Пятница (СИ) - Кельн Яна. Страница 11
- Саш, не забудь, что вечером я жду тебя не одного, - уже со смехом в голосе говорит отец, останавливаясь возле здания.
- Помню, - лучше бы забыл.
- Зонт возьми, - произносит папа, но я не слушаю, уже выхожу из машины и медленно иду к институту.
Не тороплюсь, хочу, чтобы холодные капли остудили, жар, что разгорелся внутри. Не помогает. Вхожу внутрь, вливаюсь в суетливый поток. Иду прямо в институтское кафе, по пути здороваюсь со знакомыми студентами, с преподавателями, многие рады видеть меня, соскучились.
Беру кофе. Растворимая гадость в пластиковом стакане, вставленный в своего собрата, чтобы было возможно донести кипяток до стола. Все же обжег кончики пальцев, мешаю коричневую бурду маленькой белой пластиковой ложкой, пить не буду, но надо было что-то взять. Голова гудит, мысли разбегаются, единственное, чего хочу, попасть домой, спрятаться от всего мира под одеялом. Что может быть проще? Что может быть невозможнее в данный момент? Трудно сказать, зачем занимаюсь само мучением и все еще нахожусь здесь, но в мозгах пульсирует надпись заглавными буквами "НАДО". Кому и зачем, не знаю.
- Привет, Саш, - красивый нежный голос, сладкий, притворный и густой, обволакивает. Направлен на то, чтобы возбудить желание, но во мне пробуждает нежелание общаться с этой девушкой.
- Привет, Ир, - улыбаюсь, ничем не выдаю того, что хочу ее просто послать.
- Ты как? Только кофе выпить, - кивает на мой стакан, отчего русые с белыми прядями кудри взлетают на миг в воздух и вновь опускаются на место, прочно удерживаемые тонной лака, - или впитать каплю знаний?
- На занятия, Ир, - она староста, не могу позволить себе грубость, - я много пропустил важного? - наклоняюсь вперед, опираясь на сложенные друг на друга руки, едва заметно сдвигаю стаканчик, смотрю собеседнице в глаза.
- Достаточно, Саш, не начинай учебный год, как в прошлом году, сам знаешь, какие будут последствия, - притворно грустно вздыхает.
- Спасибо за беспокойство Ириша, я исправлюсь, - в глазах искренность и раскаяние за все грехи, мои и не мои тоже, резкий взмах руки...
А дальше как в замедленной пленке, стакан переворачивается, и буро-коричневая жидкость льется бурной горной речкой по столу, брызги летят на белую блузу, украшая ее темными некрасивыми пятнами, рассыпавшимися по всей поверхности.
- Ир, прости меня! - восклицаю, хвастаю салфетки, чтобы затереть пятна.
В голове взрыв хохота, на некоторое время прогнавшего боль, на лице маска раскаяния. Ира что-то зло шипит, едва слышно материться. Орать матом на все помещение – не по статусу. Отталкивает мои руки и со слезами на глазах вылетает из кафе. Ржу в голос и через несколько минут выхожу следом.
Пары проходят в тишине, мыслей в голове нет, там живет только боль, пульсирующая, не отпускающая из своих цепких лап. Чертова погода. Тру виски, надавливаю пальцами, не помогает. В глазах уже звезды от этой дикой боли. Зубы сцеплены так плотно, что порой получается непроизвольный скрип. Жаль, что нет Лешки с его волшебными таблетками. Хотя, отлично еще помню слова Стаса про наркоту. Срать я хотел на его предупреждения. Господи, как мне плохо! Кладу голову на сложенные руки, считаю секунды, чтобы отвлечься. Эта пара последняя, после можно будет ехать домой. В спасительное тепло, там есть одеяло и горячий чай, есть нормальная еда, а не та лажа, что продают в кафе. Жрать хочу, так с утра ничего и не ел. В тайне надеюсь, что Стас, скотина, все же появится, но гоню от себя эти мысли. Я же не должен хотеть его видеть. И я не хочу. Пусть утрется. Командир хренов.
