Золотые костры - Пехов Алексей Юрьевич. Страница 32
Он был очень ироничен сегодня. Мы оба понимали, что мне повезло. Будь на месте отца Марта какой-то иной церковник, вполне понятно, что одними любезными разговорами дело бы не ограничилось. София предупреждала меня, что некоторые князья Церкви за любую информацию о Темнолесье готовы распилить человека на кусочки.
— Ну, что же. — Отец Март убрал евангелие в дорожную сумку. — У вас много дел, так что не буду задерживать. Да и меня, признаться, ждет работа. В Чергии в последнее время появилось довольно много нечисти.
— Как часто вы сталкиваетесь с такими…
— Бесами? Чаще, чем с демонами. Но гораздо реже, чем это может показаться. Иначе бы наш мир был еще более опасным местом, чем он является на данный момент. С каждым годом их становится все больше, и Церковь связывает это с теми грехами, что есть у рода людского. Адские твари лезут не только через врата, расположенные на востоке. Они находят любую лазейку, любую слабость, чтобы подобраться поближе к человеку. И хорошо бы, чтобы каждый раз это была вот такая вот мелочь, а не демон с собственным именем.
«Мелочь»? Бес с легкостью оторвал руку Бенту и, я уверен, прикончил бы меня, если бы не подоспел инквизитор.
— Позвольте задать вопрос, отец Март.
— Конечно.
— Мне требуется попасть в Моров и поговорить с кем-то из осведомителей инквизиции. Быть может, вы способны рассказать, где мне искать этих людей?
Он не удивился, лишь потер пальцы, затем негромко спросил:
— Какого рода информация вам нужна?
— Все, что касается наблюдения за цыганами.
— Это как-то связано с Шоссией?
Проклятье! Есть хоть что-то, чего он не знает?
— Могу выразить свое восхищение вашей осведомленностью.
— Громкое дело. Погиб отец-инквизитор Лёгстера и еще много кто. Разумеется, я слышал о цыганском таборе, полном нежити. Мне показывали письма госпожи фон Лильгольц, которые она отправила кардиналу ди Травинно.
Значит, Мириам решила подстелить соломки и не скрывать ничего от главного церковного куратора Братства.
— Осведомители в Морове у инквизиции конечно же были. Этого я отрицать не стану. Но я… как бы это сказать… не местный. Здесь проездом точно так же, как и вы. И не знаю ни имен, ни мест встреч. А уж такая специализация, как контроль цыган и их колдовства… Знаете что, Людвиг. Я поспрашиваю у… других осведомителей. — Он лучезарно улыбнулся. — И расскажу вам вечером.
— Спасибо.
— Пока не за что. Советую вам найти себе какую-нибудь святую реликвию, — сказал он мне на прощанье, забрасывая сумку на плечо. — Чтобы отгонять от себя нечисть. Поверьте мне, в полнолуние от таких созданий можно нажить массу неприятностей.
Он вышел из комнаты, а Пугало выбралось из шкафа. Сытое, довольное, с пятном крови на рукаве мундира.
— Видящий не смог избежать твоего серпа.
Оно плюхнулось в кресло, вытянуло ноги и надвинуло шляпу на глаза, показывая, что не собирается обсуждать со мной столь интимные вопросы, как питание. Зато его заинтересовал браслет, лежащий на столе. Я тоже посмотрел на него.
Двенадцать дымчатых камней круглой огранки. Не слишком дорогие, но притягивающие взор. Я нанизал их на новую, крепкую нитку, и теперь они слабо блестели в ярком солнечном свете.
Почему он оказался у Ганса? Она отдала ему? Какая история была у этих двоих? Чего я не видел, хотя всегда оба были у меня перед глазами? Какая тайна их связывала и почему за все эти годы она ничего не рассказала о моем друге?
Столько вопросов. А ответов ни одного.
Во всяком случае, до тех пор пока я не встречусь с ней.
Павла я нашел внизу. Он сидел за столом, коротая время за стаканом молока и делая маленькие, скупые глотки.
— Ван Нормайенн, — сухо поприветствовал он меня. — Хочешь стать магистром?
Надо сказать, я не ожидал услышать подобное.
— С чего такая честь?
— Арденау нужны перемены. Братством правит старшее поколение. Это правильно. Не сомневайся. — Он осторожно поставил стакан перед собой, вытер пальцем каплю, стекающую по стеклянной стенке. — Но вместе с тем нам нужна свежая кровь и новый взгляд на вещи. А молодых магистров я могу пересчитать по четырем пальцам правой руки. Гертруда, Васкес, Иаков и Кристина.
