Ups Downs (СИ) - "Северная Изольда". Страница 102

Глава 38

Нет ничего важнее «здесь» и «сейчас». Нет ничего важнее ее страсти и его нужды. Она — потребность, получая которую, он чувствует, что живет. Он должен быть с ней немедленно. Потому что ждал этого целую вечность.

Его тело живет в данную секунду больше, чем когда-либо. Оно предвкушает сладостный момент соединения. Его кожа горит от нужды соприкоснуться с ее нежной и гладкой кожей. Одежда… чертова одежда не нужна им. Они были созданы друг для друга, и там не было чертовой ткани. Она мешает быть вместе, она разделяет.

Сейчас, совсем скоро.

О, эта маленькая женщина, что она делает с ним. Она — чувственное пламя в женском теле. Дразнит его, вызывает, молит движением своего тела, которое трется об него, доводя до грани. Ему уже больно терпеть эту грубую ткань, которую совсем скоро заменит собой ее нежная, тесная плоть.

Да, сейчас. Еще один миг.

Но ее губы… Этот сладкий рот невозможно оставить. Секунда, вздох, мгновение — это слишком долго для них.

Возьми.

Боги, он ждал это слово вечность. Он дышал, убивал, жил только ради этого слова, произнесенного ее голосом.

Он получил ее требовательное «хочу». Ее желанием отныне является только он. И он отдаст себя. Он уже ее, довольно давно. И потому она получит его в лучшем виде.

Уже скоро.

Им нужно только место. Место, где он сможет посвятить ей себя. Где он сможет показать степень тоски по ней, ту невыносимую одержимость, которая сводила его с ума все эти одинокие дни, не наполненные ее присутствием.

Никто не смеет смотреть на них. Он убьет за один взгляд на нее, сгорающую от удовольствия и страсти. Потому что это видеть может только он. Это то таинство, которое лишь он может наблюдать.

Дверь.

Помещение, в котором он оказался, все еще старательно целуя ее губы, доводя ее до того состояния, где она сможет лишь принимать, было наполнено темнотой. Редкие лучи уходящего дракона просачивались сквозь доски. Здесь пахло зерном, мукой и соломой.

Без разницы. Если учитывать степень их нужды друг в друге им нужно просто укромное место, где он сможет дать ей желаемое, где возьмет желаемое от нее.

Здесь тесно. Темно и тесно, а еще довольно прохладно. Он согреет ее. Своим телом, своим дыханием. Одежда не даст ей и половины того жара, который может дать ей он.

Красное. Он ненавидит красное. Он снимает с нее одежду с ненавистью, не заботясь о целостности ткани. Освобождает ее грудь, вырывая из губ девушки облегченный выдох.

— Прикоснись… — Шепчет его Шерри, принимая поцелуи.

Удерживая ее рядом с собой, Аарон избавляется от юбки, подтягивая женщину ближе к себе. Накрывая губами ее напряженную вершинку.

Женщина стонет. Она выгибается навстречу, а ее пальцы запутываются в его волосах.

— Это не подходящее ложе для тебя… — Его рычание глухое, тихое, когда он кладет ее на грубые мешки с зерном и мукой.

— Не останавливайся. Не останавливайся. — Молит она, выгибаясь навстречу, пока его торопливые поцелуи покрывают ее лицо, шею, грудь.

Останавливаться? Он умрет, если остановится.

На ней не должно остаться ничего от другого мужчины. Браслеты на запястьях, на лодыжках. Это ожерелье. Он оставит на ней свое клеймо. Но только когда она будет под ним такая, какой ее сотворила природа. Ничего лишнего.

Шерри нетерпеливо цепляется за ткань его рубашки, которая ее откровенно раздражает.

Одежда. Почему она не может просто исчезнуть…

Это продолжается не больше пяти секунд, пока он избавляется от ненужных вещей, что касаются ее и его. И все же это так долго. Так мучительно долго, когда речь идет о них.

Женщина встречает его страстно, нежно. Она встречает его как своего любимого мужчину, которого ждала веками. Словно дни разлуки показались ей вечностью. Словно она молилась об этом моменте и ее мольбу услышали.

