Работа для рыжих - Фирсанова Юлия Алексеевна. Страница 29

Отважный Фаль спланировал на край моей посудины и, не щадя рта и живота своего, начал снимать пробу. Остановился он, когда от порции осталась только половина. Как я понимаю, сие свидетельствовало в пользу кулинарных талантов киллера. ОТК он прошел.

Зачерпнув ложкой кашесуп, я подула и аккуратно пригубила. Вкус действительно был ни на что не похож, так же как и запах, но, без сомнения, продукт оказался не только съедобен, скорей он проходил по категории «пальчики оближешь». Кейр готовил вкусно, но привычно, что ли. А вот братец Гиза… Наверное, так должны были бы творить настоящие маэстро от кулинарии, те, что возвели свою работу в ранг высокого искусства. Этот странный суп таял во рту, оставляя только одно желание: попросить добавки!

— Спасибо! Это бесподобно! — совершенно честно признала я и заглянула в котелок, проверяя объем остатка. Не будет ли большой наглостью черпануть себе еще или надо оставить мужчинам. Вроде бы объем позволял, и следовало поторопиться с просьбой, пока не тратящий времени на похвалы Фаль не занырнул в котелок и в единоличном порядке не очистил посуду.

Ноздри расширились, втягивая становящийся все соблазнительнее по мере остывания пищи запах, а потом небо упало на землю. Или кто-то просто выключил солнце, чтобы пустить кино.

Густые сумерки подступали к порогу большого дома. Алльза лежала на земле жалким безвольным кульком. Из боковых окон гостеприимно лился свет, доносились веселые крики, а над жертвой, бешено вращая совершенно безумными глазами и сжимая в руке окровавленный камень, стоял бородатый грузный мужчина. Потом лицо его исказилось еще больше, и он, отшвырнув камень от себя, точно ядовитую гадину, скачками понесся прочь, в темноту.

Следующий кадр показал резное каменное кресло, светлое, как свежий сыр моцарелла, если судить по жалким остаткам истинного цвета на задней стороне спинки, а ныне заляпанное какими-то грязными бурыми и серыми пятнами. Да еще и дополненное жгутом толстого ремня.

На сиденье изгаженного предмета мебели, засунутого в темный и сырой (судя по непрерывной капели где-то вне зоны видимости) каменный мешок, какие-то крепкие парни силой громоздили отчаянно вырывающегося голого человека. Ора не было слышно только потому, что рот закрывал грубый кляп. Вчетвером они впечатали бедолагу, предпочитающего стоять, на роскошный стульчак и привязали ремнем. Проворно отскочили. Секунду, другую, третью ничего не происходило, только ходила ходуном грудь пленного да рвались из заткнутого горла судорожные всхлипы. А потом кресло объял ярчайший янтарный свет, и, когда он погас, там, под ремнем, уже никого не было. Только серых пятен на кресле стало больше, а к бурым добавилось несколько свежих алых и багряных мазков.

Я еще не успела даже осмыслить увиденное, испугаться или преисполниться негодования, как снова сменился кадр.

Берег моря. От барашков волн, набегающих на тонкую полоску песка, шла ввысь истерзанная ветрами узкая, высеченная прямо в скале и почти загибающаяся спиралью лестница. А там, наверху, открытая всем дождям и солнцу, лежала здоровенная, где-то на сотни метров в диаметре, плита в форме почти идеального овала. Никакие Стонхенджи не годились ей в подметки. Конечно, идеальной плита казалась лишь издалека, а если посмотреть ближе, то сетка трещин, мелкие кустики растений и кляксы от птичьих меток пятнали светлую, по цвету похожую на известняк, громаду. От плиты вверх и вниз из неизмеримой высоты тянулись жгуты силы, ярко-золотые или запятнанные какой-то грязью, такие же потоки реками струились по самому камню, в его толще и на поверхности. А в центре плиты беспокойным сигнальным маячком вспыхивал какой-то прихотливый знак. Изучить подробно мне его не дали.

Кадр видения померк от оглушительной затрещины, совпавшей с прохладным водопадом, обрушившимся на темечко, и с ощущением цепкой, как клещи, руки на плече. Отплевываясь, смахивая с лица влажные прядки и потирая горящую щеку, я заморгала и возмущенно зафыркала:

— Вы чего деретесь? Я душа не заказывала!

— Лучше затрещина и душ, чем падение в костер, — сухо ответил Киз и опустил кружку.

