Он пресытил меня горечью, или Так тоже можно жить (СИ) - Маркина Татьяна. Страница 17

— Почему теплая? — недовольно спросила Таня, — надо было воду из крана спустить.

— Это кипяченая, пей, я сказал.

Она выпила весь стакан, и опустилась на подушку. Он включил телевизор и сел у нее в ногах. Таня боролась с тошнотой, пытаясь уснуть. Но силы оказались не равны, и тошнота победила. Она резко вскочила и снова побежала к унитазу. Максим пришел за ней. Процедура повторилась: унитаз, затем раковина. Они вернулись в комнату, и заняли свои места: Максим в одном углу дивана, напротив телевизора, она на подушке — в другом, и на этот раз ей удалось быстро заснуть.

Когда она проснулась, Максима не было, телевизор был выключен. Мучила жажда. Таня прошла на кухню за водой. На кухонном столе в банке с водой стояли тигровые лилии. Она схватила букет и выбросила его в мусорное ведро. Напившись воды, вернулась в комнату и легла на диван. Она почти заснула, но раздался звонок. На пороге снова стоял Максим.

— У меня дежа вю, — сказала она, пропуская его в прихожую, — по-моему, это уже было.

— Нужно меньше пить, — засмеялся он, пронося на кухню сумку.

Она прошла за ним. Максим открыл холодильник и выгрузил из сумки пару бутылок «Боржоми» и несколько бутылок «Пепси-Колы». Одну бутылку он оставил, и, захлопнув холодильник, попросил открывашку. Таня не могла почему-то вспомнить, где она лежит, и стояла как истукан. Максим махнул рукой и вилкой открыл бутылку.

— Будешь? Может боржоми? — он взял стакан.

Таня отрицательно помотала головой. Тогда он поставил стакан на место и стал пить пепси из горлышка. Таня ощущала себя гостьей на собственной кухне. Последний раз она пила «Пепси-колу» совсем недавно, когда проезжала через Новосибирск, первый и пока единственный город Сибири, в котором была запущена линия по производству этого напитка. Она даже привезла несколько бутылок с собой — на Алтае пепси была редкость, и выпила их в основном Анжелка на пляже.

Максим выпил всю бутылку и, чтобы выбросить её, открыл дверцу шкафчика под раковиной, где стояло мусорное ведро. Увидел смятый букет.

— Зачем ты это сделала? — обернулся он к Тане.

В его голосе не было злости, скорее недоумение, что так можно поступить с цветами. Тогда разозлилась Таня.

— Ненавижу тигровые лилии! — воскликнула она. — Терпеть не могу эти ужасные цветы, в мерзкую крапинку.

— А я думал, что девушки любят все цветы. И какие же ты любишь?

— Любые, только не эти, — произнесла Таня.

И пошла с кухни. Надо было сказать, любые, но только не от тебя, как всегда, когда было уже поздно, сообразила Таня. Она снова прилегла на диван, ей все еще было нехорошо, она плохо контролировала себя. Максим тоже зашел в комнату, включил телевизор. Таня ждала, когда он положит ее в койку, ведь именно за этим он пришел. Она ждала и мрачнела все больше и больше. Но Максим не торопился, видимо, считал, что она еще не готова. Как он раздражает своей самоуверенностью. Ведет себя как хозяин. Выбросил пустые бутылки от водки, убрал тарелки со стола, стоявшие со вчерашнего дня, а теперь откинулся на диване и смотрит футбол, попивая пепси из бутылки. Она хорошо видела его профиль. Он не обращал на нее никакого внимания. Это начинало надоедать. Требуется его поторопить. Таня села и немного придвинулась к нему.

— Долго ты еще будешь здесь торчать? — начала она. — Или привык загребать жар чужими руками, без своего Прохи не знаешь с чего начать? Я тебе помогу.

Максим оторвался от телевизора и удивленно посмотрел на нее.

— Получи свое и уматывай. Надоел до смерти.

Она встала и начала развязывать пояс сарафана, в котором ходила дома в жаркие дни.

— Я же знаю, ты так просто не уйдешь, так что давай, малыш, поторопись, — поясок не развязывался, она нервничала и почти кричала.

Максим встал перед ней и вял ее за подбородок.

— Ты что?

Наконец-то она развязала пояс и отбросила его.

— Сейчас я буду готова, только потом сразу уходи. Сейчас, сейчас, — она опустила одну бретельку сарафана с плеча, обнажив грудь.

— А душ холодный не хочешь?

— Что?

— Сейчас увидишь.

