Нежный бес для падшего ангела (СИ) - "Solveig Ericson". Страница 43
- Рад тебя снова видеть, Марта, – искренне поздоровался я.
Австрийка повернулась ко мне и подмигнула незаметно для «госпожи».
- Я тоже очень рада Вас видеть, мистер О’Нелли, – а потом взглянула на возмущенного нашим обменом любезностями Джея, сделала книксен и ушла. – С Вашего позволения.
Джером проводил её взглядом до двери, а потом тяжело вздохнул, и устало потер лоб.
- Зачем ты пришел, Дерек? – спросил он, наконец.
- Ты сказал, что у нас нет общих тем для разговора, – ответил я, – я нашел тему.
Джей бросил на меня хмурый взгляд сквозь пальцы.
- Ты издеваешься?
- Нет. И ты сам это прекрасно знаешь.
Он прищурился, сложил руки на груди и закинул ногу на ногу, слегка зашуршав подолом черной юбки.
- О чем? – сжал губы в напряженную полосу.
- О нас…
- Мамочка, ты пришла? – раздался от двери тонкий детский голос.
Я изумленно уставился на маленькую черноволосую девочку лет трех в коротком светло-лимонном платьишке с нежно-зелеными оборками и ленточками, из-под которого выглядывали такого же цвета панталончики.
- «Мамочка»? – может я ослышался?
«Мамочка» бросил на меня быстрый взгляд, стремительно поднялся и, подойдя к девчушке, поднял её на руки. Лицо девочки умудрялось казаться и насупленным и радостным одновременно.
- Эй, маленькая мисс, а почему Вы до сих пор не в кровати? – у него был сейчас удивительно мягкий голос.
- Тебя ждала, – ответила девочка, обхватывая шею Джерома руками. – Ты ведь больше не уйдешь?
- Нет, я сегодня останусь с тобой, – Джей слегка прикоснулся губами к детской щечки.
- А спать меня уложишь? – темная головка с длинными блестящими локонами приникла к острому плечу, затянутому в черный шелк.
- Конечно, и даже сказку расскажу, – рука, в тонкой черной перчатке, лаской прошлась по волосам девочки.
Я сидел, открыв рот, в состоянии, близком к шоку. Что здесь происходит?!
Джером посмотрел на меня предупреждающе и с явным сожалением, что я стал свидетелем этой сцены.
- Дерек, разговора не получится, – сказал он и поднялся с девочкой по лестнице.
А я смотрел вслед, прикованный к креслу парой обсидиановых глаз, до боли напоминающих глаза моего беса.
***
Джей
Это произошло чуть больше года назад, когда тоска по Дереку дошла то критической точки, и меня перестала радовать даже возможность обучаться у лучших хирургов Англии, с таким трудом, когда-то мне доставшаяся. Каких это унижений мне стоило, знаю только я и мои учителя: я умолял, убеждал, доказывал, пока в итоге они не сжалились над бедной помешавшейся вдовой. Обучали вначале тайно, но по истечении времени, когда во мне обнаружились «незаурядные способности» к хирургии с гордостью представили в академии, и заканчивал обучение я уже наравне со всем потоком. Но это было уже после знаменательных событий, вырвавших меня из бездны отчаяния медленно, но верно перетекавшего в апатию.
Я зачастил в загородное поместье, где бродил безмолвной тенью, лелея собственную печаль, как долгожданное дитя. Я часами просиживал в чайной беседке, утопая в воспоминаниях, расширяя в груди пропасть тоски… Это продолжалось до тех пор, пока зияющая дыра не достигла таких размеров, что лучше было бы умереть, а не продолжать издеваться над собой.
Во мне вспыхнула чистая и яркая злость на самого себя. Нужно было что-то делать и срочно, и я не придумал ничего лучше, как пойти… и исповедаться.
Я нашел захудалую церквушку и вошел внутрь. Там пахло ладаном и деревом, стояла уютная тишина, и в воздухе плавали пылинки. Я огляделся и, не обнаружив святого отца в поле зрения, пошел между протертыми локтями и седалищами лавок. В самом конце я, скорей по старой привычке, чем по необходимости, опустился на колени между скамьями и прочитал про себя молитву. Я как раз поднимался, когда из боковой двери возле алтаря вышел маленький щуплый священник и, перекрестившись, я направился в исповедальню. Через короткое время дверь с другой стороны скрипнула, и заслонка между нами опустилась, оставив деревянную решетку из узоров.