— Кристина — магистр? — удивился я.
— Пока нет. Но станет, как только вернется в Арденау. Мириам провела ее в совет, раз уж ты ей отказал. — Усмешка у Павла была не из приятных. — А я проведу тебя.
— Решил насолить Мириам, — понимающе кивнул я. — Что между вами произошло, раз вы начинаете кипеть, стоит только вам увидеть друг друга?
— Старые обиды. Мы о них уже давно не помним и действуем по привычке. — Магистр всем своим видом показывал, что сказанное им неправда. — Что касается твоего предположения, то оно верно, но лишь отчасти. Госпожа фон Лильгольц, конечно, поскрипит зубами, но основная причина в том, что ты достоин быть магистром. Некоторые из нас готовы поддержать твою кандидатуру.
Я, честно сказать, был впечатлен этим признанием. «Некоторые» — это явно не только Павел и Гертруда.
— В политике я довольно неуклюж. Так что спасибо — не сейчас.
— Ловкость в политике дело наживное. Все учатся. А если у тебя к ней отвращение, то это пойдет только на пользу Братству. Подумай о моем предложении на досуге. Нам, старикам, пора готовить новое поколение себе на замену. Должен же хоть кто-то занять наши места, когда мы умрем. От кольца тебе все равно не убежать. Не сегодня, так через десять лет.
— «Через десять лет» звучит гораздо приятнее. Пока я предпочитаю проводить время в поле, а не в кресле магистра. Как Бент?
Его лицо тут же помрачнело пуще прежнего.
— Все еще без сознания.
— Тильда и Браин?
— Дежурят у его постели. Даже не буду заставлять их отдохнуть. Все равно бесполезно. Оба переживают, что парень стал калекой.
— А ты — нет?
Он хмуро допил молоко, глядя на меня поверх стакана.
— Отсутствие конечности не лишает человека дара. Бент остается одним из нас. Без руки сложно, но он сильный человек. Справится. Если в Братстве был слепой страж, то почему не быть однорукому? Главное, чтобы выжил. — И сменил тему: — Ты вроде хотел попасть в Моров?
— Князь примет нас?
— Ему деваться некуда. Я избавляю его от паники в войсках. Примет. Идем, тут недалеко.
В зале трактира «Золотая лань», шумном, отдающем запахами жареной свинины с чесноком, пивного хмеля, крепкой сливовицы, пота и пороха, я заметил троицу знакомых хусар. Меня они встретили как родного. Войтек Мигорцкий с огромной глиняной кружкой светлого пива изучал опустевшую тарелку, дно которой покрывали обглоданные свиные ребрышки. Увидев меня, он заорал от восторга, ткнув Мариуша кулачиной в бок.
— Страж нашелся! — заревел тот, сграбастал меня в медвежьи объятия и от избытка чувств саданул по спине. — К ночи над Ждановичами творилось черт-те что. Ваша работа? Некоторые трусоватые решили, что начался конец света. А Войтек сразу понял, что это вы там шуруете.
— Ага, — кивнул Мигорцкий.
Радек не сказал ничего. Он был мертвецки пьян и спал прямо на столе, оглушительно храпя. Павел мрачно смотрел на моих знакомых. Его раздражала эта вынужденная заминка.
— Сегодня у него печальный день. Даже упился раньше срока, — извинился за друга Мариуш.
— Что его расстроило?
— Он просился у князя вернуться в харугву. Как и мы. Но его милость отказал. Сказал, что такие отчаянные люди нужны ему под Моровом, а харугва уже две недели как выступила к Штейнбургу. Мы хотим быть в рубке с другими братьями-хусарами, искать себе славу, а не торчать у мамки за подолом.
— Ага, — согласился Войтек.
— Но ведь и здесь будут бои, — возразил я. — Моров — крупный город.
— Чтобы взять город, нужны саперы, артиллеристы, шпионы да предатели. Ну и несколько тысяч дураков из пехоты, которые почти все без всякого смысла сложат голову под стенами. — В свои двадцать с небольшим Мариуш знал, о чем говорит. — А мы хусары! Гвардейцы! И штурмовать стены на лошадях не обучены. Нам нужна рубка. И без разницы кого бить — панцирников или всадников. Хусары лучшие солдаты в Чергии!