Небо на двоих (СИ) - "Korolevna". Страница 41

Когда Роман уезжал из Москвы, то приказал себе не думать о том, что своим уходом убивает Лизку, лишает ее крыльев надежды. Ему и самому было гадко, но он сделал свой выбор, тем более, право на иное решение ему не давали. В Вене Алекс, вернее, уже Бес, — да он сам запутался, кем же тогда был на самом деле! — не мог сомкнуть глаз до утра, всё перебирал Лизкины волосы. Пальцы до сих пор хранят ощущение скользящих и дразнящих шелковых нитей цвета пшеницы; ее волосы всегда были его личным фетишем, даже когда она была сущей малышкой. Ромке так нравилось вдыхать их запах, когда он успокаивал своего котенка, выслушивая ее детские беды. Гречишный мед, горечь полыни, тепло лаванды, сладость карамели; он узнает ее с закрытыми глазами из миллиона женщин, проходящих мимо.

Роман так ждал ее, с ума сходил все эти годы, а когда смог прикоснуться, прижать к себе, почувствовать трепет ее тела, то внезапно осознал, что волнуется, словно мальчишка. Боится испортить момент, не хочет испугать Лизу страстью и болезненным желанием, которые сорвали путы, понеслись вперед волной цунами, разрушая всё, что встречается на пути. А она таяла восковой свечой, дарила себя без остатка, позволяя выпивать до дна. Не было слов, мыслей…

Слишком долгий срок разлуки, чтобы размениваться на такую мелочь и разрушать тот сладкий миг, дарованный по капризу неизвестного благодетеля с небес.

Ночь раскинулась пологом над городом вальсов и фонтанов. Золотистая бентли на предельной скорости, рассекая воздух, мчалась вперед, прочь от старинных особняков, больших денег и политических интриг. За окном автомобиля проносился роем жемчуг фонарей, нанизанный вьющуюся на ленту дороги.

Роман упрямо не замечал ничего вокруг, сосредоточенно управлял машиной, понимая, что вновь сорвался, вновь поставил на кон всё. Но на сей раз, он твердо знал одно: жизнь любимой женщины стоит гораздо больше всех благ мира, долга, чести и опасных заданий. Главное, увезти Лизу подальше, исчезнуть самому, не вызывая никаких подозрений. Пьеса разыграна по нужным нотам. Бес должен был уйти сам. Теперь он увозит на другой конец города девушку, которая всегда для него служила воздухом. Без нее он дышать не сможет. Теперь уже никогда.

Лиза молчала всю дорогу, изредка поглядывала на Романа, закусив губку, а он пытался не отвлекаться на нее, не смотреть на открытые плечи, холмики грудей, видневшиеся в декольте вечернего платья. Память раз за разом подсовывала калейдоскоп из крутящихся эпизодов: Бес едет в машине, забрав Лизку с выпускного; она тайком рассматривает его профиль; первый томный и трепетный поцелуй, перевернувший всё внутри, высвободивший страсть и желание владеть телом, которого не касался еще ни один мужчина. Томящее и изначальное искушение вновь дразнило, распаляло кровь, требовало выхода. Теперь ей уже не семнадцать лет, да и он слишком много терпел, ждал, был лишен сладости ее губ…

Молчание не казалось тягостным, напротив, в нем было нечто правильное. Такое ощущение, что слова сейчас разрушат их единение. Девушка так же, не задавая вопросов, проследовала за ним в неказистое здание старого мотеля, хозяин которого будет хранить молчание о своих гостях в дань старой услуге, оказанной ему Алексом.

Крошечный номер встретил их включенными бра над кроватью, даривших золотистый полумрак. Лиза замерла в нерешительности посреди комнаты, кажется, чувствовала себя неловко. Ромка же вновь ощутил себя молодым парнем, который впервые посмотрел на сводную сестренку мужским оценивающим взглядом, споткнулся и упал в грозовые облака ее глаз.

Терпение лопнуло, как мыльный пузырь, что-то щелкнуло, невидимый тумблер, отвечающий за контроль, сломался. Романом руководили инстинкты, так долго удерживаемые на цепи железной воли. Лиза манила, влекла к себе, словно магнит. Он резко притянул девушку к себе, впился поцелуем в приоткрытый, соблазнительный ротик, не ощущая и капли угрызений совести, не думая о последствиях. Желания помчались вперед, словно ретивый мустанг, сорвавший лассо ковбоя.

