Черный принц - Демина Карина. Страница 131

…не стоило рассчитывать, что Освальд останется без охраны.

— Идти напролом можно, но я не хочу рисковать тобой. Поэтому подождем, ладно? Ты храбрая девочка. И столько ждала. Уже недолго осталось…

Таннис кивает.

Недолго. И она найдет в себе силы не обернуться, шагнуть навстречу Освальду, принять предложенную им руку. Опереться.

— Тебе не идет черный. — Он придирчиво осматривает Таннис, и та чувствует странную радость, понимая, что он всего-навсего человек и нюх его слаб.

…и дверь он запер, точно опасаясь, что Таннис вернется в комнату, спрячется в ней.

И вернется.

И спрячется, но позже.

Освальд держал крепко и шел быстро, Таннис пришлось подхватить юбки, чтобы успевать за ним. Звук собственных шагов таял в тишине коридора.

…охрана незаметна, но… тело убрали и лужу крови присыпали песком. Кто и когда?

— Не смотри туда, попросил Освальд. — Не стоит. Он давно заслуживал смерти… ты знаешь.

— Знаю.

— Я никому не позволю тебя обидеть, малявка. Веришь?

— Конечно.

Ложь. Он сам убьет Таннис, просто пока ему нравится играть с нею…

…или это все-таки не игра?

Запуталась.

А в зале все по-прежнему. Постамент. Полотно. Гирлянды белых роз, запах которых мешается с ароматами мирры и ладана, свечным воском и кровью. Освальд не счел нужным переодеваться. Но никто не посмеет заострить внимание на таком пустяке, как пятна на манжетах.

— Садись. — Он подвел Таннис к креслу. — Уже недолго осталось.

Двери дома заперты. На мертвом лице герцогини Шеффолк застыла улыбка. Она оттуда, с другой стороны, смеется надо всеми. Над тем, кого называла сыном, над женой его, что застыла изваянием и не шелохнулась, даже когда Освальд коснулся волос ее. Он же, наклонившись, прошептал что-то…

…о смерти Грента рассказал?

Вуаль защищает, и все же Таннис мерещится, что и сквозь нее она видит притворно-равнодушную улыбку.

Сидеть.

Глядеть. Думать о Кейрене…

…жив и жить будет.

И Таннис выберется, потому что за ней пришли…

Дом вздрогнул, и закачались свечи, грозя оборвать нити огня. Люди зашептались, не смея уйти, они ждали… чего?

— Этот день, — холодный голос Освальда взрезал тишину, — войдет в историю.

…он готовился.

И держался с королевской прямотой, хотя, конечно, Таннис не доводилось встречать королей.

К счастью.

А в висках стучало: самозванец. Неужели никто не видит? Все эти люди, мужчины и женщины… ложный траур, не то по герцогине Шеффолк — вот бы она позлорадствовала, — не то по миру, который горит…

— Сегодня люди обретут свободу. И своего короля…

Шепоток.

И в нем Таннис видится сомнение. Освальд тоже слышит и наверняка куда яснее, чем Таннис. Он обводит собравшихся взглядом, и губы его кривятся.

Ответит?

Нет, он поднимает руку, медленный жест, ленивый. Раскрытая ладонь, и пальцы шевелятся, словно к ним привязаны нити, которые никто, кроме Освальда, не видит.

Кукольник?

Или все-таки кукла? Он ненавидел кукольные представления, а вот Таннис нравилось, в толпе было легко карманы подрезать… а он смотрел на сцену, и выражение лица было вот таким же надменно-презрительным. Он видел и замызганные декорации, и нити, которые заставляли кукол двигаться. И пьяноватых кукольников, они ведь тоже люди, замерзали, грелись чем придется. Тот театр — невзаправду. А нынешний… нынешний создан им и для себя же.

Но наверное, не интересно, когда зрителей нет.

И Таннис, поймав насмешливый взгляд Освальда, улыбнулась в ответ: она понимает, действительно понимает. Но не собирается до конца жизни смотреть на его представление.

И все же шелест, раздавшийся за спиной, заставляет обернуться.

— Прошу моих дорогих гостей успокоиться, — теперь в голосе Освальда звучала неприкрытая насмешка. — Эти существа… не причинят вам вреда.

…существа.

Они выползали из коридора, медленно, настороженно, то и дело останавливаясь. Изломанные тела, длиннорукие, длинноногие. И лысые головы слишком тяжелы для тонких шей. Эти головы раскачиваются, точно бутоны на гибких стеблях.

