Полночный поцелуй - Эдриан Лара. Страница 29

Лукан посмотрел на тело Конлана — вот первая жертва того, чего он так боялся. Начинается новый век беспросветного мрака и войны. Он чувствовал это каждой клеточкой своего древнего тела, хранившего воспоминания о том, как это было в далеком прошлом. Война зрела, и если Отверженные организовываются, чтобы перейти в наступление, значит, скоро вся раса вампиров окажется на передовой линии огня. И люди тоже.

— Позже мы детально обсудим сложившуюся ситуацию. Сейчас мы должны отдать последние почести Конлану.

Я с ним уже попрощался, — сказал Тиган. — Конлан знает, что я чертовски уважал его при жизни, и после смерти мое отношение к нему не изменилось. Больше мне незачем здесь оставаться, это ничего не изменит.

Волной прокатился тревожный ропот, все ждали реакции Лукана на неожиданный уход Тигана, но он не собирался доставлять удовольствие своенравному вампиру, проявляя раздражение. Он выдержал паузу, пока в коридоре не стих звук тяжелых шагов Тигана, и кивнул, предлагая продолжать ритуал проводов в последний путь.

Вслед за Луканом каждый воин, один за другим, опускался на колено и читал молитву, затем все вместе поднялись, готовые покинуть лазарет и ждать финальной части церемонии.

— Я понесу его, — сообщил Лукан собиравшимся уходить товарищам.

Он заметил, как они молча обменялись взглядами, И знал, что это означает. Вампиры первого поколения, старейшие в расе, никогда не выносили тело на поверхность. Это было делом вампиров, которых от Древних отделяло несколько поколений — они отличались большей устойчивостью к солнечным лучам, завершавшим ритуал упокоения вампира.

Для П1, таких как Лукан, провести восемь минут на солнце — мучительная процедура.

Лукан, не отводя глаз, смотрел на растерзанное бомбой тело Конлана.

«Принял смерть вместо меня», — подумал он, потому что сегодня ночью в паре с Нико должен бы патрулировать он, а не Конлан. Если бы он в последнюю минуту не отправил шотландца вместо себя, то сейчас сам лежал бы на столе.

Сегодня желание Лукана видеть Габриэллу было поставлено выше долга перед Родом, и вот расплата больше нет Конлана, его друга и соратника.

— Я понесу его наверх, — сурово повторил Лукан и бросил хмурый взгляд на Гидеона. — Сообщи мне, когда все будет готово.

Вампир склонил голову, выказывая Лукану уважение, которого тот сейчас не заслуживал.

— Конечно, осталось немного.

Последние два часа до рассвета Лукан провел в своих комнатах в полном одиночестве. Он стоял на коленях и, склонив голову, молился, но мрачные мысли не покидали его. Гидеон постучал в дверь, подавая знак, что пришло время проводить Конлана в царство мертвых.

— Даника беременна, — глухо произнес Гидеон, когда Лукан поднялся с коленей. — Срок — три месяца. Мне Саванна только что сказала. Конлан собирался с духом, чтобы сообщить тебе, что, как только родится ребенок, он покинет Орден. Он хотел поселиться с Даникой в одной из Темных Гаваней и посвятить себя семье.

— Господи, — сквозь зубы прошипел Лукан, мрачнея оттого, что украл счастливое будущее у Конлана и Даники и их ребенок никогда не увидит своего отца, смелого и отважного. — Все готово к завершению ритуала?

Гидеон кивнул.

— Тогда приступим.

Лукан направился к выходу. Он был босиком, и, кроме черной рубахи, длинной и просторной, на нем Не было ничего. Гидеон, облаченный в такую же рубашку, поверх нее надел тунику Ордена, подпоясанную ремнем. Так же оделись и остальные вампиры, которые ждали их в зале, отведенном для церемоний, — здесь довершались торжественные инициации новорожденных, бракосочетания и похороны. В зале присутствовали и три женщины: Саванна и Ева в черных накидках с капюшонами и Даника в алой, что символизировало ее сакральную кровную связь с погибшим.

Тело Конлана лежало на богато украшенном престоле, завернутое в белоснежный шелковый саван.

— Мы начинаем, — просто объявил Гидеон.

