Любовь без права на ошибку - Алюшина Татьяна Александровна. Страница 43
А вот дальше пришлось намного труднее, по асфальту раздолбанному, старому, пористому, как по наждаку, обдирая руки в кровь, мы ползли от погибающего здания с упорством смертников, спасавших свои жизни. Этот праздник как-то всегда хочется отдалить!
И когда мы отползли от ступенек метров на пятнадцать, я почувствовала, что больше не могу! То есть совсем! Меня перестали слушаться ноги и руки! Уж не знаю, как мне удалось отцепиться от жгута рубашки, но пальцы так и остались скрюченными. Я, уже не соображая ни черта, улеглась на асфальт рядом с Битовым, дыша, как выкинутая на берег рыба, сотрясаясь всем телом. Все! Пусть теперь нас спасает кто-нибудь другой! А я полежу!
И именно в этот момент что-то громко затрещало, и здание рухнуло, сложившись внутрь! А Битов каким-то нечеловеческим усилием смог мгновенно перевернуться и полностью накрыть меня своим телом, защищая от ударной волны, несущей на нас бетонное крошево, перемешанное с пылью и грязью. И потерял сознание.
Я почувствовала, что жива, только потому, что поняла, что сейчас умру!
Я не могла дышать! Все попытки вдохнуть ехидно проваливались, напоминая о тщете жизни. Я попыталась вертеть головой, чтоб осмотреться и врубиться в происходящее, с тем же смешным эффектом – голову что-то держало. Но врубиться мне все ж таки удалось. Расслабленное, бессознательное тело Битова прижимало меня к земле, не давая возможности пошевелиться и дышать, мое лицо было плотно прижато к его шее, а голову обхватили и прикрыли его руки, лицо же Влада, уткнувшись в мою растрепавшуюся косу, прижималось к моей голове.
Как сэндвич, ей-богу! Мне даже смешно стало.
А потом у меня поплыли темные круги перед глазами, и я начала куда-то проваливаться в пустоту… И вдруг почувствовала невероятную легкость освобождения, и смогла втянуть в себя воздух через зубы, и, открыв глаза, увидела сюрреалистическую картину: серые люди укладывали серого Битова на носилки, какой-то серый человек опустился передо мной на одно колено и начал поднимать меня на руки. И сообразила, что они все покрыты бетонной пылью.
Я посмотрела в лицо поднявшему меня мужчине и узнала его.
– Саша, – незнакомым хриплым голосом сказала я, – пусть они осторожно с Владом. У него перебиты ноги.
– Они знают, Васенька, – мягко, почти нежно уверил он меня и куда-то понес.
– Как он?
– С ним все будет хорошо, – уверил Саша.
Он все куда-то меня нес, потом положил на приятно холодящую спину поверхность, которая вдруг железно загрохотала подо мной, и нас с поверхностью втолкнули в какую-то машину. И стало тихо, а я подумала, что немного посплю.
Я открыла глаза и первое, что увидела, – чернеющую темноту за окном. Что, уже ночь? Я услышала какой-то звук, повернула на него голову и увидела девушку в зеленой форме: легкие брюки, рубашка и шапочка на голове – и поняла, что это медицинская одежда.
– Можно попить? – прозвучал мой голос почти басом.
– Вы пришли в себя, – улыбнулась мне медичка.
И наклонилась ко мне, и я рассмотрела, что это молоденькая и очень симпатичная девушка, и улыбалась она открыто и почему-то радостно. Она приподняла мою голову и дала попить вкуснейшей прохладной воды из смешного плоского поильничка с носиком.
– Спасибо, – прохрипела я, откидывая голову на подушку, и спросила теперь уже голосом просто сиплым: – Как Битов?
– Ваш жених?
Ну пусть будет жених, растолковывать что-то и объясняться у меня не обнаружилось ни сил, ни желания. Тем более если я правильно поняла его откровения, он претендовал именно на эту роль.
– Он в порядке, – снова наклонилась ко мне девушка. – Ему сделали операцию. И сейчас он находится еще под наркозом.
– Что с ним? – надрывала я наждачное горло.
