Танец с драконами - Мартин Джордж Р.Р.. Страница 38

— Угодить ей? Иллирио тронулся рассудком? Он вообразил, что Её Величество с радостью возьмет себе на службу человека, открыто признающего себя цареубийцей и предателем?

«Отличный вопрос», — подумал Тирион, но вслух ответил:

— Король, которого я убил, занимал её трон, и все, кого я предал, были львами. Так что, сдается мне, я уже сослужил ей хорошую службу, — он почесал обрубок носа. — Не бойтесь, вас я убивать не буду — вы мне не родственник. Можно мне взглянуть на письмо? Люблю читать о самом себе.

Гриф проигнорировал просьбу, поднес письмо к свече и смотрел, как пергамент чернеет, загибается и занимается пламенем.

— Таргариены и Ланнистеры — смертельные враги. Ради чего тебе поддерживать дело королевы Дейенерис?

— Ради золота и славы, — охотно ответил карлик. — Да, и из ненависти. Если вы когда-нибудь встречали мою сестру, то поймете.

— В ненависти я разбираюсь прекрасно.

По тому, как Гриф выговорил это слово, Тирион понял, что тот говорит правду. «Его самого питает ненависть, и она же много лет согревает его по ночам».

— Значит, у нас есть нечто общее, сир.

— Я не рыцарь.

«Лжец, и прескверный. Неуклюжее и глупое вранье, милорд».

— А вот сир Утёнок говорит, что в рыцари его посвятили вы.

— Утёнок слишком много болтает.

— Говорящая утка сама по себе — диво дивное. Неважно, Гриф. Ты не рыцарь, а я — Хугор Хилл, маленькое чудовище. Твоё маленькое чудовище, если тебе угодно. Даю слово, мне не нужно ничего, кроме как верно служить твоей драконьей королеве.

— И как ты собираешься ей служить?

— Языком, — он один за другим облизнул пальцы. — Я могу подсказывать Её Величеству, о чем думает моя милая сестра — если называть это мышлением. Я могу давать её командирам советы, как победить на поле брани моего брата Джейме. Я знаю, какие лорды храбры, а какие трусливы, какие верны, а какие продажны. Я могу завоёвывать для неё союзников. И я знаю намного-намного больше о драконах, чем твой полумейстер. Ещё я смешной и ем немного. Считай меня вашим преданным бесом.

Гриф подумал немного.

— Понятно, карлик. В моем отряде ты займешь самое последнее место. Держи язык за зубами и делай, что говорят, иначе пожалеешь.

«Да, отец», — чуть не сказал Тирион.

— Как скажете, милорд.

— Я не лорд.

«Лжец».

— Это была просто любезность с моей стороны, друг мой.

— Я тебе и не друг.

«Не рыцарь, не лорд и не друг».

— Какая жалость.

— Избавь меня от своих насмешек. Я беру тебя с собой до Волантиса. Если ты окажешься послушным и полезным — можешь остаться с нами и служить королеве, как сможешь. Если от тебя будет больше проблем, чем пользы — покатишься на все четыре стороны.

«Да, и все четыре стороны ведут на дно Ройна, где то, что осталось от моего носа, доедят рыбы».

— Валар дохаэрис.

— Можешь спать на палубе или в трюме, как больше нравится. Исилла приготовит тебе постель.

— Как мило с её стороны, — Тирион неуклюже поклонился и пошел наружу, но у двери каюты обернулся.

— Что если мы найдем королеву и обнаружим, что драконы оказались пьяными моряцкими побасенками? Мир полнится подобными выдумками. Грамкины и снарки, призраки и упыри, русалки, каменные гоблины, крылатые кони, крылатые свиньи… крылатые львы.

Гриф хмуро поглядел на него.

— Я тебя ясно предупредил, Ланнистер. Держи язык на привязи или с ним расстанешься. На карту поставлено королевство. Наши жизни, наша репутация, наша честь. Это не игра, в которую мы играем ряди твоего развлечения.

«Конечно, это игра, — подумал Тирион, — игра престолов».

— Как скажете, капитан, — пробормотал он, поклонившись ещё раз.

ДАВОС

Небо на севере вспорола молния, высветив черный силуэт башни Ночного Светоча на фоне бело-синего неба. Спустя шесть ударов сердца, точно далекая барабанная дробь, прокатился гром.

