Сияние - Кинг Стивен. Страница 47

(ВЫХОДИ)

(Это бесчеловечное место)

(ПОЛУЧИ, ЧТО ЗАСЛУЖИЛ!)

(превращает людей в чудовищ).

Задохнувшись — собственное судорожное аханье эхом отдалось в голове — Дэнни рванулся из тьмы. В чьи-то руки. Сперва он отпрянул, думая, что рожденное мраком существо из «Оверлука», существующего в мире Тони, каким-то образом последовало за ним в мир реальных вещей — а потом доктор Эдмондс сказал:

— Все в порядке, Дэнни. Ничего. Все отлично.

Дэнни узнал доктора, потом обстановку кабинета. Его забила дрожь, с которой он не мог справиться. Эдмондс держал его.

Когда реакция пошла на убыль, Эдмондс спросил:

— Ты говорил что-то о чудовищах, Дэнни… что?

— Это бесчеловечное место, — сказал он утробным голосом, — Тони сказал… это бесчеловечное место… превращает… превращает… — Он потряс головой. — Не могу вспомнить.

— Постарайся!

— Не могу.

— Тони приходил?

— Да.

— Что он тебе показал?

— Темноту. Стук. Не помню.

— Где ты был?

— Отстаньте! Не помню! Отстаньте!

Дэнни беспомощно всхлипывал от ярости и страха. Все ушло, превратившись в похожую на слипшийся от воды бумажный комок, путаницу; читать в памяти стало невозможно.

Эдмондс пошел к охладителю и принес ему воды в бумажном стаканчике. Дэнни выпил ее, и Эдмондс принес еще стакан.

— Лучше?

— Да.

— Дэнни, я не хочу доставать тебя… в смысле, надоедать тебе с этим. Но до прихода Тони тебе ничего не запомнилось?

— Мама, — медленно проговорил Дэнни. — Она обо мне беспокоится.

— На то и мамы, парень.

— Нет… у нее была сестра, она умерла, когда была маленькой. Эйлин. Мама думала про то, как Эйлин сбила машина, и от этого она беспокоится обо мне. Больше я ничего не помню.

Эдмондс пристально смотрел на него.

— Она думала об этом сейчас? Там, в приемной?

— Да, сэр.

— Дэнни, как ты это узнал?

— Не знаю, — тусклым голосом сказал Дэнни. — Наверное, это сияние.

— Что?

Дэнни очень медленно покачал головой.

— Я ужасно устал. Можно, я пойду к папе и маме? Мне больше не хочется отвечать на вопросы. Я устал. И у меня болит живот.

— Тебя сейчас стошнит?

— Нет, сэр. Просто я хочу к папе и маме.

— Ладненько, Дэн. — Эдмондс поднялся. — Сходи к ним на минутку, а потом пришлешь их сюда, ко мне, чтоб я смог поговорить с ними. Идет?

— Да, сэр.

— Там есть книжки, можешь посмотреть. Тебе нравятся книжки, правда?

— Да, сэр, — ответил Дэнни, покорный своему долгу.

— Ты молодчина, Дэнни.

Дэнни слабо улыбнулся.

— Не могу ни к чему придраться, — сказал доктор Эдмондс Торрансам. — С физиологией все в норме. Психически… мальчик смышленый, а воображение развито даже слишком. Бывает. Дети должны вырастать из своего воображения, как из пары старых ботинок. Воображение Дэнни все еще ему великовато. Проверяли хоть раз его на ай-кью?

— Не верю я в эти коэффициенты, — сказал Джек. — Только стреноживают надежды и родителей, и учителей.

Доктор Эдмондс кивнул.

— Может быть. Но, проверь вы его, думаю, обнаружилось бы, что для своей возрастной группы он ушел очень далеко. Для мальчика, которому пять-шестой, его словарный запас поразителен.

— Мы с ним не сюсюкаем, — сказал Джек с ноткой гордости.

— Сомневаюсь, что вам пришлось хоть раз пойти на это, чтобы быть понятым, — Эдмондс помолчал, играя ручкой. — Пока вы там сидели, он впал в транс. По моей просьбе. Все точь в точь по вашему описанию вчерашнего вечера в ванной. Все мышцы расслабились, тело осело, глаза закатились. Классический самогипноз. Я изумился и все еще продолжаю изумляться.

Торрансы подались вперед.

— Что случилось? — напряженно спросила Венди. Эдмондс тщательно отчитался по поводу транса Дэнни и фразы, которую тот пробормотал и из которой доктор сумел выудить только слова «чудовищ», «тьма» и «стук». Реакция — слезы, состояние, граничащее с истерикой, и боли в животе на нервной почве.

— Опять Тони, — сказал Джек.

— Что это значит? — спросила Венди. — Есть идеи?

— Несколько. Вам они могут не понравиться.

— Все равно, валяйте, — сказал Джек.

— Из того, что мне рассказал Дэнни, следует, что «невидимый приятель» действительно был приятелем, пока вы, ребята, не переехали из Новой Англии сюда. С момента переезда Тони превратился в угрожающую фигуру. Приятные интерлюдии сменились кошмарами, и для вашего сына они еще страшнее от того, что он не может вспомнить, о чем был кошмар. Это довольно обычное явление. Все мы помним приятные сны куда отчетливее, чем страшные. Похоже, между сознанием и подсознанием где-то существует буферная зона, что ли, и обитает там черт знает какой цербер. Пропускает такой цензор совсем немногое, и зачастую то, что прошло в наше сознание, это всего лишь символ. Вот такой донельзя упрощенный Фрейд — но довольно здорово описывает, что известно о взаимодействии сознания с самим собой.

— Думаете, Дэнни так сильно огорчил переезд? — спросила Венди.

— Возможно, если он происходил при травмирующих обстоятельствах, — отозвался Эдмондс. — Это так?

Венди с Джеком переглянулись.

— Я преподавал в школе, — медленно произнес Джек. — И потерял работу.

— Понятно, — сказал Эдмондс. Он решительно воткнул ручку, которой играл, в подставку. — Боюсь, есть еще кое-что. Для вас это может оказаться болезненным. Ваш сын, похоже, убежден, что вы оба серьезно подумывали о разводе. Он сказал об этом вскользь, но только потому, что вы перестали думать на эту тему.

Джек разинул рот, а Венди отпрянула, как от удара. Кровь отхлынула от ее лица.

— Мы даже не заговаривали о разводе! — сказала она. — Не при Дэнни! Мы даже друг с другом-то это не обсуждали! Мы…

— Думаю, доктор, будет лучше, если вы поймете все до конца, — сказал Джек. — Вскоре после рождения Дэнни я стал алкоголиком. Все годы учебы в колледже у меня уже была проблема со спиртным. Она стала не такой острой, когда я встретил Венди, но после рождения Дэнни назрела серьезнее, чем когда-либо — вдобавок, сочинительство, которое я считал своим настоящим делом, тогда пошло плохо… Когда Дэнни было три с половиной, он разлил пиво на кучу бумаг, с которыми я работал… бумаг, которые я сам разбросал по комнате… и я… ну… а, черт.