Злое счастье - Астахова Людмила Викторовна. Страница 37
Риадду ир’Брайну осталось только признаться себе, что хитрее и расчетливее девицы, чем леди Хелит, ему встречать не приходилось. Какая там Ллефел?! Это сама Ридвен Ястребица в новом облике!
– Я буду работать на стене до тех пор, пока в горожанах не проснется совесть, – заявила упрямая девчонка в ответ на требование мадда Хефейда прекратить самоистязание.
– В тебя словно Лойс вселился! – в сердцах воскликнул воевода.
Лойс там или еще кто, но раньше за дочкой Оллеса не водилось ничего похожего на волю и характер. Подозрения, которыми полнилось сердце Хефейда, окрепли и обрели большую определенность. Бледная девочка, которой можно доверить лишь котенка кормить – и то не каждый день, на глазах творила такие вещи, что поневоле становилось жутко.
А дальше что будет?
Хелит продолжала собирать камни, заставляя себя не обращать внимания на струйки воды, стекающие между лопатками. Ей не было холодно, наоборот, даже стало жарко. От злости на все мироустройство, несправедливое и безжалостное к тем, кто готов жертвовать собой во имя общей цели, и покровительствующее исключительно трусам и бездарям, привыкшим прятаться за чужими спинами.
«Если я и сумею чем-то отблагодарить тебя, Рыжий, то только тем, что ты не будешь одинок в своей битве», – думала Хелит.
Она и сама удивлялась, откуда берется убежденность в своей правоте, словно всю предыдущую жизнь эта сила копилась, не находя достойного выхода. К тому же пример Мэйтианна, сумевшего заставить себя уважать даже тех, кто его всем сердцем ненавидел, вдохновлял Хелит на столь своеобразный подвиг.
– Миледи, вы позорите нас!
Девушка распрямилась пружиной, чтобы увидеть того, кто это сказал.
– Ах, это вы, в’етт Кирит! – Голос Хелит звенел над толпой. – Да! Я вас всех опозорю! Смешаю с грязью и дерьмом! Чтоб неповадно было остальным трусливым псам, которые не могут и не хотят защитить свой дом!
Пальцы судорогой свело в кулаки, и девушка едва сдержалась, чтобы не врезать по первой же попавшейся надменной морде.
– Вы – не униэн, не потомки отважных и бесстрашных людей, сумевших обуздать кровожадных дэй’ном, выгнать их со своих земель. Вы – не наследники великих воинов, славных мастеров и грозных королей! Да я сама подожгу этот город, чтобы он не достался никому – ни вам, ни дэй’ном!
– Мокрая мышь, рычащая на кошку, – ухмыльнулся выскользнувший из-за плеча опешившего господина Кирита изгнанный накануне лорд Алгерт.
Пощечина, которую отвесила наглецу леди Гвварин, получилась не столько болезненной, сколько звонкой и оскорбительной.
– Вы пожалеете, – прошипел Алгерт, держась за пылающую щеку.
– Я уже пожалела. Что вынуждена править такими людьми, – с нескрываемой горечью сказала девушка.
Она намеренно отказалась от поддержки мадда Хефейда и не позволила накрыть свои плечи плащом Ранха. Теперь ей уже и самой казалось, что такая активная попытка разбудить совесть горожан не помогла, а скорее навредила делу. Далаттцы станут над ней потешаться и вообще сбегут из города при первой же возможности.
Ведь и вправду, точь-в-точь мокрая белая мышь, с какой стороны не посмотри. Мокрая жалкая глупышка-девчонка, пытавшаяся сравняться с неистовым рыжим князем, который не умел сдаваться.
