Нежный бес для падшего ангела (СИ) - "Solveig Ericson". Страница 47

Долой перчатки! Я стал срывать их торопливыми движениями, помогая себе зубами, рыча, когда лайковый палец выскальзывал из зажима и не поддавался.

Гладить, ласкать нагое тело подо мной, сминать кожу дрожащими пальцами; сцеловывать жар, опаляя губы; остужать влажным языком и собирать ртом бисерины пота. Вот что мне хотелось делать, и я делал, потому что он не видел меня, не видел, с какой тоскливой жадностью я целую его, подавляя рвущейся стон.

- Встань на четвереньки, – голос мой звучал натянуто и приглушенно.

Дерек подчинился. Он подтянул под себя свои длинные ноги и уперся лбом в покрывало, вытянув перед собой руки и скрестив кисти. Мышцы на руках и плечах взбугрились от внутреннего напряжения.

Он боится?...

«Не стоит, любимый мой, хороший мой, мне давно не хочется причинять тебе боль, подчинить, это да, этого хочется, но при этом ласкать, целовать, мягко входить и слушать твои стоны удовольствия, а не агонии».

Я прошелся ладонями от плеч по напряженной спине к пояснице, поцеловал-лизнул шрамы, огладил круглые, упругие ягодицы без грамма жира под кожей и развел их ладонями. Маленький розовый вход был плотно сжат. Разумом Дерек может и хотел отдаться мне, но тело было несогласно, оно пыталось противиться своей участи. Я стал наглаживать большими пальцами вокруг, то опускаясь к промежности, то проходя подушечками по сжатому колечку, слегка надавливая.

Дерек издал первый стон, едва различимый, на грани слышимости.

Я быстро сбегал к ночному столику за ароматическим маслом, а Дерек даже не попытался изменить положения, только голову развернул в мою сторону, лежа щекой на одеяле и сверкая темными глазами сквозь путаницу волос. Скользкими от масла пальцами я пытался расслабить и подготовить так некстати напряженного ирландца, и на моих глазах его анус расцвел, нерешительно, все еще подрагивая и пульсируя. Это было уже само по себе неслабым наслаждением наблюдать, как напряженная, едва заметная дырочка расслабляется, припухает от постоянного трения, несмело соглашаясь принять меня. Но только я решился ввести туда палец, как Дерек протестующе дернулся.

- Не надо, – услышал я сдавленный голос, – не растягивай, я хочу почувствовать всю остроту…ощущений.

- Но… – попытался возразить я.

- Просто трахни меня! – прервал меня резко О’Нелли.

Я подавил желание рассмеяться. Дерек – как всегда – неподражаем. Лежа со вздернутыми ягодицами, готовясь принять в себя мужчину, он умудряется поставить все точки над «i». Он здесь хозяин положения и баста! Заиграться вам не позволят. Но мы это еще посмотрим.

Я начал медленно в него толкаться, поглаживая напрягшуюся спину.

- Расслабься, – попросил я.

- Делай все молча, без тебя разберусь, – огрызнулся ирландец. А потом вдохнул глубоко и стал медленно выдыхать, поглощая мою внушительную плоть своей умопомрачительной теснотой. Медленно, мучительно медленно, но без остановки, я проник в него.

И все.

С этого момента я утратил разум, остались одни инстинкты, оголенные чувства и желание обладать. Я скользил внутри него, закрывал глаза и позволял себе отдаваться лишь тактильным ощущениям. Я наслаждался гладкостью его кожи, влажной от пота, разминал ладонями перекатывающиеся мускулы, «царапал» подушечками пальцев ягодицы и двигался, двигался в жаркой пульсирующей тесноте. А потом, когда мне становилось этого мало, я смотрел на него, смотрел, как соединяются наши тела, как мои бедра с влажным хлопком ударяются об его. Он меня сводил с ума каждой частью своего тела, даже кончиком покрасневшего уха, который выглядывал из рыжих повлажневших кудрей, это казалось таким трогательным и нежным, что я не сдержался, прижался грудью к его спине и обхватил губами тонкий хрящик. Он был сухим и очень горячим. Я стал вылизывать ушную раковину языком, прикусывать, посасывать, заводясь с новой силой от тихих стонов-выдохов Дерека. Я перекинул тяжесть тела на одну руку, а другой убрал волосы с порозовевшей щеки, прильнул к влажной коже ртом, покрывая поцелуями бровь, веко с трепещущими ресницами, острую скулу, прикусил плечо и поцеловал кожу между лопаток. От избытка чувств хотелось кусать сильнее, наполнить рот вкусной плотью и с силой сомкнуть зубы, хотелось скулить и рыдать в голос, и не прекращать движений, потому что сейчас они были самой жизнью, смыслом моего существования, целью, отказаться от которой было равносильно смерти. И я двигался, ухватившись руками за самые совершенные бедра в мире, наслаждался изящным изгибом спины с широкими плечами и четкой тонкой талией, любовался перетекающими мышцами. И двигался. Снова и снова, сильнее, быстрее, задыхаясь от удовольствия и темпа, слушая, как стонет мой ирландец, наблюдая с дикой первобытной радостью, как он поддается мне на встречу и прогибается в пояснице, чтобы открыть больший доступ к своему телу.