- Что тебя мучает, дитя мое? – зашелестел тихий голос.
- Исповедуйте, святой отец, ибо я грешна, – произнес я.
- Я слушаю, очисть свою душу…
И я очистил. Я говорил и говорил, не задумываясь о том, с какими чувствами он сейчас меня выслушивает. Долго говорил. Говорил правду вплоть до сегодняшнего дня. Умолчал только о том, что я – мужчина.
Когда я замолчал, мужчина за решеткой кашлянул, прочистив горло после длительного молчания, а может от шока, и посоветовал мне, как всегда, всякую ерунду: прочитать энное количество раз эту молитву, энное раз вот эту… Я спросил тогда, а может и ненужно соблюдать все эти писаные заповеди, греши в свое удовольствие, а потом прочтешь раз сто по молитве, почитаешь Библию, осознаешь свою нечестивую жизнь и все, дальше можно не беспокоиться, что попадешь в Ад. Бог тебя простит и примет с распростертыми объятиями. А Ад останется для некрещеных младенцев…
- Если грешник раскается в своих грехах, то на Судном дне это ему зачтется, – ответил мне священник.
- В таком случае, тот факт, что я мужчина – сущая мелочь, Господь простит, если я хорошенько помолюсь, и, может, еще и самобичеванием займусь, – сказал я, намерено понизив голос – получилось, чуть ли не басом – и вышел из исповедальни, не дождавшись ответной реакции.
В тот же день, уже в Лондоне, я заглянул в Ист-Энд, надеясь найти в том борделе, в котором я когда-то подсматривал за Дереком, Анриету. Сам я с ней никогда не встречался, но Дерек мне о ней рассказывал, и из его речей я понял, что эта женщина ему была очень дорога. Вот я в надежде, что хозяйке борделя может быть что-то известно о его месте нахождения, и сунулся в этот свинарник.
Но уже возле самых дверей передумал.
- К черту, – выругался я и пошел пешком, отправив кучера следом за мной, а то слишком в этом районе неспокойно и днем и ночью.
- Простите, мэм, – меня кто-то осторожно тронул за локоть.
Я обернулся и обнаружил позади себя невысокую женщину в видавшем виде жакете и залатанной юбке. Потускневшие светлые волосы забраны в пучок на затылке, осунувшееся лицо серо-зеленого цвета с темными кругами под глазами и знакомые голубые глаза. Я едва сдержал удивленный возглас. Эту девушку я не видел больше четырех лет…
- Вы что-то хотели? – спросил я, пытаясь не выдать себя мимикой.
- Я.. Вы…- начала она, бегая глазами по моему лицу, – простите меня, я осмелилась подойти, потому что Вы напомнили мне одного человека. Вы слишком похожи.
- В этой жизни все может быть, мисс, – ответил я и развернулся, чтобы уйти, стараясь не обращать внимания на бешено бьющееся сердце.
- Может Вы его знаете? – что-то отчаянное было в её голосе.
Я снова обернулся. Ну не мог я уйти…
- Я знаю только имя – Джером, – Лидия смотрела на меня с такой надеждой и мольбой в усталых глазах… Она была такой худой, почти прозрачной, её бедность била по глазам и по моим нервам, заставляя сделать хоть что-то.
- Джером – мой брат близнец, – соврал я.
- О, Господи…- выдохнула она потрясенно, а потом шагнула ко мне и взяла за руку. Даже сквозь перчатки я чувствовал насколько у неё холодная ладонь. – Мэм, я очень прошу Вас, сжальтесь надо мной! Мне необходимо его увидеть! Это вопрос жизни и смерти!
Одна ложь всегда тянет за собой другую…
- Это невозможно, Джером умер три года назад.
Лицо Лидии вытянулось. Девушка смотрела на меня и пыталась найти доказательства обмана. Не знаю, что она во мне разглядела, но вдруг поверила и резко закрыла лицо ладонями. Хрупкие плечи вздрогнули, и я услышал приглушенный всхлип.
- Мисс…- позвал я.
- Что же мне делать? – разобрал я.
- Может я смогу чем-то помочь?
Лидия вытерла лицо руками. Горестные складки возле губ делали её старше своих лет, давая понять, что жизнь у девушки была не самая легкая. Это было странным, потому что семья у них была вполне зажиточная, хоть и не знатная.