– Ничего такого уж страшного, вы не переживайте, – поспешила успокоить меня сестричка. – У него открытый перелом левой ноги, но артерию не перебило, повезло! Перелом закрытый, но со смещением сложным правой ноги, вывих и сильный ушиб локтевого сустава левой руки и трещина, конечно серьезная, ключицы, совсем легкое сотрясение мозга и многочисленные мелкие порезы, гематомы, ладони рук сильно повреждены и локти. Но никаких внутренних повреждений.
– Это хорошо, – просипела я, успокаиваясь.
А девчушка жизнерадостно продолжала щебетать:
– Вам обоим невероятно повезло! Наши врачи все удивляются! Когда ваш жених прикрыл вас своим телом и потерял сознание, вы оба не могли нормально дышать. Вы – потому что он придавил вам грудную клетку и прижал носоглоткой к шее, а он – потому что, находясь в бессознательном состоянии, почти не дышал и лицом уткнулся в ваши волосы и лицо. Понимаете?
– Нет, – я отказывалась понимать, что тут может быть радостного.
– Ну как же, – улыбалась вовсю девушка. – Поэтому вам обоим в легкие почти не попали бетонная пыль и токсичные продукты горения! Вы же совсем рядом с рухнувшим зданием находились! А если бы вы дышали нормально, то очень сильно бы отравились этой смесью! Это очень плохо! Легкие пострадали бы так сильно, что это бы стало серьезной болезнью с очень плохими последствиями! Вы спасли друг друга!
– Угу. – Я предприняла попытку кивнуть головой и чуть не застонала от боли во всем теле.
– Вам нельзя шевелиться, – обеспокоилась медсестра.
– Так! А со мной что?
– Ничего страшного! У вас последствия сильного перенапряжения всего организма и чрезмерных силовых перегрузок, множественные мелкие порезики, ушибы, несколько гематом, локти пострадали посильнее и руки. Но никаких переломов и внутренних повреждений.
– А что у меня с горлом?
– Носоглотку пришлось серьезно прочищать от бетонной пыли и копоти – и вам и вашему жениху.
– А кто меня помыл? – посмотрела я на свои чистые руки.
– Ну как кто? – все улыбалась она. – Мы, медсестры, помыли. Вы же в реанимации травматологического отделения находитесь, а у нас тут специальное оборудование в помывочной установлено для таких случаев. Вы не переживайте, мы вам волосы очень тщательно промыли, и бальзамом тоже, девочки свой принесли, волосы у вас очень красивые. А еще мы обработали ваше тело специальным антисептическим раствором. Так что вы чистая-чистая!
– Спасибо. Ничего не помню.
– Вам уколы сделали разные, и вы все время процедур находились в бессознательном состоянии, вот только сейчас пришли в себя.
– А Битова вы тоже мыли? – усмехнулась я.
– Мы и наш санитар, – смутилась девушка.
– Значит, он тоже чистый, – усмехнулась я пооткровеннее. – А где мы находимся? Ну вообще?
– В Новгороде. В областной больнице.
И тут меня окатило холодной волной! Папик! О господи!
– Нашим родным сообщили? – прохрипела я.
– Да, – кивнула девчушка и вдруг что-то вспомнила. – Так вы у друга вашего спросите, он все это время здесь находится! Никуда не уходил!
– Какого друга? – не сразу сообразила я, о ком речь.
– Ну ваш друг, Александр Барков… – И она поспешно вышла из палаты.
Дверь приоткрылась, и я увидела озабоченное лицо Саши.
– Заходи, – прохрипела я, не утруждая более нас обоих выканием.
Он так скромненько, бочком, прошел, взял где-то, вне поля моего зрения, стул, поставил возле койки, присел и, последовав моему примеру, страдальчески спросил:
– Ну ты как?
– Как из-под катка, – пожаловалась я.
– Васька! Ты такая потрясающая молодец! Ты просто невероятная умница! Ты вообще…
– Да, я такая, – подтвердила я хвалебные речи. – Ты у Битова был? Как он?
– Был, – Сашок усмехнулся лукаво. – Вы прям как лебединая песня! Он первым делом про тебя спрашивал, ты про него!
– Нас сплотило совместное спасение жизни, – пробурчала я.
– Он пришел ненадолго в себя после операции, расспросил меня с пристрастием о твоем самочувствии и снова отрубился. Ему вкололи снотворное, и до утра он будет спать.
– Ты нашим родным сообщил? – заглядывая ему в лицо, тревожно спросила я.