Ты такой же как я (СИ) - Висман Дэвид. Страница 51

Маша отложила телефон, прошла в ванную и умылась холодной водой. Хватит реветь, слезами горю не поможешь. Димка ведь говорил, что пока она в положении он гулять будет. А раз он не один к этим бабам приехал, то значит это просто перепих. Она попыталась вспомнить, когда он не ночевал дома, и до нее вдруг дошло, что не ночевал он, пока она в больнице была. Слез сдержать не получилось, разревелась, уже навзрыд. Она идиотка, из-за него вены вскрыла, чуть не сдохла, а ему плевать. Ему только на руку, что она в больнице оказалась. Он к этой своей сразу рванул. И сегодня, даже на корпоратив забил, опять к ней уехал. А парень с которым он был, брат, наверное, этой девки.

Маша лихорадочно начала искать ручку с листочком. Надо адрес записать, пока она его не забыла.

Хрен она отдаст отца своего ребенка какой-то бабе. Вот родится малыш, тогда посмотрим, чья возьмет. Димку спрашивать про Звездого она не будет, сделает вид, что ничего не знает. Только про звонок Сергея Валерьевича скажет.

******

Хотел Даньку уволочь в душ, мозги от водки промыть, но он уперся

- Не хочу. Хочу быть пьяным. И вообще, я что, зря пил что ли? - Сел за кухонный стол, подпер голову руками, и смотрит на меня.

- А чего накушался-то? Что за горе? – я включил чайник, достал из холодильника колбасу. Хлеб засох, а свежий не купили. Нашел замороженные чебуреки. Пойдет. Сейчас пожарю.

- Никто нас не понимает. – тяжело вздохнул практикант.

Вообще мне он пьяным нравился. Смешной.

- А поконкретнее?

- Дим, а где у тебя предки? Я ведь о тебе не знаю ни черта. Где учился, на ком женился.

Я поставил на плиту сковородку с маслом, попутно отвечая на Данькины вопросы. Никогда не разговаривали о моей семье. Наверное, пришло время.

- Ну, отец у меня сдох. Мамка вышла замуж, мужик моложе ее на десять лет. Живут уже лет пятнадцать вместе.

- А сколько твоей мамке? И почему сдох? Он плохой отец был?

- Шестьдесят один в этом году стукнуло. Батя уродом был, каких поискать.

- Пил?

Я усмехнулся.

- Если бы пил. Так нет, вообще не употреблял. Крыша у него ехала. Конкретно так планка падала. Заводился на пустом месте. Дубасил мать за каждую ерунду. Не так сготовила, не так сказала, не то одела или не на того посмотрела.

- Ужас, какой-то. А почему она не развелась с ним?

- Дура потому что. Без отца все боялась меня оставить. Сына без мужика растить не хотела, как она говорит. Все терпела. Постоянно в синяках. По лицу гад никогда не бил, чтоб люди не видели. Все помню, ей завидовали. Мужик хозяйственный, все в дом, не пьет, не курит. Я бы лучше без него рос, чем видеть, как он её избивает.

- А тебя тоже бил?

- Неа. Никогда руку на меня не поднимал. И что самое интересное, за мать он глотку любому бы перегрыз, обидь ее кто. Был случай, брат его двоюродный у нас гостил. Напился в одно рыло и давай как свинья себя вести. Мамка попыталась его урезонить, он ее нахуй послал. У бати крышу вмиг сорвало. Отмудохал родственничка по полной программе. А на следующий день тот чуть ли не на коленях прощение у матери просил.

- Ты его совсем не любил?

- Я его ненавидел. Единственное за что я ему благодарен, это то, что он со мной спортом занимался. В четыре года я уже по боксерской груше лупил. Тренажер, где-то мне откопал. Дефицит тогда страшный. Стенку. В ней велосипед был приставной, тележка и всякие прибамбасы. Да чего только у меня не было из спортивного инвентаря. Все пацаны завидовали. Когда мне тринадцать исполнилось, он уже мать не трогал. Я ему как-то раз, спокойно так сказал, глядя прямо в глаза, что вырасту и убью его. До этого всегда плакал и кричал, что ненавижу и убью, он воспринимал, как истерику детскую. А на этот раз, понял, что я его действительно ненавижу. И что-то сломалось видать в нем. Когда крышак рвало, громил все дома, но мать больше не трогал.

- А от чего он умер?

- Инсульт. Кровоизлияние в мозг. Сидел, ел. Хлоп и упал. До больницы довезли, но сделать уже ничего не успели.

- И сколько ему лет было?

- Сорок два.

- А сейчас у мамки твоей хороший мужик?

- Пьет. Тихий, но пьет. И работать никогда не любил. Поэтому я стараюсь к ним не ездить, чтобы не сорваться и по башке ему не настучать. Дуры бабы. Вечно их на всяких говнюков тянет.

- А Маша твоя тоже дура?

Я посмотрел на Данила. На лице у него сожаление, сочувствие. Кому? Матери моей? Машке? Мне?

- И она дура.

- А ты говнюк?

- Первосортный.

Масло зашипело, когда я опустил в него замороженные чебуреки. Я не любил вспоминать свое детство.

Ничего не было в нем хорошего. Вернее, была материна безмерная любовь, которой она старалась загладить выходки отца. Было благополучие в материальном плане. Игрушки, книги, одежда, сладости – всего вдоволь и самое лучшее. В четыре года я уже умел читать и писать. В шесть решал уравнения за третий класс. Учился на пятерки, но при этом был непоседой и хулиганом. Постоянно нарывался на драки. А в пятнадцать избил пацана младше себя на год. Ни за что, просто так. Он нечаянно налетел на меня в школе. Избил сильно, до больницы. Меня чуть не отправили в спецшколу. Спасло только то, что учился я хорошо и учителя написали отличную характеристику. Да батя подсуетился, сунул денег родителям парнишки, да ментам. Он тогда посадил меня напротив себя, и долго, нудно втюхивал мне понятия о жизни. Он был не из работяг. Ездил на какие-то стрелки, и чего-то крутил и мутил. Я до сих пор не знаю, чем он занимался, и откуда у нас были бабки. Догадываюсь, конечно, но если честно, то не сильно-то и знать хочу. Тогда он мне разжевал, что на зоне сидят только придурки. Что от сумы и от тюрьмы, конечно, зарекаться не стоит, но и рваться туда тоже. И что меня он хочет видеть адвокатом. Адвокатом я конечно не стал. Но юридический закончил.