Скоро мой ад заканчивается, выхожу на крыльцо, за гранью козырька стена дождя, студенты выходят и сразу же прячутся под зонтами. Ненавижу зонты. Вбегаю под проливной дождь, промокаю в момент, бегу к машине, наступая в лужи, ноги промокают, но под ними нет просветов, одна сплошная лужа. Подхожу к автомобилю, покорно дожидающемуся своего хозяина. Шарю по карманам, ключей нет. В сумке, ключей нет.
- Твою мать! – ору на всю парковку, понимая, что их в принципе с собой нет.
Пинаю колесо машины. Злость клубами затмевает сознание. Всем назло собираюсь идти домой пешком. Что это за детский бунт, не знаю. Но Стаса нет, вот пойду, промокну и заболею, он будет в этом виноват. Сволочь. Я так надеялся увидеть черный мерседес, но Черных вновь меня прокатил. От этого злюсь еще сильнее, хочется что-то разгромить, сломать, уничтожить. Если бы я обладал какой-нибудь супер-силой, то мир в радиусе сотни километров вокруг меня, был бы уже уничтожен.
Через пятнадцать минут хода, понимаю, что промерз до самой последней клеточки в организме, зубы стучат, мокрая одежда прилипла к телу, прохожие смотрят на меня, как на психа, слинявшего из больницы и разгуливающего по городу в смирительной рубашке. Наверно, я такой и есть, раз прогуливаюсь в такую погоду.
Не помню, как все же добрался до дома, трясущимися руками открыл дверь. В голове туман, смешался с болью, я словно в бреду. Снимаю одежду, разрывая ткань, потому иначе ее от меня не отодрать. Злюсь, ору благим матом, меня все равно никто не слышит. Трясет, как в лихорадке. Когда забираюсь в горячий душ, кажется, что умер. Обжигающие потоки воды с трудом отогревают мое окоченевшее тело. Чувствую себя полным мудаком. Нормальный человек таких глупостей совершать не будет.
Выхожу из ванной, натягиваю теплые вещи, трясет, холодно, аппетит пропал. Плохой знак. Беру электронный градусник, сажусь на кровать, запихиваю его под мышку, жду пока запищит, как пила по нервам. Вытаскиваю. Температура, почти тридцать девять. Не удивлен. Сам дурак. Валюсь на кровать и прячусь под одеялом. Холодно. Сон подкрадывается быстро. Но заставляю себя встать, нужно выпить жаропонижающего.
Завариваю на кухне терафлю с лимонным вкусом, шмыгаю носом. Простыл окончательно, отдаленно чувствую, как першит горло. Полный набор. Забираю горячую чашку с чудо-лекарством, усаживаюсь в гостиной в кресло. Не хочу включать телевизор, не выдержу сейчас его бормотание. Хватаю с низкого черного столика какой-то журнал. Подтаскиваю глянец к себе на колени, переворачиваю обложкой к лицу. Смотрю и не верю своим глазам.
- Стас, ты редкая сука, - с обидой в голосе.
На обложке журнала изображен сам Станислав Черных. Как всегда в элегантном костюме, красив, успешен, блистателен, богат до неприличия. На его согнутой в локте руке висит шикарная женщина. Блондинка с восхитительной грудью, длинными волосами, уложенными в модную прическу, огромными голубыми глазами.
- Да, Стас, эта девушка для тебя. Барби для Кена.
Девушка что-то шепчет ему на ушко, а Стас опустил взгляд в ее откровенное декольте, выставленное на показ из выреза черного длинного вечернего платья. Со всей силы отшвыриваю журнал в противоположный угол. Киплю изнутри, колотит, зубы стучат о чашку, когда делаю глоток, шмыгаю носом, но это все из-за того, что я простыл.
Подруга.
Болею неделю. Долго и нудно. Без высокой температуры, но с насморком, кашлем и адской болью в горле. Дома скучно, уже готов гавкать на ноутбук и телевизор, перечитал кучу отцовских газет. Не думал, что на их страницах встречаются крайне занимательные статьи. Стас так и не объявился. Я рад. Нет, честно. Прошла меланхолия и я обрадовался тому, что Черных исчез из моей жизни, только уверен в том, что это не навсегда. Не имею ни малейшего представления о том, что у него произошло, но уверен, что в то утро он не приехал только из-за того, что реально не смог.