Мужские рассказы - Белов (Селидор) Александр Константинович. Страница 10

Барон фон Поллен младший обошёл своего отца не твёрдостью духа, а верой и усердием в клире, отчего и усвоил другую истину: «Господь благословляет только твёрдую руку.» Так было всегда, и Шлосский приор не искал этому опровержения. Барон обладал одной из самых твёрдых рук в Ордене. Возможно именно это обстоятельство и послужило причиной неожиданного визита в Шлосс Великого Магистра Тевтонского Ордена — Вернера фон Орзельна.

Над топями висело солнце. В дымно загустье болотного чада. Болота окружали замок со всех сторон, и только узкая полоса земли, поросшая бересклетом, уходила на каменистую равнину. Гроссмейстер Ордена оторвал взгляд от болотных далей:

— Сдаётся мне, что и здесь не всё спокойно.

— И здесь, на порубежье, и по той стороне сейчас нет такой силы, что может встать против Ордена, — возразил ему Ульрих фон Поллен.

— По той стороне…, — задумчиво произнёс Магистр. Он посмотрел в холодные глаза Шлосского приора и направился к домнице. Тяжело повернулась дубовая дверь в кованых петлях и Гроссмейстера поглотил каменный мрак башни. По гулким ступеням спускались в нижний покой два высокостатных тевтонца. Ульрих фон Поллен хорошо понимал Великого Магистра. После двухлетней войны, которая закончилась разгромом Орденского войска на Чудском озере, гибелью Великого маршала и Великого канцлера, многих приоров и многих братьев-рыцарей, а также потерей всего захваченного на Востоке, Орден и в Пруссии не мог оставаться в безопасности. Над столицей Тевтонского Ордена — Мариенбургом сгущались тучи. Польский король сразу вспомнил о потере своей Хельминской волости и всего Восточного Поморья, присоединённого рукой Германа фон Зальца к Тевтонскому Ордену. Зашевелиась Литва, Жмудь, Чёрная Русь, — вся эта свора битых собак, рычащих на могучего, но раненого Зверя.

Так думал Ульрих фон Поллен Гильдебор Шлосский, но он и предположить не мог, что у Гроссмейстера Тевтонского Ордена появился куда более могущественный враг. И только сам Вернер фон Орзельн знал, где все его потери отзовутся наперёд всего. В Ватикане!

Папа Григорий IX, в истовом своём молении, дал обет Господу короновать князей варварских, обратить их в истинную веру. Смыть с этого отребья бесовскую схизму. И даже жирная десятина с варваров, на которой утвердился папский посол, привезший в Мариенбург благословение Святого Престола, и не полученная теперь Ватиканом, не так удручала Папу, как его пустословие перед Богом. А виной всему был Великий Магистр Ордена.

В Ватикане всерьёз думали, что его оставила господняя милость. Земные неудачи — только следствие небесного отваждения. А если так, то Папа и должен был стать носителем воли Всевышнего в отношении Великого Магистра.

Из открытых дверей костёла доносились холодные звуки клавикорда. Братство готовилось к мессе.

Великий Магистр вышел во двор замка. Его величественная стать была облачена в груботканный кугель-капюшон, закрывавший верхнюю половину лица, массивной пелериной свисая по плечам до самого пояса. Барон фон Поллен неотступно следовал за гроссмейстером.

Каменный двор Шлосса обступали нехитрые замковые постройки. Он был оголён только со стороны Восточной стены — тяжёлой каменной ограды с зубцами и нависающей тяжестью деревянных чердаков. Посреди двора осел колодец, на покосившейся крыше которого высилась деревянная фигура святого Антония. От перекоса стены и наклона черепичной кровли фигура обрела повелительно-назидательную позу, а во взгляде святого скользило скрытое лукавство.

Колодец был знаменит тем, что в нём когда-то утопился капеллан. Но ещё до этого случая за колодцем числились разные таинственные явления. От его стен начиналось любое церемониальное шествие Шлосского приоритета. И почему так повелось, уже никто не смог бы объяснить.

Сейчас здесь уже выстроились капелланы со священными хоругвями в руках, братья-рыцари и их сержанты-оруженосцы. Последними стояли молодые послушники, недавно принявшие трехклятвенный обет рыцаря-тевтонца. Ждали только Великого Магистра и приора. Вернер фон Орзельн и барон фон Поллен заняли свои места. Процессия, которую они возглавляли, под пение псалмов направилась в костёл.

