По дороге к любви - Редмирски Дж. А.. Страница 62
Я заинтересованно поднимаю бровь:
– Детского масла? Ты на что намекаешь?
Она легонько шлепает ладонью по моей руке, но я вижу, что смеется.
– Дурак! Ни на что я не намекаю. Просто хочу использовать после душа.
А я глаз не могу оторвать от ее груди: как упруго она покачивается при каждом ее движении.
Записываю: большую бутылку детского масла, на всякий случай, мало ли, пригодится.
– И может, заодно что-нибудь перекусить и попить тоже, воды или холодного чаю, только без лимона… все равно, только не газированное. Ах да! И вяленого мяса!
Усмехаюсь и тоже записываю.
– Все?
– Да, больше ничего в голову не приходит.
– Ну, если придет, звони. – Я достаю мобильник. – Какой там у тебя номер?
Она с улыбкой диктует номер, я набираю, звоню. Слышу в трубке ее голос.
– Привет, детка, это я. Я скоро вернусь… Прости, долго говорить не могу, очень занят, разглядываю потрясающую блондинку… Сидит передо мной на краю ванны совершенно голая, представляешь?
Кэмрин улыбается, краснеет, хватает меня обеими ногами, притягивает к себе и крепко целует.
– О черт! Про воду забыли!
И правда, еще немного – и потечет через край.
Я быстро закрываю кран.
Кладу мобильник и блокнот на полочку и беру ее на руки.
– Эндрю, я же не калека какая-нибудь.
Но не сопротивляется.
Опускаю ее в ванну, она ложится в теплую воду, волосы падают ей на плечи, распускаются в воде.
– Я скоро, одна нога здесь, другая там, – говорю я, собираясь на выход.
– На этот раз не исчезнешь?
Услышав это, я останавливаюсь. Поворачиваюсь, гляжу на нее. Сейчас она уже не шутит. Мне становится совестно: сам вопрос ее не задевает меня, нет, мне больно, что я дал ей повод задать его.
Гляжу на нее серьезными, строгими глазами:
– Обещаю твердо, детка. Мы с тобой теперь как нитка с иголкой, и ты это знаешь, верно?
Она нежно улыбается, но в глазах прыгают озорные искорки.
– И зачем я только с тобой связалась.
Подмигиваю ей и исчезаю.
КЭМРИН
Близость с любимым человеком всегда все меняет. Живешь себе, окруженный прозрачными стенами, ничто тебе не угрожает, радуешься жизни, и будущее светло и ясно. И если таинство близости так и не происходит, влечение к человеку, который кажется тебе родным, может длиться вечно. Но как только ложишься с ним в постель, чувство безопасности, радости и светлого будущего нередко превращается в свою противоположность. Не затухнет ли теперь это влечение? Останется ли в нас это желание, сохранится ли тяга друг к другу такой же, какой была до того, как мы стали одним целым? Не думаем ли мы втайне, что совершили страшную ошибку, что надо было оставить все как есть? Нет. Да. И снова нет. Я знаю это, потому что чувствую, что это именно так. Это не излишняя самоуверенность или бредовые мечты неопытной девчонки, одолеваемой страхами и неуверенностью в себе. Это совершенно очевидный факт: Эндрю Пэрриш и я должны были встретиться в том автобусе в Канзасе.
Случайное стечение обстоятельств – это судьба.
Еще немного мокну в ванне, потом решаю наконец выйти, пока совсем не раскисла. У меня там все болит, но ходить я вполне могу. Думаю, как это здорово, что ему хочется обо мне заботиться.
Надеваю серые шорты, которые купила в дороге, и черную маечку. Заправляю постель, наскоро привожу комнату в порядок, потом беру мобильник: все сообщения от Натали. От мамы по-прежнему ничего. В мобильнике у меня всегда включен вибровызов. Терпеть не могу, когда он трезвонит. Не важно, что именно, музыка это или другие звуки. Звенящий мобильник для меня все равно что ногтем по штукатурке. Подхожу к окну, раздвигаю шторы: улица залита солнцем. Прислоняюсь к подоконнику, гляжу сверху на Новый Орлеан. На всю жизнь запомнится мне этот вид.
Снова думаю об Эндрю и его отце. Решаю дать ему несколько дней, а потом попробую поговорить еще раз. Какое-то время он будет обижаться и ворчать, но я не хочу, чтобы он бессознательно прикрывался мной, как щитом. Когда-то ведь надо разрубить этот узел.
