Сказки должны кончаться свадьбой (СИ) - Стрельникова Юлия. Страница 32
Подождав, пока я выберу себе стул и усядусь, Шалион плюхнулся на шкуры напротив меня, повозился, устраиваясь удобнее, и уставился на меня во все глаза.
Дети смотрят на мир иначе. Их, в отличие от взрослых, совсем не гнетет молчание, потому что оно совсем не обозначает бездействие и тишины. Поэтому я заговорила первая.
- Здесь красиво. Это твое тайное место.
Он не ответил, все также продолжая смотреть на меня с ожиданием. Я вздохнула.
- Хорошо. За что ты извинялся.
- Я должен был защитить тебя. Мужчины должны защищать женщин.
Я чуть не сказала, что он еще не мужчина, а ребенок. Шалион вел себя много разумнее, чем можно было ожидать. Он и впрямь был настоящим мужчиной.
- Это было бы глупо, - дети хорошо чувствуют фальшь.
- Это было бы храбро, - возразил он, подозрительно шмыгнув.
- Ты бы попытался и умер, как Адер.
- Как герой. А теперь получается что я трус, - дрогнув голосом, как будто пытаясь не всхлипнуть, заявил Шалион.
- Мертвым все равно герои они или нет, - я занервничала, ощущая растерянность. Как убедить храброго маленького мальчика, что он повел себя настолько отважно, что не каждый взрослый на его месте поступил бы так же. Как вообще убеждают детей, сказками что ли? Сказками.
- Шалион, ты любишь истории? - решилась спросить я.
- Я уже взрослый для сказок, - буркнул он в ответ, мгновенно переходя от расстройства к замкнутости.
- Это не сказка, а правдивая история, которая случилась, много лет назад, - объяснила я. - В одном городе, рядом с морем жили брат и сестра. Там всегда было тепло, даже жарко, а снега и вовсе никогда не видели, но зато круглый год на деревьях росли мандарины, персики, и другие фрукты, а по улицам ходили огромные слоны. В этой удивительной стране даже птицы умели разговаривать человеческими голосами. Там не было голода и войн. Девочку звали… - я замялась всего на миг, - Майоки, а мальчика звали Иан. - Второе имя далось мне уже легче. - Они, как и все дети, иногда ссорились, а порой, должна признать, даже и дрались, но все равно очень любили друг друга.
Шалион внимательно слушал, ловя каждое слово, и я перевела взгляд на окно, время от времени искоса поглядывая в его сторону.
- И так бы и продолжалось долгое время, пока однажды в этот благословенный край не пришла война. Сейчас уже не важно, кто и на кого напал, но в один, далеко не прекрасный день война докатилась и до города, где жили брат с сестрой. Злые люди пришли в их дом вооруженные мечами и факелами, собираясь убить всех и сжечь все в округе без остатка. Родители Майоки и Иана хотели защитить своих детей и спрятали их, сказав, чтобы они сидели тихо и не выходили ни в коем случае до тех пор, пока все злые люди не уйдут. И взяли с них слово, что дети позаботятся друг о друге. Они сидели долго- долго, дрожа от страха, и боясь даже плакать, чтобы никто не смог услышать их. В конце концов, мальчику надоело сидеть взаперти, и он решил выйти из своего укрытия. Сколько бы сестра не удерживала его, говоря, что они должны оставаться вместе, он не захотел слушаться, и отправился на поиски родителей. Несмотря на возраст, Иан был храбрым мальчиком, и думал, что его долг, как мужчины, защищать свою сестренку. Но, как оказалось, Иан вышел из укрытия значительно раньше, чем злые люди покинули их город. Он увидел дом, объятый пламенем, убитого отца, который так и не выпустил меч из рук, и свою маму, которую схватили злые люди. И Иан, кинулся защищать ее, позабыв о том, что не только мужчины должны защищать женщин, но и взрослые обязаны защищать своих детей. У Иана было сердце настоящего воина, но совсем не оказалось оружия. Да и сил в шесть лет маловато, чтобы справиться со взрослыми врагами, даже если ты тысячу раз прав. Он и впрямь умер, как герой, но его жертва не помогла спасти ни маму, ни папу, ни сгоревший дом.