Во время службы Гроссмейстер повернулся к Ульриху фон Поллену и доверительно сказал ему:

— Святому Престолу нужны покорённые души. Не наша вера — земной оплот Матери Церкви, а покаяние схизматиков и прусинов. Мы есть не ради веры самой, но велением обращать в неё! А потому и живы мы до тех пор, пока есть кого обращать.

Он уронил голову на грудь, а Ульрих фон Поллен вспомнил, какие недобрые споры имел этот человек с мариенбургским архиепископом — воленосителем Святого Престола и лично Папы Григория IX.

Тяжёлые мысли Великого Магистра нашли в нём ещё большее угнетение, чему поспособствовал непотребный дух, исходивший ото рта Шлосского приора. Фон Орзельн отвернулся и отступил на шаг в сторону.

Перед вечерней трапезой к барону подошёл оруженосец Гроссмейстера и немногословно пригласил Ульриха фон Поллена в покои, отведённые в замке для его хозяина.

Потолок верхнего зала был перекрыт сводами. Вечерний отблеск солнца пачкал светом их закопчённые накаты. Вернер фон Орзельн стоял на коленях перед ореховой статуэткой святой Марии Тевтонской, и тихо читал канон Богородицы. Появление Шлосского приора заставило его прервать своё занятие. Великий Магистр поднялся с колен и сел в дубовое седалище с резными подлокотниками, предложив приору место возле себя на скамье. Сделал он это без большой охоты, брезгливо памятуя о нездоровом дыхании барона. Но предстоящая беседа того требовала.

— Литва и жмудь, подстрекаемые полячьем, зашевелились по всему Восточному порубежью. Не сегодня-завтра начнут… Прусины только и ждут этого. Даже епископа Данцигского оставили в покое. То всё к Папе взывали. Кляли его тевтоносных слуг. Искали поддержки у епископа, искали заступничества во Христе! — он усмехнулся. — …заступничества во Христе. Вот как! Эти грязные выродки! Давно ли идолов своих охаживали, а тут святым мученичеством прикрылись. Они, значит, святые, а мы… Так вот смолкли разом, ждут чего-то. Ясно чего. Но мы должны ударить первыми. А для этого сейчас важно знать — поддержит ли их Русь? Если нет, — то у нас руки развязаны. Если да, — нужно идти на договор с Новгородом. Тебе про то узнать. Тайно. Чтоб ни одного креста не вспорхнуло к их глазам.

Гроссмейстер стиснул взглядом Ульриха фон Поллена. Но приор встретил взгляд магистра твёрдой, несгибаемой покорностью. Эта покорность граничила с сопротивлением, и волчьим глазам фон Орзельна не пришлось рыскать в подвластной душе. Приор поклонился не пророня ни слова.

Фон Орзельн долго ходил из угла в угол, не скрывая беспокойства души. Ночевать в Шлоссе он не остался. Едва спустились сумерки, Великий Магистр со своей рыцарской свитой отбыл в Мариенбург. Дорога, ночь, возможность встретиться с врагом лицом к лицу, — всё это разряжало сейчас угнетение его сердца.

Над Свечанами в небесном молоке купались летние зори. Поместье притаилось в нехожей затени лесов, среди дремотных сосновников и звериных троп. Высокий, рубленый палисад огораживал его от леса. Привратная часовня, вся увитая диким плющом и загнездённая пугливыми горлицами, возвышалась над дорогой, привязавшей Свечаны к далёкому и чужому миру, что разнёсся где-то за лесными перекатами. По ту сторону от ворот часовни лежал широкий двор, почти не тронутый ногами и колёсами повозок. Крепкие хоромы из бревенчатого остенца, с высокой крышей и вздёрнутым к небу охлупнем, с резными колоньками и зубчатыми причелинами радовали всякий глаз, кто бы ни переступил свечанский порог. Двор перед теремом был царством покоя. Сюда редко пробирались суета и тревога. Каждый прорыв новизны или бунтарства мог здесь потеряться в неспешности, рассудительности и долготерпении. Здесь хозяйничали тухлые мамки-стряпухи, с толстыми и сильными руками, здесь каждый угол продушило варильней, ревеневыми щами и выпечными каравайцами. Здесь свечанский петух, разукрашенный таким цветом перьев, что подобная краска нормальному глазу могла бы разве что померещиться, часами стоял на одном месте, поджав под себя ногу и вонзившись своим единственным глазом в никому не ведомую цель.