Ее стон полон благодарности. Он такой тихий и нежный, когда его тело накрывает ее, когда его руки раскрывают ее влажные бедра. Она невероятно влажная там, жаркая, распаленная. Ее руки обнимают его, она прижимается к нему, все еще настойчиво двигая бедрами, ожидая его, приглашая.

И он целует ее, яростно и настойчиво, когда резко заполняет. Он поглощает губами ее крик восторга и облегчения.

Когда он отклоняется, она делает вожделенный вздох. Ее дыхание шумное и частое. Ее глаза приоткрыты, пока она наслаждается его видом, отдающего себя ей. Полностью, без остатка.

Он желает такой взгляд на себе. Он желает слышать в ее шумном дыхании свое имя. А еще те нежные слова, которыми она уведет его ярость и беспокойство.

Боги, он нашел ее. Она цела и невредима. Она с ним. Она в безопасности. Она получает наслаждение от его движений глубоко в ее теле. И она так хороша в этот момент, так прекрасна, что Аарон вынужден признать, что его Шерри — лучшее из всего созданного его Великой матерью за все времена. Его Шерри, получающая удовольствие, требующая наслаждения, с припухшими губами и напряженными розовыми сосками, манящими взгляд. Такая восхитительно тесная и жаркая. Такая сладкая и нежная. Страстная, любящая, чувственная. Только его. Великая мать создавала ее долго, наверное, поэтому он так долго ждал ее. Века. Но оно того стоило. Эти века — ничто по сравнению с тем, что он испытывает теперь.

Он жив. Только теперь он понимает значение этого слова. Он приближен к этому понятию сейчас больше чем когда-либо.

Странная ирония. Великая мать дала ему жизнь, но научить жить его может лишь его женщина. И она здесь. Она рядом. И он живет. Наконец.

Это опасно. Если Блэквуд поймет, в какую зависимость от него я попала, он сможет с легкостью мной манипулировать. И сопротивляться ему теперь будет невозможно. Этот мужчина что-то сделал с моим телом. Что-то произошло… изменение, причем настолько явное и резкое, что не заметить эти перемены было невозможно.

Он стал не просто нужным. Он стал жизненно необходимым и незаменимым.

Здесь было темно. И я знала, что давно бы замерзла, если бы не мужское невероятно горячее тело, которое находиться рядом со мной. Я не вижу его. Только чувствую прикосновения.

Аарон выбирает из моих волос зернышки и маленькие лучинки. Его губы касаются моего виска. Шеи. Он с тихим вздохом, полным благоговения и благодарности, спускается ниже. Я чувствую желанное соприкосновение кожи. И если бы не невероятное число пережитых оргазмов, я бы вновь просила мужчину прикоснуться ко мне там. Но сейчас я чувствую лишь удовлетворение, беззаботность и благодарность.

Единственное что меня волнует — как скоро наступит рассвет и как скоро хозяин этого сарайчика соберется его проверить.

Я тихо усмехаюсь, представляя себе эту реакцию.

От веселья не остается и следа, когда мужские губы невероятно бережно касаются моей груди. Все его движения пропитаны лаской, он невероятно нежен и осторожен. Теперь его действия призваны не возбудить до крайней степени, скорее это похоже на поклонение. На тихое восхищение и благодарность.

Он не просит отвечать. Только принимать и наслаждаться его ненормальной бережностью. Боже, я сейчас не верила, что этот мужчина способен на убийство. Это было трудно представить теперь, когда он касается с такой осторожностью. Его прикосновения были порой еле ощутимы, словно меня касались не пальцы мужчины, а сама тьма.

Я нежилась. Я была довольна. Я была исключительно удовлетворена. Мне было тепло и вполне уютно. Это было наивысшей точкой тихого блаженства. Это было примитивным подобием моей собственной нирваны.

И я не понимала. Как я могу чувствовать это рядом с ним? Ведь я не ощущала подобного покоя, душевного мира и сладостного телесного блаженства никогда, ни с кем.

Блэквуд странный. Он может доводить меня до крайностей.

Порой мне кажется, что изменение настроения этого мужчины может вызвать сильнейшую вспышку на солнце. Или же цунами, где-нибудь в Атлантическом океане. Или же песчаную бурю. Он выглядел абсолютно неукротимым. Ранее.