Избранная по контракту - Казакова Екатерина "Красная Шкапочка". Страница 29

— Значит, мне платьишко мы с чьего-то забора или порога уперли, а себе корзиночку с перинкой приобрели? — Зло сощурив глаза, я уставилась на патологического жадину.

— Дашк, ну чего ты, — сразу залебезил он в ответ. — Тебе это платье только до магазина дойти, а там сама себе выберешь, что тебе надо. Зачем деньги-то на ветер зря кидать? Сама же говорила, что на колбасу не хватает. А корзиночка мне на время всего пребывания тут пригодится, и потом ее с собой можно забрать будет, в нее знаешь сколько грибов влезет. А на перинке я у твоей кровати спать могу.

Но я была неумолима:

— Или через пять минут ты, экономный эконом хренов, мне приносишь нормальное платье и рубашку, или все оставшееся время проводишь на овсяной каше, сваренной на воде, а если тут нет овсянки, я найду, чем ее заменить, и, поверь, это будет не паштет.

Взглянув в мои глаза, Сосискин торопливо кивнул и, подталкивая мордой Сивку под коленки, резво выскочил на улицу. Назад они вернулись ровно через пять минут — я специально засекла по вытащенным из сумки часам. На сей раз угроза традиционного английского завтрака почти победила жабу Сосискина. Третий по счету туалет был кричащего оранжевого цвета, а в комплекте к нему шли зеленая рубашка, серый плащ и коричневый платок. Успокаивая себя тем, что, согласно научным исследованиям, все животные являются дальтониками, я молча переоделась в эту мечту клоуна-алкоголика, который пропил свой гардероб и теперь вынужден выступать в этом костюме, собранном с миру по нитке. Перед выходом на улицу Сосискин, недовольно ворча, влез в корзинку, а я проорала на прощанье:

— Извините, хозяйка, обозналась, но я к вам на днях зайду! — И горной козочкой выскочила со двора.

Сивка, бодро потряхивая притороченными сумками, вел меня, с трудом тащившую корзинку, на постоялый двор к своему старому знакомому. Там он собирался нас сдать в надежные руки, а сам сбегать к градоправителю и узнать план мероприятий на завтра.

Пока мы шли в местную избу-едальню и по совместительству нумера, я наконец-то смогла спокойно рассмотреть Аккон. Создавалось впечатление, что я попала в старинный европейский городок. Все улицы были чистенькими, в воздухе витали ароматы свежего хлеба и чего-то напоминающее шоколад, дома сияли свежей краской и вымытыми окошками, кругом росли деревья и цвели цветы. Все прохожие были аккуратно одетыми, с улыбающимися лицами — и это несмотря на длящуюся уже прорву лет войну. Одним словом, идиллия, но мне до чесотки в носу… Захотелось понюхать выхлопных газов, вляпаться ногой в собачью какашку, ободрать носки туфель о брошенную бутылку, чтобы в автобусе мне кто-нибудь наступил на ногу и обматерил, короче, меня со страшной силой потянуло на родину. Наверное, я действительно по-настоящему люблю свою родину, ненавидя при этом свое государство. Ведь недаром стоит мне оказаться за границей и почти сразу я начинаю считать дни до возращения. Сидящий в глубине меня патриотизм молча высказал мне свое одобрение, а Сивка наконец-то сообщил, что мы прибыли. Представший перед нами «Хилтон» местного образца напомнил мне о первых частных гостиницах в Крыму.

— Да, это не пять звезд, — тоном колхозника, впервые попавшего в Турцию, но строящего из себя утомленного деньгами олигарха, презрительно протянул высунувший на мгновение свой нос из корзины Сосискин.

— Ну, и как называется этот салун в виде притона? — удрученно спросила я и взялась за ручку двери.

— «Спотыкач», — отпихивая меня от двери, проинформировал Сивка.

— А почему «Спотыкач»? — растерялась я. — Тут что, хозяин гном, а фирменный напиток самогон?

— Нет, — нетерпеливо зацокал копытцами Сивка. — «Спотыкач» — потому что тут порожек высокий и все спотыкаются, а самогон у нас эльфы гонят. — И, оттеснив меня боком, первым протиснулся в дверь.

Через секунду мое упавшее тело констатировало, что автор названия этой чертовой дыры совершенно с ним не промахнулся. При падении я выпустила из рук корзинку, и немногочисленные сидящие в зале могли разглядеть Сосискина — во всей красе, от души поливающего меня матом. Наконец он замолчал, и воцарилась мхатовская пауза. Все, включая даже какую-то рыбку в пузатой склянке, пялились на нас.

