Плюс на минус - Уланов Андрей Андреевич. Страница 38

– Ну узнала что-нибудь? – как ни в чем не бывало осведомился он.

За следующие три минуты напарник тоже много чего узнал – о себе лично. Я бы и дальше рассказывала, за полтора часа у меня скопилась куча изумительных метафор, но тут терпение Сани лопнуло, он бесцеремонно сгреб меня в охапку и затолкал в машину.

– Нашла время скандалить… Подумаешь, опоздал немножко.

– Немножко?! Ты на часы когда последний раз смотрел? – Я резко провернула ключ зажигания, представляя, что это воткнутый в Санину спину нож.

Напарник с таким интересом ознакомился с машинным табло, что я поняла: впервые с момента нашего расставания.

– Ух ты-ы… Ну так делом же был занят, а не по бабам шлялся! – тут же нашел отговорку он.

– Каким еще делом?!

– Приедем – расскажу, – сдержанно пообещал Саня – не то назло мне, не то опасаясь, что тогда ему уж точно не поздоровится. Господи, что ж он еще напортачил?!

Скандалить во время вождения было опасно, машина начинала дергаться и выползать за дозволенные шестьдесят, поэтому я сосредоточилась на дороге и молчаливом презрении. Которое Саня, как и все эти сволочи мужики, принял за капитуляцию и расслабился.

– Чем это от тебя несет? – удивленно спросил он.

– Чарующим ароматом, пронимающим до самого сердца, – мрачно буркнула я.

– На «черемуху» похоже.

– Разве? – удивилась я, крутя головой в попытке учуять исходящий от волос запах. Тщетно: за время презентации обоняние мне отбило напрочь. – Вроде ж было «нежное сочетание гиацинта и нарцисса с легким шлейфом сирени».

– Может, и «сирень», один фиг, – согласился напарник. – Они оба слезу на раз вышибают. Помню, как-то брызнули мне в рожу из такого баллончика…

– А тебя только так пронять и можно! – с досадой перебила я наконец сообразив, что он имеет в виду.

– Ну-у… в глаз я тому брызгателю заехать успел. Так что слез из него как бы не больше выкапало. – Было видно, что сии воспоминания Сане весьма приятны и он не прочь поделиться ими в подробностях, но я снова замкнулась, демонстративно глядя в темную даль.

В километре от дач мы притормозили, и напарник наворовал на колхозном поле… то есть насобирал дикой кукурузы. Она, правда, уже немного переспела, но была все-таки помягче зубов, а большего от нее и не требовалось. Дома Саня тут же запихал добычу в кастрюлю, щедро посолил и поставил вариться, а я занялась основным блюдом – макаронами, купленными в тот злосчастный вечер в гипере.

Как назло, сегодня у меня все валилось из рук: сначала пакет порвался не по шву, а поперек, и половина макарон просыпалась мимо кастрюли, затем я прозевала момент закипания, и на свежеубранную плиту хлынула плотная белая пена, затушив газ, который потом долго не желал поджигаться… В том, что макароны оказались дрянными и разварились в слизь, моей вины не было, но в свете предыдущих кулинарных диверсий оправдываться было бесполезно.

Кото-Федька критически фыркал со шкафчика. Саня молча пыхал сигаретой, не сводя с меня тяжелого взгляда, что было еще хуже. Выражение лица напарника поменялось только при виде тарелки, раздраженно брякнутой перед ним на стол.

– А кетчупа нет? – со вздохом поинтересовался он, ковырнув экзотическое блюдо вилкой.

– Можешь шоколадку сверху покрошить, – мстительно прошипела я.

– Ты мне ее до смерти вспоминать будешь? – обиделся Саня, принимаясь за еду. – Которая от такой кормежки вот-вот.

– Тебя что-то не устраивает? – с вызовом поинтересовалась я.

Но, оказывается, парень имел в виду вовсе не качество готовки.

– Мяса бы, – мечтательно протянул он.

Я не сразу поняла намек, и только когда он уточнил: «На уток нынче сезон», – решительно заявила:

– На охоту ты не пойдешь!

– Почему?!

– Потому что с тебя станется подстреленного колхозника за ногу притащить! Да и рыбу на гранату тоже ловить не смей! Деревня ж под боком, мигом народ набежит.

На Санином лице появилось странное задумчивое выражение.

