Прекрасная стерва (ЛП) - Лорен Кристина. Страница 19

“Ты собираешься трахнуть меня в своем офисе!” возликовал я, и мои слова окрасились удивлением и ликованием. “Боже, ты такая покладистая”.

Она незамедлительно встала и, обойдя стол, тотчас же ухватилась за мой галстук. “Проклятье”. Она развязала узел, обернула галстук вокруг моих глаз и завязала сзади. “Прекрати меня изучать”, прошипела она в мое ухо. “Прекративсё замечать”.

“Ни за что”. Я закрыл глаза за шелковой тканью, и позволил другим чувствам вступить во владение, вдыхая тонкий цитрусовый аромат ее духов, потянувшись, чтобы ощутить нежную кожу ее предплечий. Я медленно передвигал руки по ее телу, а затем развернул, прижимая ее спину к моей груди. “Лучше?”

Ее сдержанное раздражение не было для меня во благо; это был звук подлинного расстройства. “Беннетт”, пробормотала она, откидываясь назад. “Ты сводишь меня с ума”.

Я сжал ее бедра, притягивая ее к себе так, чтобы она могла почувствовать твердую линию моего члена напротив своей задницы. “По крайней мере, некоторые вещи никогда не меняются”.

Я посмотрел на стюардессу, которая низко наклонилась, чтобы поймать мой взгляд и, очевидно, что-то мне сказала.

“Извините?” спросил я.

“Хотели бы вы напиток к еде?”

“Ах, да”, сказал я, вытаскивая из памяти воспоминание о теле Хлои, тугом и плотно меня обвивающем, когда я ее трахал, на ее же столе. “Просто немного Grey Goose и стакан со льдом, пожалуйста”.

“А на обед? У нас есть филе миньон, а также мясо с чесноком и зеленью”.

Я заказал последнее и посмотрел в иллюминатор. На высоте тридцати тысячи футов, я мог быть где угодно. Но у меня было отчетливое чувство того, что я отставал во времени.

Я не возвращался во Францию с того момента как вернулся в Штаты и столкнулся лицом к лицу с Хлоей. Я подметил то, что старому Беннетту было не знакомо чувство слабости, которое я испытал уже сотни раз из-за Хлои.

День благодарения был откровением, потому что до встречи с Хлоей я бы тоже, не раздумывая, сказал «да» требованию Джорджа. Хлоя была так похожа на меня во многих отношениях, что это, на самом деле, немного пугало.

Я улыбнулся, когда вспомнил совет своей матери:

“Найди женщину, которая будет тебе ровней. Не позволяй себе влюбиться в кого-то, кто поместит твой мир перед своим. Влюбись в энергичного человека, кто живет так же бесстрашно, как и ты. Найди женщину, которая заставит тебя хотеть быть лучшим человеком”.

Ну ладно, я нашел её. Теперь все, что я должен был делать – ждать, когда она доберется сюда, чтобы я мог удостовериться в том, что она знала это.

Дорожка, ведущая к одолженной нам вилле, была покрыта маленькими, гладкими камнями. Они были коричневыми и одинаковыми по размеру, и хотя они были явно отобраны за их внешний вид и то, как они удачно соответствуют ландшафту, было заметно, что территория предназначалась, чтобы хорошо проводить время, а не рассматривать всё это как драгоценный музейный экспонат. Клумбы и урны[7] выравнивали обе стороны дорожки, и каждая переливалась яркими, красочными цветами. Повсюду были деревья, а в отдалении находился небольшой уголок для гостей, скрытый от остальной части двора стеной цветущих виноградных лоз.

Честно говоря, я никогда не видел более красивого загородного дома. Дом был неярко красного цвета, цвета поблекшей глины и подвергшийся погодным воздействиям, что создавало абсолютно великолепный эффект. Белые ставни обрамляли высокие окна на первом и втором этажах, а большие яркие цветочные клумбы выстроились в линию у дверей. Ароматы в воздухе были смесью океана и пиона.

Бугенвиллия ползла по решеткам и окаймляла французские провинциально-вдохновляющие узкие двойные двери. Верхняя ступенька была расколота, но чисто подметена, и простая, мягкая зеленая циновка лежала на обесцвеченном солнцем бетоне.

