Раз-два-три-четыре-пять, выхожу тебя искать (СИ) - Чернова Ирина Владимировна. Страница 44

Засучивая рукава, Хайнц приготовился месить парня, когда я попыталась встать перед ним.

— Что он тебе сделал, что ты бесишься? Все в одном положении, чего ты лезешь к нему, злость девать некуда?

— Да ты мне еще будешь тут указывать? — одним махом Хайнц послал меня в сторону и я шлепнулась прямо на сцепившихся Гунтера и Вольфа.

— Не мешай им! — Вилли дернул меня за ногу и подтащил к себе. — А ну-ка, я тебя пощупаю! — хохотнул он, подняв меня одним рывком и обхватив сзади. — Хайнц, тут гораздо интереснее, чем мальчишку месить, присоединяйся!

Гунтер уже почти вывернулся из медвежьих объятий Вольфа и, услышав Вилли, рванулся к нам, но упал и на него сверху навалился Петер, выкручивая руки. Из своего угла метнулся Лукас, налетел на Хайнца и повис на нем, отчего тот покачался и повалился на пол, потому что запнулся за лежащего Вольфа. Началась настоящая куча мала, перемежаемая криками, воплями и шипеньем. Я пыталась выдраться из рук Вилли, пиная его ногами и никак не могла дотянуться до стилета сзади, а он только гнусно хихикал, продолжая тискать меня и постепенно подбираясь к поясу штанов.

В пылу всеобщей драки мы не обратили внимание, что открылась дверь и в камеру влетели двое стражников, колотя по головам и плечам дерущихся тяжелыми ножнами и добавляя сапогами под ребра лежавшим на полу.

— Стоять! Прекратить драку! Сильнее пинайте их, озверели совсем, мать вашу! — третий со всего маху заехал в ухо Хайнцу, повернулся ко мне и влепил кулаком в рожу Вилли. Тот разжал руки и свалился, как куль, на пол, охая и скрипя зубами. Я тоже плюхнулась на зад и быстро отползла к стене, чтобы не попасть под очередную раздачу.

Стражники утихомирили всех дерущихся, которые с оханьем и стонами сидели на полу, потирая ушибленные места. Конрад, который влетел третьим, добавил сапогом под ребра Хайнцу, и тот перестал ругаться, а Лукас сел и затряс головой, утирая кровавые сопли под носом.

— Всем встать! — Конрад усилил команду, поддав от души под зад Вольфу, — выстроиться вдоль стены! Поднимайся, кому говорю! — рявкнул он, вздергивая Лукаса за воротник и швыряя на стену. — На ноги встать, чертово племя!

Постепенно все поднялись и встали, прислонившись к стене, красные, потные, побитые друг другом и стражей. Пошатываясь, рядом со мной встал Гунтер, поблескивая подбитым глазом, дальше пинком подогнали Вилли, на которого нехорошо косился Конрад после увиденного им в камере. Хайнц и Вольф буквально подползли последними, оба с разбитыми губами и ссадинами на рожах. Покачнулся Петер, но один из стражников дал ему кулаком в плечо и живо поставил на место подпирать стену. Я громко шмыгнула носом и тоже прижалась к стенке.

В открытую дверь вошли двое мужчин и встали посреди камеры, осматривая всех по очереди. Сзади них встал Конрад, что-то тихо докладывая, а двое стражников разошлись по разные стороны и замерли в ожидании указаний. Потершись затылком о стену, чтобы на глаза поглубже надвинулась войлочная шапка, я осторожно стала рассматривать вошедших. Один, среднего роста, с русыми вьющимися волосами до плеч и гладко выбритым лицом, был определенно властью в здешней иерархии. Простая, но дорогая одежда, богатый пояс и рукоять меча, узкие длинные пальцы, украшенные большими камнями, аристократическое удлиненное лицо с правильными чертами — лицо человека, который привык повелевать. Уж не сам ли герцог Эрсенский, мелькнула запоздалая мысль, на меньшее он просто не тянул. Второй, выше на голову всех, кто был в камере, был темноволосый, скуластый и в той стадии небритости, когда еще чуть-чуть и уже скоро будет борода. Подняв глаза чуть выше, я мысленно поблагодарила Бога, что этот человек рассматривал сейчас вольфовцев, а не меня…

Бывает, встречаешь на пути людей, которые мнят себя так высоко, что не обращают внимания на окружающих, совершенно искренне полагая их грязью под сапогами. Заходя в магазины, они расталкивают всех, не делая себе труда даже осмотреться по сторонам, как правило, они ездят в дорогих машинах, обдавая грязью прохожих, но очень пекутся, что на крыле их лайбы видны грязные капли, если они идут по улице, то прохожие просто отлетают от них в стороны и неважно, что это могут быть женщины и дети — презрение ко всему окружающему быдлу окружает их сплошной непробиваемой аурой. Вот именно такое выражение лица и было у темноволосого мужчины, только к нему еще прибавлялся холодный взгляд крокодила, прикидывающего, сразу жрать жертву или все же припрятать ее, чтобы потом было повкуснее. Я даже пожалела вольфовцев, которые тоже во все глаза уставились на него.