Стражники сначала провели Давоса Сиворта по мосту из черного базальта, потом под железной решёткой со следами ржавчины. За ней был глубокий ров с соленой водой и подъёмный мост, поддерживаемый парой толстенных цепей. Внизу плескались зелёные волны, обдавая фундамент замка фонтанами брызг. За мостом оказалась ещё одна надвратная башня, больше первой, её камни сплошь обросли зелёными водорослями. Давос со связанными руками, спотыкаясь, проковылял через грязный двор, холодный дождь застилал ему глаза. Стражники тычками погнали его вверх по лестнице, вглубь тёмной каменной твердыни Волнолома.

Внутри капитан стражи стащил промокший плащ и, чтобы не намочить потёртый мирийский ковер, повесил плащ на гвоздь. Нащупав связанными руками застежку, Давос сделал то же самое. Он не забыл правил приличия, которым научился за годы службы на Драконьем Камне.

Лорд сидел в одиночестве в своём сумрачном чертоге и ужинал традиционным сестринским рагу с хлебом и пивом. В толстые каменные стены было вбито десятка два креплений для факелов, но заняты были только четыре, и ни один из факелов не был зажжён. Скудный мерцающий свет давали лишь две сальные свечи. Давосу было слышно, как снаружи по стенам лупит дождь, и где-то под протекающей крышей мерно капает вода.

— Милорд, — сказал капитан, — мы нашли этого человека в «Китовом брюхе», где он пытался купить себе место на корабле, отплывающем с острова. При нём было двенадцать драконов и вот это.

Капитан положил изъятый предмет на стол перед лордом. Это была широкая лента из чёрного бархата, отделанная золотой парчой, на которой были видны три печати: коронованный олень, оттиснутый на золотистом воске, пылающее алое сердце и белая десница.

Промокший Давос покорно ждал — с него капала вода, запястья саднили под глубоко врезавшейся в кожу веревкой. Одно слово лорда — и его вздернут на Висельных воротах Сестрина Городка. Но, по крайней мере, сейчас он не дрожал под дождем, и под ногами вместо шаткой палубы был твёрдный камень. Он вымок до нитки, устал, все тело у него немилосердно ныло, горе и предательство лишили его сил, и уж чем-чем, а бурями он точно был сыт по горло.

Лорд утер рот тыльной стороной ладони и взял ленту, чтобы рассмотреть ее получше. За окнами на пол-удара сердца сверкнула бело-голубая молния.

«Раз, два, три, четыре», — считал Давос время от вспышки до удара грома. Когда тот стих, он стал прислушиваться к звуку капель и приглушенному рокоту волн под ногами — там, в подземельях, под огромными каменными сводами Волнолома бурлило море. Он вполне может оказаться и там, внизу, прикованным к мокрому каменному полу, ожидая, когда в подземелье ворвется прилив.

— «Нет, — пытался он успокоить себя, — это смерть для контрабандиста, а не для десницы короля. Будет дороже продать меня твоей королеве».

Лорд пощупал ленту, нахмурившись при виде печатей. Это был некрасивый человек — рослый, жирный, с широкими плечами гребца и, казалось, полностью лишённый шеи. Его подбородок и щёки покрывала местами уже побелевшая грубая серая щетина. Над массивным выпуклым лбом блестел голый череп. Нос у лорда был бесформенный и красный, покрытый сетью лопнувших жилок, губы толстые, а на правой руке между указательным, средним и безымянным пальцами у него виднелось что-то вроде перепонки. Давос слышал, что у некоторых сестринских лордов на руках и ногах перепонки, но всегда считал эти рассказы моряцкими байками.

Лорд откинулся назад.

— Разрежьте верёвку, — сказал он, — и снимите с него перчатки. Хочу посмотреть на его руки.

Капитан повиновался. Когда он поднял руку пленника, за окном вновь блеснула молния, отбросив тень от укороченных пальцев Давоса Сиворта на грубое и жестокое лицо Годрика Борелла, лорда Сладкой Сестры.

— Кто угодно может украсть ленту, — сказал лорд, — но эти пальцы не обманут. Ты — Луковый Рыцарь.

— Так меня прозвали, милорд, — Давос и сам был лордом и уже много лет как рыцарем, но в глубине души он так и остался тем, кем был всегда — безродным контрабандистом, получившим свое рыцарство в награду за трюм с луком и соленой рыбой. — Были прозвища и похуже.