Мужские рассказы - Белов (Селидор) Александр Константинович. Страница 22

Утро одарило профессорскую квартиру солнцем. За окном ворковали голуби. Игорь выпил навар кофейного порошка из картонной коробки и отправился в институт. Выходя из высокой арки, соединяющей двор с улицей, Игорь попал под дотошный натиск какого-то малолетнего попрошайки:

Эй, дай двадцать копеек!.. Ну дай, слышь! Обойдешься. Дай, не жмись. А то больше возьму.

Чего?! — Игорь отвесил шпаненку добрый подзатыльник. Мальчишка огрызнулся.

Шипя резиной по мокрому асфальту, к остановке подошел автобус. Игорь вскочил на заднюю подножку и тут же забыл о случившемся. Ему напомнили. Вечером того же дня. Он возвращался домой с Юлькой.

Игорь впервые решился нарушить запрет на постороннюю посещаемость квартиры. Если бы старухи узнали, профессорская квартира снова бы осталась без хозяина. Риск. Но Юлька стоила этого риска.

По улице шагали вечерние прохожие. Отливала последнюю пену разливщица у квасной бочки на углу. Кто-то безнадежно опоздавший гремел пустым бидоном. А во дворе было тихо. Игорь не сразу заметил кучку подростков, картежничивших под грибком детской площадки. Они с Юлькой молчали. Это был их привычный способ общения. Он говорил ей про себя, что она самая красивая. Она про себя соглашалась.

Внезапно, прямо перед ними, оказался парень, перемахнувший через невысокую ограду. Он был настроен по-боевому:

Эй, ты! Еще раз тронешь ребенка — прибьем! Тут же возник и утренний попрошайка с гадливой ухмылкой на детском лице.

Юлька взяла Игоря за руку. Он было заупрямился, не зная точно, что нужно говорить, но и не подчиняясь этой угрозе. Из кустов вывалилась мордами вся компания.

А баба-то у него ничего. Смотри, и титьки есть. Надо Эдику вякнуть, баба как раз по нему. Юлька потянула Игоря к подъезду. Он уже не стал сопротивляться.

Гадостное чувство навешенной на него грязи не отпускало Игоря весь вечер. Иногда он подходил к кухонному окну и смотрел во двор. Что это было, трусость? Может быть, осторожность, нежелание подвергать Юльку и самого себя никому не нужному испытанию? Через час-другой им предстояло идти вниз. Игорь поедет провожать девушку домой, в Сокольники. Возвращаться будет ночью. Нет, за себя он не боялся. Игорь боялся выглядеть беспомощным и неумелым перед Юлькой. Это было хуже всего. Хуже их ножей и бутылочных обломов, которые у шпаны называются «розочками».

Все обошлось. Они шли по Русаковке и молчали. Пахло сырым асфальтом и тополиной горечью. Только теперь Игорь не говорил про себя Юльке, что она красивая, теперь Игорь про себя молчал.

Возвращался он как в песне: «От Сокольников до Парка на метро…», с последним поездом. А уж от Парка Культуры шел домой пешком. По скверам и переулкам Девичьего Поля плыло благоухание летней ночи. Не громкими голосами перекликались гитары. Слышался смех, и белые пятна нейлоновых рубашек тревожили мягкий московский сумрак. Ничего не произошло. Двор спал, накрытый тополиными крыльями. В пустом подъезде, позвякивая распахнутыми где-то наверху окнами, тосковал сквознячок.

Игорь поднялся на четвертый этаж, достал из кармана ключи и торопливо расправился с дверными замками. Ничего не произошло. А что должно было произойти? Какой-то подонок осквернил его покой своей наглостью. Ну и что? Это его способ выражения своих примитивных мыслей и чувств. Они живут стадом, следуют его законам. Должно быть, тот действовал по своему положению в их стадной иерархии.

Все, о чем бы сейчас ни думал Игорь, создавалось наветом его благообразного сознания. Но далекое, едва уловимое чувство его жизненного достоинства, его человеческой природы, говорило другое. Оно говорило: «Ты проиграл уже потому, что позволил на себя огрызнуться. Не оправдывай себя тем, что ты не из их стаи. В человеческом обществе не существует их или не их стай. Мы все — это одна социальная стая. И Хозяин — везде хозяин, а не только у себя дома за дубовой дверью. Так же, как и трусливый щенок, — везде и всегда трус"…

Двадцать кубиков пенициллина. У медсестры заклинило шприц, гнется игла.