Возможно, все было немного по-другому, но я могла думать только так, когда, наконец, решила покинуть укрытие, только для того, чтобы обнаружить мою убитую семью. К счастью ли, к горю ли, но нелюди удовольствовались уже пролитой кровью, не став тщательно обыскивать наш заросший сад, где надежно скрытый высокой травой и кустами стоял наш с Ианом шалашик, в котором мы и прятались. Я замолчала, не решаясь посмотреть на Шалиона.
- Тот мальчик, ты думаешь, что он тоже поступил глупо?
- Не знаю, - честно ответила я. - Его родители погибли ради того, чтобы дети остались жить. Он поступил храбро, но неправильно. Как будто бы половина жертвы его родителей оказалась напрасной. Адер умер, чтобы ты жил, я защищала тебя, чтобы ты жил. А если бы ты решил сражаться и умер, то выходит, что воины, которые вас всех защищали, умерли напрасно.
- Я понял, - тихо сказал вдруг Шалион, после долгого молчания, прерываемого лишь сопением, которое выдавало напряженную работу мысли. - Мне кажется, я понял.
- Хорошо, - отозвалась я. - Когда ты вырастешь, у тебя еще будет возможность показать, что ты достоин того, что за тебя отдали жизнь такие храбрые воины. Помни об этом.
Так же как я помню о своих родных, которые отдали жизни ради того, чтобы я жила, хотелось добавить мне. Это тяжелый груз, но память об этом не позволит тебе сдаться, удержит от подлости, заставит быть честным. Никто не становится героем по праву рождения или по собственному желанию. Руда, рожденная недрами земли, еще не меч. Наши долги, которые мы никогда не сможем отдать и обещания тем, кто ушли по Тропе, закаляют нас, заставляя выпрямляться, оставляя позади и кровь, и пот, и слезы, и погибших друзей, вместо того, чтобы оставаться согнутыми, вставать, раз за разом даже тогда, когда больше всего хочется закрыть глаза и перестать существовать, так же как жар горна и молот, направляемые кузнецом, превращают кусок металла в грозное оружие.
Некоторые из нас, пройдя через горнило страданий и невзгод, становятся теми, кого воспевают в балладах и прославляют в легендах, но редко кто остается при этом в живых. Герои чаще всего бывают мертвыми.
Разговор с Шалионом дался мне не легко, как будто я по собственной воле решила разбередить плохо зажившую рану, но я надеялась, что таким образом смогла помочь мальчику понять, что он вел себя правильно.
После двух разговоров вымотавших и выжавших меня почти досуха, я чувствовала, что у меня не осталось никаких сил на разговор с Лордом, даже учитывая немалое количество вопросов, несомненно, накопившихся у нас друг к другу. И, рискуя вызвать высочайший гнев, я решила отложить его до лучших времен.
Не зная больше чем себя занять, так, чтобы не попасться на глаза ни Лорду, ни Мелинде, я сунулась было к Айнарре, надеясь провести остаток дня за тихим перебиранием трав, но Владеющая сердито шикнула на меня, велев отправляться в постель, потому что моим цветом лица можно пугать привидений, добавив, что если в ближайшие три дня она увидит меня за работой, то собственноручно усыпит, чтобы я хоть так набралась сил. Угроза возымела действие. Тем более, что я и впрямь чувствовала себя далеко не так хорошо, как хотелось бы. И я покорно отправилась бы в постель, если бы не наткнулась на Мелинду, тихо плачущую в той же самой нише, которую когда-то я облюбовала для себя.
Все обиды утра и прошлых дней были тут же забыты. Сколько бы я не убеждала себя в обратном, но кузина все же занимала немалую часть моих мыслей и привязанностей. Что-то произошло за те несколько часов, что меня не было рядом. Что-то столь серьезное, что Мелинда, которая никогда не забывала о том, чтобы хорошо выглядеть, даже не задумалась, что ее могут увидеть с покрасневшими глазами и носом, всхлипывающую, и издающую иные, не подходящие для леди звуки.
Я кинулась к ней, движимая сочувствием напополам с ответственностью за нее, и долгое, кажется, бесконечно долгое мгновение не дышала, пыталась понять, что произошло. До тех пор, пока Мелинда не подняла свои голубые, ставшие от слез еще более яркими, глаза, и произнесла дрожащими от слез и непонимания губами: