На руинах Мальрока - Каменистый Артем. Страница 65

Заткнул поврежденный конец трубы древесной пробкой, замазал края смолой — теперь герметичность соблюдена. Затем пришлось обращаться к кузнецу. Грат, возможно, удивился странной просьбе, но без вопросов просверлил в основании отверстие малого диаметра.

Дальше я залил в чашу немного воска и, прежде чем он застыл, укрепил на нем вертикально стебель тростника, предварительно разрисовав его чернилами разных цветов — их развел Тук из запасов сэра Флориса и епископа. В итоге получилась какая-то худосочная пародия на милицейский жезл — тонкая, длинная и пестрая, как радуга.

Поставил трубу вертикально, залил водой почти доверху, осторожно опустил чашу. Та закачалась, но уплывать ей было некуда — со всех сторон керамическая преграда. Выдернул пробку — из отверстия брызнула струйка. Уровень начал понижаться, чаша, естественно, пошла вниз, и стебель тростника вместе с ней. Глядя, с какой скоростью исчезают в недрах трубы полоски разных цветов, я нахмурился — недостаточно быстро: не получится работать с точностью до нескольких секунд. Пришлось возвращаться к Грату для расширения стока — лишь после этого признал клепсидру пригодной для задумки.

Итак, у меня теперь было устройство, с помощью которого я мог определять, с какой скоростью выполняю какие-либо действия. Не секундомер, конечно, и все относительно, но и не «на глазок» буду ориентироваться.

Пришло время эксперимента.

Как человек скромный и стеснительный, я не хотел, чтобы на меня любовалось все население замка, и выбрал самое уединенное место — полоску суши между каналом и западной стеной. От взглядов пары наблюдателей укрыться будет трудно — дозорные и днем службу несли. Надеюсь, они все же будут таращиться на подступы к Мальроку, а не на мои чудачества.

Клепсидру установил у берега канала, на плоском выходе дикого камня, выпирающем у края обрыва. Сходил к спуску, набрал в деревянное ведро озерной воды, вернулся, залил трубу до верхней внутренней отметки, опустил чашу-поплавок. Наскоро размялся, восстановил дыхание, выдернул пробку, побежал в сторону поворота канала, вдоль замковой стены. Мчался быстро, но не забывал о безопасности: один неловкий шаг в сторону — и можно налететь на кол рогатки, повторив печальную судьбу сэра Флориса.

Домчавшись до поворота, притормозил, развернулся, бросился назад. Вернувшись к исходной точке, ухватил тростинку, зафиксировав ее в застигнутом положении. Затем воткнул пробку на место, долил воды, запомнил, на какой цветовой полоске финишировал.

Отдышавшись, повторил забег, а затем еще раз. В итоге получил некоторый разброс по отметкам, но небольшой — я прибегал к финишу приблизительно за одно время плюс-минус секунд пять-шесть.

Пришел черед начать эксперименты с разгоном. Присев, попытался вызвать в ногах ту самую теплоту, ускоряющую заживление. Ничего не получилось, но я не удивился — подозревал уже, что лишь в критических ситуациях способен это использовать. А сейчас все прекрасно, и организм вредничает, не желая со мной сотрудничать. Я это пресек простым способом: начал вспоминать острую мордочку Цавуса, сырые стены инквизиторского застенка, треск ломаемых костей. Своих костей. Если механизм черного сердца действует на подсознательном уровне, то должно сработать.

И я оказался прав — резко потеплело, причем ощутимо, и сразу везде. Организм не чувствовал повреждений и в панике реагировал сразу на все, что только можно. Отлично — это как раз то, что мне необходимо.

Стараясь не выйти из «теплого состояния», медленно поднялся, вытащил пробку, бросился вперед. И тут же прекратил забег, кубарем покатившись по земле. А как не покатиться, если на полном ходу задеваешь ногой основание добротного, наклоненного в сторону вероятного противника кола. Все внимание я уделял лишь удержанию «жара», вот и пострадал.

Поднявшись, стряхнул мусор с одежды, исследовал полученные ушибы, признал их незначительными, вернулся к клепсидре, залил ее заново.

На этот раз был умнее: и «жара» не растерял; и за кол не зацепился. Так и бежал, стараясь не напортачить и одновременно не выйти из состояния «разгона». Добравшись до финиша, увидел, что от тростинки лишь хвост торчит — вода из клепсидры вытекла полностью. Такого разгромного результата у меня еще не было — вместо того чтобы поставить новый рекорд мира, я пробежал в три раза медленнее, чем безногая черепаха.

Но упрямства мне не занимать: пошел на новую попытку; потом опять, и уже на следующей вплотную приблизился к стандартным показателям. При этом чувствовал, что резерв остается: я действительно двигался быстрее, хотя и не так, как это проделывала Йена. Но она, возможно, тоже с мелочей начинала, или у перерожденных тело слушается лучше.

До вечера еще полно времени — я твердо вознамерился побить все свои рекорды раза в полтора. Но — увы, недолго длилась тренировка: на очередном финише увидел, что мои водяные часы лежат на боку, и донышко у них расколото.

Никто их не ломал — я своей глупостью это сделал. Пробка из дерева, закупорившая днище, вещь эффективная, но не лишенная недостатков. Древесина в воде разбухает, увеличиваясь в объеме. Мощь процесса велика — каменщики древности с помощью этого явления гранитные блоки отделяли от скалы. Технология простейшая: бурится отверстие, заливается водой, забивается кол…

Я такой умный — аж сам собой восхищаюсь, но почему-то ум этот просыпается только после того, как напортачу…

Возиться с изготовлением новой клепсидры не стал — и без нее теперь понимал, с чем надо работать. Придется тренироваться в удержании «режима жара»: поддерживать его на автоматизме, не задумываясь. Для этого не обязательно устраивать спринтерские забеги: можно заниматься хоть круглые сутки, незаметно для других. За едой, в седле, на военном совете, перед сном — научиться делать это, не уходя в «нирвану». Надо добиться, чтобы со стороны при этом ничего не замечали: обычный Дан, ничуть не рассеянный, и совсем не напряженный. Пока что у меня, наверное, вид при этом — как после передозировки пургена…

Возвращаясь в замок, увидел, что по дороге тянется вереница повозок, загруженных досками, плахами, брусом, бревнами и связками толстых жердей: народ активно разбирал уцелевшие деревенские строения. В башне стучали молотки и топоры, работали пилы, попахивало здесь теперь не мертвечиной, а тем неповторимым ароматом, что бывает в столярных цехах.

Честно сказать, мне не нравилось, что в замке многое сделано из древесины, — боялся повторения пожара, обезобразившего Мальрок. Но поделать с этим ничего не мог: здешние мастера других технологий не знали, да и я ничего нового не придумал им подсказать. Со стороны каменные средневековые крепости кажутся самыми огнеупорными сооружениями в мире, но, увы, все далеко не так.

Ничего, замок пал не из-за недостатков конструкции — его просто некому было защищать. У меня воинов на это хватит. Остается восстановить все как было — если глаза меня не обманывают, иридиане в этом толк знают. Быстро работают, будто всю жизнь только этим и занимались.

Может, до зимы все успеют закончить? А что — запросто. Если нас ничто не будет отвлекать и помех не будет, то таким темпом должны успеть.

Увы: уже вечером столкнулся с первой попыткой помешать восстановительным работам.

Так как быт у нас пока что налажен не был, ели люди по-походному — то есть все вместе. Общие котлы; группы едоков вокруг них, «приписанные» к своим посудинам; дружный стук ложек и хоровое чавканье. Собаки и куры, бегающие среди людей в ожидании подачек, кошки, держащие в этом вопросе пальму первенства. У меня преимуществ в трапезных делах было не так уж много: котел небольшой, для узкого круга приближенных; если присутствует мясо — подаются куски лучшие; и винный бочонок можно открывать по желанию, а не ждать соизволения сюзерена.

Так что в этот вечер я поедал все тот же хит сезона — перловую кашу на топленом масле и рыбу, поджаренную на прутиках. При этом не забывал тренироваться: то вызывал в себе «жар», то отключал его. Увы, при этом продолжал выпадать из реальности, из-за чего пару раз промазал ложкой мимо рта, а один раз сильно прикусил ее край. Деревянная, зубов не повредил, но досадно.