— Э-э-э, уважаемые, здрасте, — заблеяла я и без перехода заголосила голосом бабки, которая в какой-то детской сказке перед началом фильма из окошка высовывалась: — Горе-то какое у нас приключилось! Влюбилась колдунья черная да в братца моего меньшего, говорит, женись на мне добрый молодец, будем жить с тобой поживать, сладко кушать на пирах княжеских, да на перинах лебяжьих ночевать, да Темному лорду прислуживать. Вскипела тут кровушка молодецкая у братца моего милого, огнем сверкнули его сини оченьки, скинул с кудрей своих да пшеничных шапку новую, разомкнул уста свои сахарные да молвил с гневом в голосе: «Негоже светлым молодцам жениться на колдуньях темных да в холуях у Темного лорда хаживать». Взял он востру сабельку дедову, с фронтов принесенную, да снес голову колдунье проклятой. Покатилась голова ее да по сырой земле да в сторону замка черного — и услыхали мы: «Что б ты козлом стал, идеалист хренов, что б ты жил на одну свою зарплату. Чтоб ты ездил всю жизнь на „жигулях“, а в жены чтоб тебе блондинка классическая досталась и теща была вечная и проживала с тобой на одной жилплощади». Сверкнула молния, прогремел громушка, набежали тучи мрачные, опустилась ночь страшная. А когда взошло ясно солнышко, то увидели мы вместо братика козленочка маленького. Зарыдала сизой горлицей наша матушка, закручинился богатырь-батюшка, а колдун наш, за прогулы из школы отчисленный, только и смог обратить козленочка в зверюшку странную. А чтоб говорить мог братец мой, повесил на шею амулет чудодейственный. И пошла я искать волшебника, чтоб расколдовал он братца милого. Семь хлебов железных сгрызла я, семь посохов чугунных об нечесть поганую переломала я, семь сапог каменных стоптала — все волшебника ищуще. Да не нашла того кудесника, что поможет горю горькому. Вот теперь идем мы с ним в Столицу к магам тамошним, — может, там падет заклятие мерзкое.

Проговорив скороговоркой всю эту ахинею, молясь, чтобы хоть половина из нее была понятна окружающим, я, размазывая сопли и слюни, пошла к стойке, у которой тусовался Сивка. Сосискин, уныло свесив уши, плелся за мной, чуя спинным мозгом, что в ближайшее время комфортабельные прогулки в корзиночке за такой провал ему не светят.

— Знакомься, Дариа, это мой друг Яфор, а это ее… — Сивка запнулся, а я быстро кивнула в сторону Сосискина:

— Брат мой, Такс. — И сунула свою ладошку для поцелуя.

Пока мужик растерянно крутил мою конечность в своей совковой лопате, по недоразумению называющейся «рука», я быстро кинула на него оценивающий взгляд. Выше среднего роста, чуть загорелый, волосы и борода пепельные, резкие черты лица. Вопреки расхожему мнению о владельцах питейных заведений, никакой «подушки безопасности» в виде жировых отложений от усиленного потребления пива у него не имелось. Наоборот, он был весь какой-то крепкий, напоминая скорей крестьянина, чем утонченного бармена. Про таких как раз и говорят: «Крепко на ногах стоит». Короче, мужик как мужик, ничего для меня возбудительного, если бы не его глаза. Когда он закончил любоваться на мой маникюр и кинул на меня взгляд, я увидела вертикальный зрачок.

— Когти-то ненастоящие, — усмехнулся в бороду он.

«Оборотень», — выдвинул гипотезу мозг.

«Точно оборотень, вон и запах псины присутствует», — подтвердило колотящееся в районе пяток сердце.

«Ну подумаешь оборотень, не сожрет же он тебя, в конце концов, прям сразу, а даст сначала помыться и продаст миску супа», — философски заметили голод и чистоплотность.

— Военные трофеи, — ответно усмехнулась я и поинтересовалась наличием номера, супа, лохани с горячей водой и туалета.

Номер, на наше счастье, оказался в наличии, обед обещали подать в ближайшее время, правда, заранее извинились за его скудность: кухарка сейчас готовила завтрашний пир и должна вернуться только к ужину. Вот с лоханью меня ждал большой облом. По причине лета помыться предложили в обмывальнике и, подведя меня к закопченному окну, гордо показали на будочку во дворе. Обмывальник сразу же напомнил мне построенный папой у нас на даче душ — такой же весь кривобокий и непонятно как еще не рухнувший, только вместо железного бака наверху стояла бочка с водой. Нам, суровым туристам с двухдневным опытом мытья различных частей тела с помощью кружки, не к лицу было привередничать, поэтому я радостно закивала, всем своим видом показывая восхищение инженерньм гением неведомого строителя. Еще я попросила принести мне какое-нибудь корыто (желательно с теплой водой) для стирки. От предложенных услуг прачки я отказалась: мол, не белоручка там какая-то, сама свое бельишко постираю. Скептически поглядев на мои руки, Яфор крикнул сынишке, чтобы тот показал нам номер.