— Что вы скажете по поводу этих задержанных, герр Рихтер? — мягкий голос первого ни в коей мере не обманул моих ожиданий. С такими интонациями могут говорить только короли…ну или герцоги, конечно.

— Ваша светлость, я еще не составил о них свое мнение, — упирая на предпоследнее слово ответил темноволосый и, положив руку на ножны, стал медленно обходить строй задержанных, рассматривая каждого. — Немытая шваль, которая уважает только силу и золото, — сказал он, отойдя от Вольфа и брезгливо поморщившись. — Его первого ко мне на допрос, — небрежно махнул в сторону стражников. — Командир этой шайки…а это его лейтенант… — кулак Рихтера с размаху вмазался Хайнцу в лицо и тот хрюкнул, вытирая кровь, полившуюся из носа на пол. — Денег захотели поиметь, ворье… — он остановился около Вилли с силой саданул его между ног, а когда тот со стоном согнулся, добавил ребром ладони сверху и пнул ногой скрюченное тело. — Мало вас до этого били, дерьмо… — удар поддых Петеру завершил осмотр вольфовцев.

— Ну, а ты, сопляк, куда влез?

Гунтер вскинул голову, готовясь встретить удар, но Рихтер посмотрел на него сверху вниз, хмыкнул и дал легкую зуботычину, от чего парень скривился, повернув голову вправо. Мужчина несколько мгновений изучал его профиль и фингал под глазом, и шагнул ко мне, поднимая руку, как рядом Лукас сделал шаг вперед и Рихтер моментально среагировал на него, врезав парню кулаком в лицо. Лукас осел на пол по стенке…

— На ногах стоять не может, а туда же… — отвращение, прозвучавшее в голосе мужчины было незаслуженным, но спорить в этой ситуации никто не посмел. В тишине слышалось хлюпанье носом, прерывистое дыхание, сопенье, но все молчали, ожидая свой участи.

— Дерьмо. — Припечал свой вердикт Рихтер. — Ваша светлость, я вам могу рассказать свои соображения сейчас, но лучше бы я подкрепил их показаниями арестованных для убедительности.

— Хорошо, сколько тебе понадобится для этого времени? — бархатный голос завораживал, хоть его и прорезали стальные нотки.

— Немного. Семеро…два и еще два…мы с Конрадом выбьем из них все к завтрашнему утру, даже то, что они давно забыли сами. Разве что нам может еще помочь Освальд, если кто-то из них решит, что наше общество им не подходит для разговора по душам.

Его светлость изволил рассмеяться на последнюю фразу, сказанную с таким сарказмом, что похолодело в животе от мысли о том, кто такой этот Освальд.

— Тогда нам здесь больше делать нечего, герр Михель, — герцог изящно повернулся и пошел на выход, не обращая внимания на то, что делалось за его спиной. Рихтер, Конрад и стражники, тоже потеряли к нам всякий интерес, исчезая за дверями друг за другом, а все в камере начали потихоньку сползать на пол, как будто из них выпустили воздух.

— Ох ты ж мать твою… — выдохнул Петер.

— Вот ведь б…ь, сука феодальная, — ругнулась я матом по-русски и мужики удивленно воззрились в мою сторону. — Чтоб тебя епископ Кобургский за я…а повесил!

Вольфовцы заржали на последнюю фразу, шлепая разбитыми губами, даже Лукас слабо дернулся и фыркнул, а уже почти закрытая дверь распахнулась и в камеру широкими шагами вошел Рихтер, оглядывая всех недобрым взглядом.

— Кто это сказал?

Вопрос повис в воздухе, но все молчали, уставившись на вошедшего.

— Еще раз повторяю, — медленно, почти по слогам, произнес Рихтер, — кто это сказал?

Ну сколько раз я проклинала свой язык, который вылезал в самые ненужные моменты, говоря то, что я и не собиралась вываливать! Сколько раз я заставляла себя молчать, вспоминая известную пословицу, а тут даже не посмотрела на дверь…нет, посмотрела, но ведь они же все ушли…