С тяжелым сердцем Лукан слушал службу, каждый этап обряда символизировал вечность.

Восемь унций ароматизированного масла, чтобы смазать тело усопшего.

Восемь слоев белого шелка, чтобы покрыть его.

Восемь минут молчаливого присутствия одного из Членов Рода рядом с телом воина на рассвете, а потом солнечные лучи превратят плоть и душу в пепел, а ветры навечно смешают прах с первоэлементами космоса.

Гидеон замолчал, и Даника вышла вперед. Повернувшись лицом к собравшимся, она гордо подняла голову и заговорила, голос ее был хриплым, но исполненным достоинства:

— Он принадлежал мне, я принадлежала ему. Его кровь поддерживала меня. Его сила защищала меня. Его любовь делала меня безгранично счастливой. Он был моим возлюбленным. Моим единственным. Таким он останется в моем сердце навечно.

— Ты достойна его, — ответили ей хором.

Даника повернулась к Гидеону и протянула руки ладонями вверх. Гидеон вынул из ножен позолоченный кинжал и подал ей. Она, склонив голову, приняла кинжал и развернулась к телу Конлана. Даника что-то за шептала, эти слова касались только их двоих. Затем она поднесла кинжал к лицу. Лукан знал, что теперь вдова погибшего воина должна неглубоко рассечь нижнюю губу и сквозь саван в последний раз поцеловать Конлана.

Даника склонилась над телом и оставалась в таком положении довольно долго, ее сотрясали горестные рыдания. Затем она, прикрыв рот рукой, отступила в сторону, оставив на белоснежном саване алое пятно прощального поцелуя. Саванна и Ева подхватили ее под руки и отвели в сторону от престола, позволяя Лукану приступить к завершению церемонии.

Лукан приблизился к Гидеону, дал клятву проводить Конлана в последний путь с честью — эту клятву произносили все члены Рода, которым предстояло выносить тело на поверхность.

Гидеон отступил в сторону, позволяя Лукану подойти. Лукан поднял на руки тело воина и, как требовалось, повернулся лицом к собравшимся.

— Ты достоин проводить его, — раздался хор голосов.

Лукан медленно и торжественно прошел через зал к лестнице, ведущей на поверхность. Длинные пролеты, сотни ступеней с тяжелой ношей на руках вызывали боль, которую он сносил безропотно.

В конце концов, это самая легкая часть поставленной перед ним задачи.

Если ему суждено погибнуть, это произойдет через пять минут, как только он окажется за маячившей впереди дверью, в лучах восходящего солнца.

Лукан плечом толкнул железную дверь, полной грудью вдохнул утренний воздух и направился к тому месту, где должен был оставить Конлана. Он опустился на колени в зеленую траву и осторожно положил тело на terra firma [12]. Он шептал слова прощальной молитвы, которую помнил наизусть, хотя за столетия слышал всего несколько раз.

Пока Лукан читал молитву, небо на востоке озарилось золотисто-розовым светом восходящего солнца.

Лукан мужественно терпел обжигавший кожу солнечный свет, сосредоточив все мысли на Конлане и его долгой жизни, прожитой с достоинством. Солнце показалось над горизонтом, когда он дочитал молитву лишь до середины. Лукан опустил голову, превозмогая боль, которую выдержал бы и Конлан, если бы это потребовалось ради любого представителя Рода, сражавшегося с ним бок обок. С каждой секундой солнце жгло все сильнее.

В ушах слова древней молитвы звенели, смешиваясь с шипением и треском его горящей плоти.

Глава тринадцатая

«Полиция и сотрудники Транспортного управления до сих пор не могут установить истинную причину взрыва, случившегося прошлой ночью. Несколько минут назад я говорил с представителем Транспортного управления, и он заверил меня, что инцидент произошел на старом, давно не используемом участке железнодорожного полотна и пострадавших нет. Оставайтесь с нами. «Пятый» канал будет следить за тем, как…»

Пыльный экран последней модели телевизора неожиданно погас, подчиняясь взгляду пришедшего в бешенство вампира. У него за спиной в конце мрачной обшарпанной комнаты, некогда бывшей столовой приюта для умалишенных, стояли двое Отверженных, переминаясь с ноги на ногу и ворча; они ждали его дальнейших приказов.