Сладкие и нежные губки дрогнули, раскрылись навстречу, будто сами умоляли почувствовать их вкус. И тут Бес осознал, что Лиза стала для него навязчивой идеей; те поцелуи в саду были прелюдией, сладострастной пыткой, которая лишь позволила родиться предвкушению от их неминуемой близости. Он целовал ее так, как будто она могла дать часть жизненной силы, для того, чтобы он стал вновь живым, настоящим, собой — Ромкой Бессоновым.

Он не отдавал себе отчета, что делает, просто растворился в Лизе, чувствовал, как его долгожданная девочка, становится мягкой, податливой, будто глина в руках умелого гончара. Не мог оторваться от ее рта, пил нектар, дразнил языком, наслаждался таким желанным ответом на шальной поцелуй, который перерос в настоящее исступление.

Лизка не отрываясь, дернула его рубашку так, что пуговицы оторвались, разлетелись по полу. Бес подхватил ее на руки, продолжая терзать ее рот, уложил на кровать, лег сверху, пытаясь не причинить дискомфорта тяжестью своего тела. Его губы сместились на ее шею, где под почти прозрачной кожей виднелись вены, в ответ Лизка подарила ему приглушенный стон, а ее руки помогли ему избавиться от темно-синей рубашки. По спине пронесся вихрем разряд тока, когда маленькие коготки впились в поясницу.

— Ты так мне нужен, — шептала она по-русски. — Пожалуйста, не уходи, — проронила девушка едва ли не с мольбой, когда он аккуратно отстранился, чтобы помочь ей избавиться от платья и раздеться самому.

— Я сегодня весь твой. Я здесь, только твой, — тихо проговорил Роман ей на ухо, сожалея, что не имеет права заговорить с ней на родном языке.

Разумеется, его девочка знает, с кем она сейчас. Оба не касаются этой темы. Не важно. Всё будет потом. А сейчас у них есть то, чего каждый безумно хочет.

Бес посмотрел на замершую Лизу, которая словно купалась в золотом сиянии приглушенного света, напоминающего дрожание свечей. Красивая, чувственная женщина с телом молодой девушки, которую он оставил осенней ночью в далекой Москве. Ее глаза непрерывно следили за ним, за каждым жестом, обшаривали каждый сантиметр обнаженного торса.

Его Лизка! Любимая девочка, которая не растеряла способность к наивной восторженности, которую он нередко ловил во взгляде, едва они оставались наедине. Тогда он отмахивался от ощущения, что Лиза смотрит на него отнюдь не с детским интересом, а сейчас внутри всё поет от того, что она не забыла, что он ей по-прежнему нужен, она хочет его.

Тишина. Лишь учащенное мужское дыхание, прерывистое женское. Звяканье железной пряжки, скрип кожаного ремня, шуршание ткани. Роман избавился от одежды, просто бросив ее на пол. Лиза продолжала следить за ним без капли смущения, в нетерпении облизывая губы, ожидая, когда же он подойдет к ней. Он и не заставил себя долго ждать. Приподняв девушку, потянул вниз «молнию» платья, находящуюся на спине. Медленно стянул через ноги кусок светлой с золотистым отливом ткани.

Во рту пересохло, когда он узнал, что Лизка без нижнего белья. Опустившись на колени перед кроватью, Бес снял с ее ступней открытые босоножки, поддался искушению, взял ее ножку в руку, провел губами по икрам, подбираясь всё выше и выше к внутренней стороне бедер. Лиза заерзала от предвкушения, но Роман не хотел спешить. Ему хотелось почувствовать ее всю. Он так долго ждал, мечтал, но даже в самых смелых фантазиях не мог представить, насколько его девочка хороша собой. Голова кружилась от осознания того, что неосуществимые еще вчера мечты сбываются…

— Не спеши, — пробормотал он, когда девушка в нетерпении заерзала бедрами. В ответ раздалось обиженное хныканье.

Роман перебрался вновь на кровать, и Лизка тот час притянула его к себе, отыскала губы, и вновь увела за собой, даря сладостное томление. Ее язычок был такой горячий, нежный, сладкий. Мысли о том, что спешить не надо, развеялись, словно пепел с истлевшей сигареты. Бес хрипло и сдавленно застонал, подмял ее под себя.