…ползет змеей терпкий цветочный запах.

…не цветов — плесени.

— Господи!

Голос заставил подземника вздрогнуть и оскалиться.

— Не надо, — мягко попросил Освальд. — Они очень нервно реагируют на громкие звуки. И на резкие движения тоже. Ко всему они чуют запах страха. А вам ведь нечего бояться, дорогие гости?

Смех. Ему и вправду весело? До слез, до истерики. И подземник замирает у кресла, он тянется к Таннис, нервно трепещут раздутые ноздри, а выпуклые глаза почти скрыты плотными веками.

— Кыш. — Таннис топнула ногой, и тварь отползла, но, повинуясь едва заметному жесту Шеффолка, устроилась перед креслом, она свернулась, спрятав чрезмерно длинные кисти рук под тело, и замерла.

— Будьте мягче, это ведь тоже люди… когда-то были.

Неправда.

От твари воняло подземельем. И кажется, кто-то упал в обморок, кому-то стало дурно, только мертвой герцогине было все равно.

— Это лишь малая часть тех, кто признал мою власть. Надеюсь, их пример вас вдохновит… очень надеюсь…

Они вставали на колени, нехотя, с явным неудовольствием, однако не смея противиться власти нового короля. Наверное, они, эти люди, рассчитывали, что Освальд сделает за них грязную работу, а потом исчезнет. Это было бы очень порядочно с его стороны — исчезнуть, освободив дорогу людям куда более достойным… и он знал об этих их жалких мыслях, оттого и смотрел сейчас свысока, с презрением.

Блеклое лицо.

Злое.

Наверное, Таннис тоже следует встать на колени, но она сидит, вцепившись в подлокотники кресла, пытаясь понять, чудится ли ей странный тонкий звук…

…он раздается под домом.

И где-то сверху.

Он заставляет подземников волноваться, и твари скулят, пластаются на каменном полу. А розы, белые нежные розы сохнут прямо на глазах. И лепестки их вдруг осыпаются… не лепестки — пепел.

Пеплом пахнет.

Разожженным камином. Свечи стремительно оплывают, и по белому атласу стен бегут огоньки. А звук нарастает. Он громкий, и Таннис все же решается отпустить кресло… она затыкает уши, с удивлением обнаруживая, что из ушей идет кровь… и не только у нее.

Подземник катается по полу, изгибаясь и воя.

Освальд стоит, упираясь в стену, он дышит раскрытым ртом… кто-то кричит, громко и надрывно… и Бога молит… и надо встать… надо уйти… что-то пошло не так…

Пламя расползается по иссохшим лепесткам. Оно заглядывает в гроб, пробуя мягкую его обивку, цепляясь коготками-искрами за дерево, заглядывая в лицо покойнице. И это лицо искажается, точно она, герцогиня Шеффолк, вдруг оживает, чтобы закричать…

А Освальд идет, шатаясь, едва ли не падая…

— Вставай. — Ее подняли рывком, и Таннис скорее прочла приказ по губам, чем услышала. — Уходи…

Куда?

К себе, в комнате Райдо и…

— Уходи… — Освальд тянет ее за собой.

Оглядываться нельзя…

…тлеют гобелены на стенах, и блестящий доспех не защитит рыцарей от мертвого огня.

Люди остались… надо спасти людей… надо остановиться…

И ей не позволяют, Освальд с силой толкает Таннис вперед, за неприметную дверь, и сам останавливается, чтобы перевести дух.

— Туда… прямо… будет выход… Таннис, иди… пока я еще…

Он не договорил, провел ладонью по лицу, размазывая кровь.

— Там выход.

Руки на плечах.

— А ты…

— Я останусь… так надо… я ведь король. — Он провел пальцем по губам. — У меня и корона есть… вот… давно хотел тебе показать.

Тонкий золотой ободок и шесть алмазов.

Ему к лицу корона.

— Может, у меня еще получится… пожелаешь удачи?

— Я бы хотела.

Кивнул.

И сгреб Таннис в охапку.

— Уходи…

— Отпусти.

— Сейчас… еще немного… помнишь, я ведь тоже живой… пока живой…

Поцелуй осторожный.

И жадный. И наверное, она бы могла полюбить этого человека когда-нибудь, в другой жизни, где он не попытался бы стать королем. Но, наверное, он не был бы собой, если бы не попытался…