– Ты меня понял? – на всякий случай уточнила я. – Чтобы не смел палить во что ни попадя!

– Понял, – отмахнулся парень. – Расскажи лучше про химфак. Ты со студентами поговорила?

– Нет, зато… – Я выложила парфюмерно-следственную историю. Саня, к моему возмущению, слушал довольно рассеянно, оживившись только при упоминании ссоры между Игорем и Валерой.

– Ага, вот и мотив. Все сходится!

– Но это же еще не значит, что он убийца! – скорее из чувства противоречия возразила я. Мне самой очень хотелось, чтобы с разоблачением Игоря наши мытарства закончились. – Вчера поругались, сегодня помирились, на игре ж они общались как ни в чем не бывало.

– Он-он. – Саня, покрутившись у плиты, выловил из кастрюли недоваренный початок и начал с шипением перебрасывать его с ладони на ладонь. – Мне леший рассказал.

– Так это ты к нему ездил? – Меня кольнуло недоброе предчувствие. – Зачем?

– Поговорить, – закидывая кукурузу обратно, невозмутимо сказал парень. – Тет-а-тет, в спокойной, располагающей к взаимной откровенности обстановке…

Я недоверчиво хмыкнула.

– Нет, в самом деле. – Саня, прищурившись, выудил следующий початок – на мой взгляд, еще сырее предыдущего. – Знаешь, поговорка есть такая: добрым словом и револьвером можно добиться куда большего, чем просто добрым словом.

– Но ты ведь сам видел, что на обрез твой ему чихать!

– Верно. Поэтому я взял не обрез, а бочку с бензином…

Съеденные мною макароны разделились на две части – одна подкатила к горлу, а вторая рванулась в противоположную сторону, так саданув под ложечку, что у меня перехватило дыхание.

– Ты… ты… соображаешь, что ты наделал?!

– Да, – гордо сказал Саня. – Раздобыл бесценную следственную информацию. Учись!

Увы, на курсах меня учили немножко другому. А именно: никогда, ни при каких условиях нельзя вступать с нежитью в открытый конфликт! Что бы ни происходило – инспектор должен сохранять ледяное спокойствие, максимум – вежливо и аргументированно возражать, иначе проблем потом не оберется не только он, но и весь Госнежконтроль.

Это я Сане и сообщила. В далеко не лекционной форме, с применением не использованных возле химфака метафор, эпитетов, сравнений, образов и подробной психологической характеристики одного субъекта…

– Лен, может, хватит, а? – поинтересовался оный, на сей раз вытерпев целых семь минут.

– Хватит?! Нет уж, это я буду решать, кому и чего хватит! И вообще, – осеклась я, – чего ты сидишь как ни в чем не бывало?!

– А что я должен делать? – неподдельно изумился Саня.

– Слушать и раскаиваться!

– Так я и того… это самое, – прочавкал парень, вгрызаясь в кукурузину.

– Что-то не заметно!

– Фо, на кофени фтать?

– Как вариант!

– Лен, – прожевав, уже серьезно сказал Саня, – а теперь ты меня послушай. Я не спорю, что в нежити этой, как говорится, ни ухом ни рылом. Зато у меня иной опыт имеется – из Чечни. И вот он-то мне подсказывает, что вежливость и все такое – это дело хорошее, нужное, но прежде ты должен показать одну простую вещь. Силу. А иначе все без толку.

– Можно подумать, сейчас толк будет! Спорим, леший снова тебе соврал?

– Ну-у, – протянул напарник. – Во-первых, его слова неплохо совпадают с твоими данными. А во-вторых… впрочем, это неважно.

– Нет уж, давай, выкладывай! – потребовала я, хотя успела убедиться, что выражение «хуже уже все равно не будет» в отношении Сани не работает.

– Во-вторых, – с видимой неохотой признался парень, – я пообещал, что если он и в этот раз обманет, я снова вернусь в лес. Только никаких вопросов задавать не буду, а просто спалю все… к лешему!

Спорить мне расхотелось. Надо признать, Саня умел быть убедительным.

Самое обидное: Федька безоговорочно принял его сторону. Домовой недолюбливал «дикую» нежить вообще, и леших в частности: между лесным и избяным хозяином издревле были натянутые отношения, как между волком и собакой; первый только и думал, как бы сманить в чащу любовно пестуемую вторым скотину. Коров и овец у меня, допустим, не было, но, как говорится, «неприятный осадок остался».