«Это что же получается? Бил меня Гиз? А зачем?» Растерянно-вопросительный взгляд мокрой меня, видно, был достаточно красноречив, и киллер чуть виновато, с заботой и тревогой объяснил:

— Нам показалось, ты сознание потеряла. Глаза закрылись, вперед начала валиться.

— Да-да-да! Оса! Ты заболела? — запорхал вокруг испуганный Фаль, позабыв про еду.

— Нет, я в норме, — вздохнула, держась рукой за полыхающую огнем часть лица. Знакомый уже запах капилы пощекотал ноздри и вспыхнул послевкусием на нёбе. Снова мгновенно промелькнули перед мысленным взором все три чуть было не позабытые из-за бытовых неудобств и болевых ощущений видения. — Ага, в ней самой, в норме, специфической для магических миров. У меня не обморок был, а видения. Похоже, здешняя деликатесная травка с неповторимым вкусом подействовала на меня как стимулятор.

— Что видела?

Кажется, Киз не слишком поверил в заявление о снизошедшем откровении.

Откуда ему знать, что у меня такое бывает и что я способна толковать откровения? К пророкам на Земле, к примеру, не слишком много доверия. Ажиотажа и интереса хоть отбавляй, а настоящей веры кот наплакал, потому как проверки практикой она не выдерживает. Я вот каждый новый год с искренним удовольствием изучала в газетке очередной глобальный прогноз, чтобы в следующий год убедиться в том, что сбылось все с точностью до наоборот. А взять прославленных древних пророков. Их видения зашифровывались столь изощренно, что любой мой современник теперь мог толковать пророчество как угодно. Нет, я не возражаю, вполне вероятно, они что-то на самом деле предсказывали верно и старательно извращались с аллегориями исключительно из страха перед процедурами иглоукалывания в подвалах, проводимых инициативными дядечками в рясах. Однако же в моем случае видения о грядущем касались ближайших событий, прямо или косвенно затрагивающих лично меня, и не требовали могучего интеллекта для толкования. Наверное, хреновый из меня пророк, нетипичный, к метафорическим изыскам не способный. Ну и пусть! Зато из-за конкретной направленности первого видения я способна была внятно объяснить друзьям все, что мне транслировали по спецканалу без абонентской платы.

— Возвращаться надо, — озвучила я самую первую и главную новость. — Ехать в ту деревню, куда Кейр с Алльзой на пээмже подались. Должны успеть! В видении у меня был вечер, и ощущение вечера именно сегодняшнего.

— Оса, с Кейром что-то плохое случилось? — встревоженно затрепыхался сильф, готовый сию минуту мчаться спасать друга.

— Его жене угрожает опасность! — Я честно, с максимальными подробностями постаралась рассказать показанный мне триллер.

— Едем! Лучше срезать путь лесом, будем на месте раньше, успеем осмотреться. — Гиз был целиком на моей стороне. Он весь вечер расспрашивал менялу и нотариуса о здешних местах и путях сообщения, так что, куда двигаться, представлял и примерный маршрут проложил моментально.

— Вы оба принимаете на веру видения, произошедшие от травы? — все еще сопротивлялся общественному мнению скептик Киз и недовольно кривил губы.

В таком контексте я свое кино не рассматривала, а потому, несмотря на серьезность ситуации, невольно прыснула и начала объяснять:

— Знаешь, так уж получилось, что пробовать галлюциногенные препараты мне в жизни не довелось, потому эффекта сравнить не могу. Зато на Вальдине я несколько раз сознательно вызывала видения, и ощущения были очень похожими. Поэтому давай временно считать, что мои глюки не плод наркотического бреда, а истинное предсказание. Но если мы все-таки ошибаемся, я первая порадуюсь и попрошу у тебя прощения за задержку в пути к стольному граду Артаксара. Договорились?

— Договорились, — хмыкнул киллер под негодующий перезвон Фаля, доверявшегося и доверявшего мне всецело. Похоже, самолюбие Киза грела мысль о грядущих извинениях. У меня же обиды не было. Кто я такая этому незнакомому мужчине, чтобы он верил каждому слову без убедительных доказательств? Правильно, никто и звать меня никак, подумаешь, магева. Мало ли таких в мирах? Штампа «предсказанному верить» на мне не стоит. А дискутировать впустую, горячиться, пытаясь доказать недоказуемое, — только нервы и время зазря переводить. К чему трепаться, когда надо действовать.