с третьей попытки, и довольно впился в нее зубами. “ — Немного пива, чтобы запить это?”

Мормонт вручил ему пивную кружку. “ — Почти все в Волантисе надрались, почему же тебе нельзя?”

Пиво оказалось с приятной сладостью. Фруктовый вкус. Тирион сделал здоровенный глоток и довольно рыгнул. Пивная кружка была оловянной, очень тяжелой. Опустошу ее и брошу ему в голову, — подумал он. Если мне повезет, она проломит ему череп. Если мне очень повезет, то я промахнусь, и он забьет меня насмерть своими кулачищами. Он сделал еще один большой глоток. “ — Ну и что у нас за праздник?”

“ — Третий день их выборов. Предыдущие продлились десять. Десять дней безумия. Марши факельщиков, ораторы, шуты, менестрели и танцоры, бравосцы, сражающиеся на смертельных дуэлях в честь своих кандидатов, слоны с намалеванными по бокам именами предполагаемых триархов. Те жонглеры выступают в поддержку Мезисо.”

“ — Напомни мне отдать свой голос за кого-нибудь другого.” Тирион облизал жир с пальцев. Под окном толпа бросала жонглерам монеты. “ — И все эти предполагаемые триархи оплачивают выступления шутов?”

“ — Они делают все, что, как они думают, поможет им привлечь голоса,” — сказал Мормонт. “Еда, питье, зрелище… Алиос послал на улицы сто красивых юных рабынь — усладить избирателей.”

“ — Я за него,” — решил Тирион. “ — Приведите мне юную рабыню.”

“ — Они для вольнорождённых волантийцев, достаточно состоятельных, с правом голоса. Очень мало избирателей к западу от реки.”

"И это продолжается в десять дней?", — засмеялся Тирион. "Это забавно, хотя трех королей слишком много. Я пытаюсь представить себе правление Семью Королевствами с моей сладкой сестрой и храбрым братом рядом со мной. Один из нас убьет двух других за год. Удивительно, почему эти триархи не сделают то же".

"Некоторые пытались. Может быть, волантийцы умнее некоторых и мы, вестеросцы, — дураки. Волантис знает свою долю безумства, но она никогда не страдала от триархов. Всякий раз, когда выбирают сумасшедшего, его коллеги удерживают его до конца его срока. Подумай о мертвых, которые могли бы жить, если бы Безумный Эйрис делил свою власть еще с двумя королями".

Вместо них был мой отец, подумал Тирион. "Кое-кто в Свободных Городах полагает, что мы все дикари на нашей стороне узкого моря," продолжал рыцырь. "Те, кто так не думает, считают нас детьми, плачущими по сильной руке папаши".

"Или матери?" Серсее это понравится. Особенно, когда он подарит ей мою голову. "Кажется, вы хорошо знаете этот город".

"Я провел здесь лучшие годы жизни". Рыцарь допил остатки со дна кружки. "Когда Старк обрёк меня на изгнание, я бежал в Лисс с моей второй женой. Бравоос подошел бы мне лучше, но Линесс хотелось куда-нибудь, где потеплее. Вместо того, чтобы служить бравоосцам, я боролся с ними на Ройне, но на каждый серебренный, что я зарабатывал, жена тратила десять. К тому времени, когда я вернулся в Лисс, она взяла любовника. Он заявил мне весело, что я буду продан в рабство за долги, если я не отдам ее и не уеду из города. Так я и прибыл в Волантис… в одном шаге от рабства, не имея за душой ничего, кроме меча и одежды на мне.»

"И теперь ты хочешь отправиться домой?"

Рыцарь допил остатки своего эля.

— Утром я найду нам корабль. Кровать — моя. Ты можешь занять любое место на полу, куда дотянешься в цепях. Спи, если сможешь. Если нет, считай свои преступления. Это займет тебя до утра.

У тебя есть свои преступления, за которые надо ответить, Джорах Мормонт, подумал карлик, но счел более разумным не высказывать свое мнение вслух.

Сир Джорах повесил??меч на столбик кровати, скинул сапоги, стянул кольчугу через голову и снял пропитанную потом тунику из шерсти и кожи, обнажив покрытый шрамами мускулистый торс, заросший темными волосами. Если бы мне удалось снять с него кожу, можно было бы продать ее как меховой плащ, подумал Тирион, в то время как Мормонт рухнул на слегка попахивающую продавленную перину.

В мгновение ока рыцарь захрапел, оставив свой приз наедине с цепями. Оба окна были открыты, так что свет ущербной луны разливался по спальне.

Снизу, с площади доносились звуки: обрывки пьяных песен, вой кошки в течке, отдаленный звон стали о сталь. Кто-то скоро умрет, подумал Тирион.

Его наручники натирали кожу, в оковах он не мог сидеть, не говоря о том, чтобы прилечь. Лучшее, что он мог сделать, это повернуться в сторону, чтобы прислониться к стене, и вскоре у него начали неметь руки. Когда он двигался, чтоб снять напряжение в них, на него нахлынула боль. Он скрежетал зубами, чтобы не закричать. Он представлял, как было больно его отцу, когда болт пронзил его пах, что Шая чувствовала, когда он крутил цепь вокруг ее горла, что Тиша чувствовала, когда они насиловали ее. Его страдания были ничто по сравнению с их, но это не делало его боль ни каплей меньше. Только заставляли ее отступить.