Я повернулся, глядя на двор позади себя. В дальнем углу, под несколькими фигами, длинный стол был покрыт ярко-оранжевой скатертью, а поверхность стола была незатейливо декорирована узкой линией крошечных синих бутылок разных форм и размеров. Кристально белые тарелки располагались через равные интервалы, в ожидании исполнения роли на званом обеде. Зеленая лужайка простиралась до того места, где на узком крыльце стоял я, и прерывалась только редко выступающими из под земли декоративными цветочными кадками, которые распирало от буйства фиолетовых, желтых и розовых цветов.

Я вытащил ключ из кармана и вошел в дом. Снаружи он был явно большим, но, казалось, подобно оптическому обману, расширился изнутри.

Господи, Макс, это выглядит немного чрезмерным.Я знал, что его дом в регионе Прованса был большим, но я не предполагал, что в нем так много гребаных комнат. Только от парадной двери, я увидел, по крайней мере, дюжину дверных проемов, которые соединялись с главным залом, и несомненно было бесчисленное множество других комнат наверху, скрытых из виду.

Я остановился на лестничной площадке, уставившись на огромную урну, что выглядела как большая копия маленькой вазы моей матери, которую она держала в своем кухонном буфете; лазурная синева основного, базового, покрытия была идентична, и те же самые прекрасные желтые линии спускались вниз по изогнутым сторонам. Я вспомнил подарок Макса, когда он принес его для моей матери, в первый раз посетив мой дом на зимних каникулах. Я не понимал в то время, насколько личный подарок был им преподнесен хозяйке, но теперь, осматривая его загородный дом, я видел работу того же самого художника везде: на тарелках, установленных на каминной полке, на заварочном чайнике ручной работы и на ряде простых чашек находящихся на подносе в небольшом зале.

Я улыбнулся, потянувшись, чтобы коснуться урны. Хлоя бы полностью растерялась, если бы увидела ее; это была ее любимая вещь в доме моей матери. Чувства накрыли меня при мысли, что мы были практически обречены, приехать сюда.

После ужина в ее день рождение в январе, Хлоя помедлила в столовой, глядя на мамину впечатляющую коллекцию произведений искусства в буфете. Но вместо того, чтобы устремиться к нарочитому отблеску ваз от Тиффани или замысловатым деталям вырезанных деревянных мисок, она подошла к крошечной голубой вазе в углу.

“Не думаю, что когда-либо видела этот цвет прежде”, сказала она, преисполненная благоговением. “Не думала, что этот цвет существовал за пределами воображения”.

Мама подошла и сняла вазу с полки. Цвет, под мягким светом люстры, казалось, почти мерцал и переливался, даже когда Хлоя все еще держала ее в руке. Я никогда прежде не замечал, насколько симпатичным был этот предмет.

“Это - одна из моих любимец”, улыбаясь, призналась мама. “Я никогда не видела этот цвет где-либо еще”.

Но это было не совсем так, подумал я, когда отошел от урны и направился к каминной полке. Океан здесь был того цвета, когда солнце стояло высоко над горизонтом, а небо было ясным. Только тогда меня поразило тем, что это был точно тот же самый синий цвет, как и сердцевина самого насыщенного цветом сапфира. Художник, который здесь жил, должно быть знал это.

На полке были три сделанные вручную santons, маленькие рождественские статуэтки, изготовленные в традициях художников Прованса. Все были, очевидно, сделаны тем же самым художником, который смастерил вазу мамы, гигантскую урну и остальную часть искусства находящуюся здесь. Он или она, должно быть, был местным, то ли все еще жив, то ли нет, но, пожалуй, у Хлои будет возможность увидеть и некоторые другие предметы искусства во время нашего визита. Такое совпадение и такое совершенство момента ощущались практически ирреальными.

Голубые и зеленые тарелки, установленные на каминной полке, поймали послеполуденное солнце и перенаправили свет, отбрасывая мягкое голубое свечение на противоположную стену. С ветром, дующим сквозь деревья снаружи и солнечным светом, мерцающим в их тени, эффект немного походил на наблюдение за движением океанской поверхности при ветре. В сочетании с белоснежной мебелью и простым декорированием гостиной, это сразу же заставило меня почувствовать себя умиротвореннее. Мир RMG и Papadakis, работа, стресс, и постоянный звон моего телефона, воспринимались чем-то находящимся на расстоянии в миллион миль.