Он резко поднял ее, перекинул как куль через плечо и утащил в ванную. Она пару раз ударила его кулаком по спине. Он поставил Татьяну на пол, она хотела вырваться, но он крепко держал ее, опустил обе бретельки сарафана и потянул его вниз. Широкий сарафан упал на пол, он также стянул с нее трусы, она несколько раз его пнула, но это только ему помогло — трусы сами слетели с ног. Она стала ругаться:

— Ты — дурак ненормальный, псих, маньяк.

Он словно не слышал ее. Крепко прижимая Таню к себе, Максим одной рукой открыл кран с холодной водой и, отодвинув к стене сохнувшую простыню, переключил душ. Она отчаянно вырывалась. Максим поднял ее, неминуемое должно было случиться. Она громко завизжала. Бесполезно. Он поставил ее в ванну, под холодную воду. Она взвыла и тут же задохнулась — от холода перехватило дыхание. Максим держал ее обеими руками, брызги летели на его волосы, плечи, грудь. Он тоже замерз и хотел добавить горячей воды, но ему было трудно при этом удерживать Татьяну, и тогда он отпустил ее и выключил воду:

— Думаю, достаточно.

Из ванны Таня вылезла сама.

— Изверг, садист, маньяк!

Он снял с крючка большое полотенце и подал ей. Другим полотенцем он вытер свои руки, стряхнул капли воды с волос на голове. Рубашка с короткими рукавами намокла на груди и плечах, и он снял ее, положив на край ванны. Потом стал энергично вытирать Таню. Она не сопротивлялась, стараясь не смотреть на его голый торс — он ослеплял ее. Своей же наготы перед тем, кто украл у нее честь, она не стеснялась, вся ее защитная реакция вылилась в громкую ругань:

— Дурак безмозглый!

— Ага, мозгов нет — считай калека, — согласился Максим.

— Кретин!

— Умственный инвалид, — поддакнул он.

— Подлец!

— Моральный урод, — он поднял с пола ее вещи и повесил себе на плечо.

— Ублюдок! Садист, маньяк.

— Ты повторяешься, милочка. Фантазии не хватает.

— Осел, баран, козел вонючий, грязная свинья.

Максим присел, вытирая ей ноги. Она замотала волосы полотенцем.

— А это уже из области животноводства. Ты разве ветеринарный оканчивала, моя козочка?

— Мерзкий бандюга.

— Подними ногу.

Таня подняла ногу, продолжая ругаться:

— Подлый уголовник.

Он вытер ее ступню.

— Теперь вторую.

Она поменяла ноги, чуть не потеряла равновесие и схватила Максима за плечо.

— Отвратительное чудовище.

Он вытер вторую ступню и встал.

— Да, словарный запас у тебя бедноват, — он повесил полотенце. — Нужно будет как-нибудь заняться твоим образованием. Подними руки.

Он надел ей через голову сарафан, отдал трусы и вышел из ванной, прихватив свою рубашку. Но потом снова заглянул и сказал:

— А с козлом поосторожней, особенно при свидетелях, — и закрыл дверь.

Таня вернулась в комнату и легла на диван, ее слегка знобило. Максим накрыл ее покрывалом, снятым с кровати, а сам исчез на кухне. Было слышно, как он что-то ищет, открывая шкафчики и выдвигая ящики. В голове у нее было легко и пусто. Не было ни одной мысли. Они все умерли. Не было сил даже ненавидеть. Через некоторое время вошел Максим с двумя чашками кофе. На кухне он нашел открытую пачку молотого кофе и сварил его. Максим подал ей одну чашку, а со второй сел на диван сам.

— Ну вот. Из-за тебя пропустил конец матча.

Таня с удовольствием пила горячий кофе, кофе у него получился вкусный. Она согрелась, размотала полотенце на голове. Душ и кофе сделали свое дело — она почти протрезвела. Максим отнес пустые чашки на кухню, а полотенце в ванную, и вернулся с расческой. Усадив ее так, как ему было удобней, он стал расчесывать еще влажные волосы. Он с удовольствием перебирал тяжелые прямые пряди, и пугался, когда ненароком сильно дергал спутанные кончики волос, заглядывая ей в лицо, не морщится ли она от боли. Он спросил о работе. Она с ужасом вспомнила, что через три дня ей выходить из отпуска. После того, что она пережила, казалось невозможным, как обычно разговаривать с людьми, знавшими ее раньше, делать те же вещи, что и до этого. Она стала другой, и это как клеймо, которое увидят все.