Я остановился и вышел из горячего тела и услышал тоскливый разочарованный возглас.

- Перевернись, – попросил я хрипло.

Дерек лег на спину и посмотрел на меня шалыми затуманенными глазами, облизнул пересохшие губы. Рыжие пряди прилипли к плечам и шее, грудь блестела от испарины и тяжело вздымалась, я наклонился и поцеловал маленький сосок, а потом стал засасывать кожу вокруг, образовав вакуум у себя во рту. Я, как голодный младенец, сосал и сосал, пока Дерек выгибался дугой подо мной, и никак не мог оторваться, мне хотелось заполнить рот его плотью до отказа, я кусался и снова присасывался, а рыжий ангел не возражал, прижимая меня за шею к себе. И снова мне было мало, я оторвался от солоноватой, но для меня бесконечно сладкой кожи, заставил его прижать ноги к груди и снова погрузился в любимое, желанное тело. Я не мог им налюбоваться, мне хотелось запомнить каждую черточку Дерека в момент экстаза, меня трясло от возбуждения и скручивало живот, обдавая пах наслаждением на грани боли, когда длинная сильная шея выгибалась от моих неистовых грубых толчков. Тонкие ноздри раздувались, губы цвета черешни кривились, а нижняя губа попеременно закусывалась белоснежными зубами, изогнутые брови сходились на тонкой переносице. И румянец – лихорадочный, алыми мазками по скулам.

Такой невозможно красивый, сотканный из чувственности, порока и греха. И нежной трогательности. Я никогда раньше не замечал, или уже забыл, что Дерек может быть таким…незащищенным, таким невинным и свежим, как утренняя роса, когда смотрит на меня широко распахнутыми глазами, темными, как самый густой лес без солнечных просветов, а влажные яркие губы приоткрываются, не в силах сдержать глухой стон, и по-детски вьющиеся пряди разметаны по простыне. Его хочется зацеловать, задушить в объятиях, потакая своей какой-то нездоровой садистической нежности.

Я наклонился к нему, почти лег сверху и припал губами к его приоткрытому рту, ловя жаркое прерывающееся дыхание. Пальцы Дерека сразу запутались в моих волосах на затылке, одна рука обвила спину и прижала меня к взмокшему телу, а ноги скрестились за спиной. Осознание того, что это именно его ноги, вырвало из меня почти что рык, будто я не верил до конца, что этот сильный, властный мужчина принимает меня в себя. А сцепленные за моей спиной ноги, как символ моей окончательной победы, и его капитуляции, что он сам, по своей воли отдал мне свое тело. Как жаль, что не душу…

- Хочу быстрее, – зашептал он мне в губы, посылая дрожь по позвоночнику.

Тогда я поднялся, неохотно отстранившись от его тела, и волосы мои облепили его плечи, торс, скользя по коже последней лаской. Я снова прижал его ноги к груди, положив свои ладони ему под колени, и сорвался в сумасшедшем ритме, напоминающим скорей гон Адской Охоты. Я и Охотник, и Адская Гончая. Я брал и рычал, вколачивался в распластанное подо мной тело, впитывая в себя нашу близость, нашу жажду друг друга. Дерек взглянул между нашими телами одурманенным взглядом, красивое лицо исказилось, а потом О’Нелли обессилено упал на простыни, и его выгнуло дугой. Мышцы четко выступили на стройном напряженном теле, семя выплеснулось белесой струей, запачкав его живот и бедра, и я отпустил себя, запрокидывая голову и закрывая глаза, ловя своим телом шторм наслаждения. Всего пара толчков бедрами и я выплеснулся глубоко в любимое тело. Замер, а потом рухнул на Дерека, не желая больше двигаться. Никогда.