Право на защиту (СИ) - "Marlu". Страница 12

- Привет, - отозвался он, вскользь мазнув взглядом по мне.

- Что интересного показывают? – надо же как-то поддерживать разговор.

- Что у нас могут показывать прекрасным субботним днем? – сказал папа чуть раздраженно. – Новости. Убили, взорвали, украли… Вот только что было: четверо людей в масках похитили банкомат, установленный в аптеке. Ну прелесть же!

Я согласился – прелесть, и позитивно так, что прям жить хочется.

- А сейчас вот про пожар на складе лакокрасочных изделий. Это уже раньше было. А почему пожар? А я тебе скажу – технику безопасности никто не соблюдает…

На экране действительно панорама какой-то промзоны. Полуангар- полунавес объят пламенем, валит густой черный дым. Несколько пожарных машин, парни в робах, скорая на заднем плане… Голос отца звучит ненавязчивым фоном, к которому необязательно прислушиваться. Я без интереса смотрю трехминутный сюжет, когда глаза внезапно вырывают из общей картины носилки, парня, лежащего на них, до невозможности бледного и слишком хорошо знакомого…

- А вот и картошечка, - голос мамы прозвучал неуместно, но позволил немного прийти в себя. Обнаружил, что стою и лихорадочно пытаюсь сорвать с себя галстук, потому что воздуха внезапно перестало хватать.

- Стас, что случилось? – мама шмякнула блюдо на край стола и сложила руки на груди.

Ответить не получалось, только рвать непослушными пальцами ворот рубашки. В голове только одна мысль: «Только бы жив, только бы жив!».

- Илья! - голос мамы достиг почти ультразвуковых высот. – Что у вас тут произошло?

Папа стал оправдываться, кивая на телевизор, а я вдруг почти успокоился. Нет, ледяные руки еще не согрелись и холодный ужас, поселившийся внутри, тоже был на месте, но внезапно включились мозги. Не хватало еще тут истерику закатить или в обморок грохнуться, нужно ехать в больницу, благо в нашем городе их не сто двадцать штук, и выяснять все там. В конце концов, пусть я и не родственник, но разузнать про состояние здоровья пациента вполне могу. Нужно же когда-то начинать использовать служебное положение в личных целях.

Мама суетилась, капала в рюмку валокордин, пыталась уложить на диван и напоить этой гадостью. Суета вызывала нервный смех, я отбивался как мог и пытался объяснить, что все в порядке и что мне просто нужно срочно уехать. По делам.

Наверное, папу можно было бы провести столь незамысловатым способом, но мама. Она вцепилась как клещ и, проведя форменный допрос, сопоставив факты, пришла к однозначному выводу: сын увидел по телевизору что-то такое, что его сильно взволновало, и скорее всего пострадал кто-то из хороших знакомых. Маме бы следователем работать, теперь понятно от кого у меня способности к аналитической работе.

- Да, - пришлось сознаваться и пытаться пробраться в прихожую, - мой близкий друг.

- Илюша, ну что ты сидишь! - всплеснула руками мама и развязала тесемки фартука. - Мы немедленно едем в больницу! Собирайся.

Слушать меня, что могу добраться и на такси, никто не стал, и меньше, чем через час, мы уже были на месте. За это время я успел напридумывать себе бог знает чего. Утреннее решение порвать с Максом теперь казалось злой насмешкой судьбы. Теперь, когда я вдруг осознал, что такое потерять его навсегда, стало кристально ясно – без него жизнь теряет смысл. Какой отпуск, какие левые мальчики? Стоило только представить, как другие, не Максовы руки прикасаются к моему телу, дотрагиваются до интимных мест, как вместо возбуждения возникало отвращение. В первую очередь к себе.

Призвав все хладнокровие, на которое был способен, и стараясь говорить твердым голосом, выяснил, что именно с Максом и что угрозы его жизни нет.

- Сегодня к нему нельзя, он пока в палате интенсивной терапии, - сказала милая, улыбчивая медсестра в приемном покое. Я постарался выдавить улыбку в ответ и на всякий случай еще раз уточнил диагноз, попытался узнать фамилию лечащего врача.

Девушка терпеливо повторила, что угрозы жизни нет и все завтра, все вопросы завтра, когда пациента переведут в общую палату. Слово «общая» мне не понравилось, и я решил, что для Макса нужна отдельная.

Родители не вмешивались, только смотрели удивленно, наблюдая за моей бурной деятельностью.

- Э-э, Стас, - отец посмотрел на меня и запнулся.

- Да, папа, - я встал на некотором расстоянии от него и напрягся, предчувствуя неприятный разговор.

- Стас, этот молодой человек, он… - отец мучительно подбирал слова и отводил глаза, боясь посмотреть прямо.

Я колебался всего несколько мгновений: несмотря на всю мою любовь к родителям, лгать сейчас было бы трусостью. Момент истины настал, хотя видит бог, не хотел я его, не хотел.

- Да, папа, да, - ответил я и вздохнул, говорить на тему доселе тщательно скрываемой ориентации было неимоверно сложно, - я люблю этого человека.

- Станислав, - отец попытался прервать мой монолог, но я знал, слишком хорошо знал все, что он может мне сказать.

- Ты сейчас скажешь, что в детстве уделял мне мало времени и отсюда проистекает моя ориентация, но это не так, - я помолчал, собираясь с духом и мыслями, родители не перебивали. - Я лет с четырнадцати понял, что другой и это было не так просто принять, и говорю я об этом только потому, что кому-то из вас придет в голову светлая мысль, что меня соблазнили, совратили, что виноват кто-то другой.

- А в четырнадцать-то кто тебя совратил? – отец сжал кулаки.

- Никто. Просто в том возрасте я понял, что девочки мне неинтересны. Мне не хотелось вас расстраивать и огорчать, но я такой, какой есть, и никто не виноват, только природа. Если вы не захотите дальше со мной общаться – пойму и не буду навязываться.

Дверь приемного покоя закрылась за моей спиной с легким стуком – родители за мной не пошли. На улице было еще светло; солнце окрашивало красноватым светом небо у горизонта; подмораживало. Холодный воздух коснулся лица, заполнил лёгкие, приводя в себя. Слишком много событий для одного дня. Я вздохнул и поднял воротник куртки, несмотря ни на что, на душе стало почему-то легче. Возможно, груз той тайны, которую я так тщательно хранил много лет, уже не давил, возможно, мне будет в чем-то легче жить, хотя бы тем, что отпадет необходимость общаться с девицами на выданье на семейных обедах. Да и будут ли они теперь?

Снег звонко пел под подошвами ботинок. Почти зима, календарь был не согласен, уверяя, что уже март. До дома пешком было чуть больше часа, и я решил все-таки прогуляться, проветрить голову от дурных мыслей, чтобы ночью просто спать, а не вертеться среди сбитых простыней, страдая от дум. Пусть я для себя уже четко определил, что значит для меня Макс, осталось выяснить его мысли на этот счет, но раньше завтрашнего дня все равно не получится.

Холодная лапа сомнений сжала сердце: а как он ко мне относится? Нужен ли я ему в его жизни на постоянной основе? И как доказать, что он мне необходим?