Прокручиваю в мобильнике музыку. Давненько я ничего отсюда не слушала и, как ни странно, не очень-то и соскучилась. Классический рок Эндрю теперь мне не про сто больше нравится, я его даже полюбила.
Ага, вот и «Сивил Уорз», песня «Barton Hollow» [16]. Останавливаюсь на нем: последние пару месяцев это моя любимая группа. Включаю динамик, и комнату заполняет музыка в стиле кантри-фолк, пусть меня порицает за это кто угодно, а мне нравится. Вообще-то, я не поклонница стиля кантри, но эта группа – исключение. Подпеваю Джону и Джой, размахиваю руками, кружусь по комнате, я ведь сейчас здесь одна, никто меня не видит, могу делать все, что хочу, и уже подпеваю во весь голос. Продолжая вытанцовывать, подхожу к окну. И когда начинается соло Джой, подпеваю ей. Я всегда так делаю, стараясь, чтобы мой голос звучал так же мягко и бархатисто, как у нее. Конечно, как у нее, у меня никогда не получится, но все равно, подпевать ей ужасно приятно.
Вдруг оглядываюсь и вижу, что возле раскрытой двери, прислонившись к стене, стоит Эндрю, смотрит на меня и, конечно, усмехается. Рот мой сам по себе захлопывается, и я застываю на месте.
Жар бросается в щеки, кажется, я сейчас сгорю от стыда.
Он проходит в комнату, осторожно ставит на столик для телевизора два пластиковых пакета.
– Да-а, для человека, у которого что-то там болит, ты неплохо крутишь бедрами.
Все еще красная как рак, делаю вид, что ничего такого не случилось, и, чтобы поскорей сменить тему, подхожу к пакетам.
– А тебе не стыдно подкрадываться и подглядывать?
– Я не подкрадывался, но удовольствие получил. У тебя очень приятный голос.
Краснею еще больше, отворачиваюсь, начинаю рыться в пакете.
– Спасибо, конечно, малыш, но мне кажется, ты судишь предвзято.
Оглядываюсь и долго гляжу на него, пусть как следует полюбуется моей ухмылкой.
– Нет, я серьезно. – (Ишь ты, лицо и вправду серьезное.) – Ты поешь не так плохо, как тебе кажется.
– Не так плохо? – Я поворачиваюсь к нему, зажав в руке большую бутылку детского масла. – Что ты хочешь этим сказать? По-твоему, я пою плохо, но не так чтобы очень? – насмешливо продолжаю я и протягиваю ему детское масло. – Я просила маленькую бутылочку.
– У них закончились маленькие.
– А-а-а… – Я снова усмехаюсь и ставлю бутылку на столик.
– Да нет, ты не поняла, я считаю, что ты поешь хорошо.
Слышу, как скрипит под ним кровать.
Гляжу на него, не оборачиваясь, через зеркало.
– Ну что ж, с шампунем и кондиционером ты не ошибся, – говорю я, доставая бутылочки и ставя их рядом с детским маслом. – А вот гель для душа… Тут осечка вышла.
– Что? – Он явно расстроен. – Ты же сама сказала: жидкое мыло не для рук. Прочитай, что там написано: гель для душа. – Словно в подтверждение своих слов, тычет пальцем туда, где стоит бутылочка.
– Да шучу я. – Его реакция меня умиляет. – Все отлично.
Вижу, что он успокоился.
– Слушай, ты должна выступить, – говорит Эндрю. – Хотя бы разок. Надо посмотреть, что из этого выйдет.
Мне не очень нравится сейчас выражение его лица. Ни капельки. Такое, будто эта мысль только что пришла ему в голову.
– Ммм… Нет! – мотаю я головой, глядя на него в зеркало. – Этому не бывать. Это все равно что поедать жуков или полететь на Марс. – Снова лезу в пакет и достаю… Господи, только не это…
– Но почему? Это же потрясающий опыт, ты такого никогда не делала. Тебе самой понравится, вот увидишь. Будет что вспомнить.
– А это, черт возьми, что такое?
Держу в руке коробочку с вагизилом.
У него невероятно смущенный вид.
– А это? Ну-у… ты сама знаешь… – Он растерянно хлопает глазами. – Для ваших там, девичьих… органов.
Он беспокойно кивает в сторону моих «девичьих органов».
У меня челюсть отвисает от такой наглости.
– По-твоему, от меня пахнет? Ты хоть раз видел, чтобы я чесалась?