Не напрягайте мышцу! Вы сломали иглу!

Я и не напрягаю, — оправдывается Игорь, — ткните пальцем, мышца расслаблена.

Медсестра уходит за новой иглой. Николай Егорович провожает ее веселым взглядом. Он ест ложкой компот из банки.

Что, брат, судороги начались? Да ты не переживай, это волевая контрактура, все нормально. Откуда вы все это знаете? — спрашивает Игорь. Что знаю? Ну, про волевую контрактуру, например? Николай Егорович ставит банку на тумбочку.

Интересовался в свое время. Была нужда… Я вот что, я тут для тебя одну статейку жене заказал. Принесет вместе с передачей. Любопытная статейка. Старая, правда. Мне она случайно на глаза попалась, но дело свое сделала. Какое дело? — не понимает Игорь. Прочти сперва, потом узнаешь.

Дверь в палату вздрагивает. Так входят только медсестры. Решительно и независимо. Двадцать кубиков пенициллина.

Был дождь. Москва оделась в серое. Водяные змеи гнались за кем-то по асфальту. В уличных подъездах отмокали редкие прохожие. Юлька теребила рукой мокрые волосы. Игорь никогда не видел ее такой завораживающе красивой. Такой спелой в своей молодой, но уже женской красоте. Он обнял Юльку, приблизился к ее оцепеневшим губам. Юлька ждала этого, и они слились в одном дыхании.

Во дворе протекали тополя. Было тихо и сумрачно. Перепрыгивая через потоки воды, влюбленные добежали до подъезда. Пропуская Юльку вперед, Игорь стряхнул с себя воду. Он уже думал о теплом ратиновом халате, о кофейном вареве из порошка в картоновой коробке… Они стояли на лестнице, привалившись к стенам и перилам. Встреча оказалась неожиданной для обеих сторон.

Не-е, ты глянь, кто идет! — пропел мелкий по стати зацепляла.

Предъявите входные билеты! — хрипло отозвался кто-то из голосов поддержки.

Юлька решительно шагнула вперед. Она собралась идти напролом. И тут один из подростков схватил ее за руку.

Не трогай ее, подонок! — крикнул Игорь и бросился наперехват. Кто подонок? Я подонок?

Игорь сразу же оказался в кольце. Один из парней тащил Юльку вверх по лестнице. А там, на верхней площадке, равнодушно смотрел на это Черный Ритвер…

Жена Николая Егоровича выгружала съестные припасы.

Теперь продержимся, — шутил Игорев сосед, подмигивая палатному братству. — Папиросы принесла? Вечная история — купит, а курить не дает.

Он отобрал у жены коробку «Дуката», и сунул ее в карман больничной пижамы.

А, вот и статейка.

Николай Егорович извлек из распаковки пожелтевшую газетную вырезку, передал ее Игорю.

Прочти.

Любопытство побитого аспиранта не удовлетворилось ничем. Так, частный случай практической небывальщины. Что-то из области бесполезных сенсаций. Заметка несла в себе следующее: «Неожиданный случай произошел в детско-юношеской спортивной школе ДСО „Урожай“ города Первоуральска. Заслуженный мастер спорта по боксу Виктор Амельченко был нокаутирован в учебно-тренировочном бою тринадцатилетним подростком. Еще большую невероятность ситуации составляет тот факт, что подросток впервые надел боксерские перчатки.

Этот случай мог бы войти в разряд спортивных курьезов, если бы ни то обстоятельство, что по мнению спортивного врача Л.Бурского, подросток легко управляет состоянием аффекта, применяя его для увеличения своих физических возможностей.

Вероятно, мы скоро узнаем имя нового олимпийского чемпиона».

Не понимаю, какая тут связь с вашими высказываниями. — Игорь отложил газетную вырезку.

А ты не спеши понимать. Просто думай и все. Странный он человек, этот Николай Егорович. И говорит загадками.

Однако Игорь чувствовал, что здесь сокрыто нечто большее, чем просто чудачество или пустая назидательность, И, вероятно, он знает, о чем говорит.

Когда молчаливая жена Николая Егоровича ушла, разговор возобновился.

Ты не про бокс читай. Здесь дело в существе этого явления. ? Мальчишка-то, о котором написано, — берсерк. Слыхал про такое? Игорь недоверчиво посмотрел на соседа.