«Мэй, я была дурой. Ты и представить себе не можешь, насколько глупо и нелепо я выглядела. Королевский посол всячески уламывает меня ехать в Лот-Алхави; клянется, что Далатт никак не пострадает, потому что скоро тебе на помощь подойдут и королевские войска, и армия крупнейших владетелей Тир-Луниэна. Ты тоже настаиваешь на визите в столицу, но знаешь… мне что-то не очень верится ни в искренность лорда ир’Брайна, ни в дружеское расположение короля. Считай это женскими предрассудками, но я готова поклясться, что все они лгут и задумали что-то недоброе. Да, мне надо с тобой посоветоваться по одному очень важному и секретному делу...»
Из письма Хелит к Мэю.
Ответа не было.
До сей поры королевскому гонцу ни разу не доводилось встречаться с князем Мэйтианном лично. Слышать-то в’етт Уйрэл слышал, и немало, а вот видеть не пришлось. Очень уж молод был вестник Верховного Короля, а оттого навыдумывал себе небылиц и страхов больше, чем сам весил вместе с седлом и сумкой. Народное творчество традиционно приписывало Отступнику богатырское сложение, звериный оскал и львиный хвост. Ожидания гонца оправдались лишь отчасти. При определенной доле фантазии вообразить могучую мускулатуру под доспехами Рыжего несложно, зверской на лице Мэя была лишь щетина, а с хвостом вообще промашка вышла. Огненно-рыжая шевелюра – это да, тут людская молва не врет, если не обращать внимания на то, что волосы потемнели и слиплись от пота. Но в остальном – ничего демонического в Рыжем князе гонец не нашел: ни в манере общения, ни в голосе. Мэй разговаривал тихо, вежливо и безупречно корректно. В’етту Уйрэлу вменялось следить за каждым словом, жестом или намеком, которые могут исходить от князя-приграничника, все запоминать и пересказать в точности, что делается в лагере защитников Тир-Луниэна. Особенно тщательно инструктировали гонца относительно реакции Мэя на послание короля. Содержание документа, разумеется, оставалось секретом для юного вестника.
– Извольте ознакомиться, милорд, – церемонно поклонился Уйрэл, протягивая запечатанную тубу со свитком. – Я подожду Вашего ответа здесь.
Рыжий невозмутимо указал на табурет возле стола: мол, не обессудь, но в военном лагере не до удобств. И пока Голос Короны с интересом разглядывал скромное убранство палатки командующего, Мэй сломал печать и углубился в чтение.
Впоследствии в’етт Уйрэл мамой клялся и присягу давал, что на осунувшейся небритой физиономии Отступника не проступило даже намека на эмоции. Улыбаться Мэй, конечно, не улыбался, но его и не перекосило от злости, как мечталось кое-кому в Лот-Алхави. Он обмакнул перо в чернила и вывел чуть ниже королевского росчерка всего одну фразу: «Я все понял».
– Пожалуй, не стану вас дольше задерживать, в’етт Уйрэл, – молвил он, протягивая гонцу свиток.
– А подписаться? – растерялся юноша.
– Государь прекрасно знает мой почерк. Вам не о чем беспокоиться, – заверил его Мэй и как ни в чем не бывало вернулся к прерванному чтению какого-то скучного документа на гайши – языке нэсс.
Исписанный сверху донизу мелким бисерным почерком лист, к тому же разделенный на множество пунктов, никак не мог считаться интересным чтивом. Гонец не двинулся с места. Он сам не мог объяснить, чего ожидал от Рыжего князя. Столичные доброжелатели настоятельно советовали дождаться, когда Мэй пожелает высказаться. По их ухмылкам даже такой простодушный юнец, как Уйрэл, догадывался: Отступник должен как минимум возмутиться.
– Вы можете идти, – напомнил Мэй, не поднимая взгляда на гонца.
И что оставалось делать бедному юноше, кроме как убраться восвояси?
Едва за его спиной колыхнулось полотнище, заменяющее в шатре дверь, Рыжий откинулся на спинку кресла и рассмеялся. Невесело так рассмеялся. Утер носы столичным стервятникам и не дал насладиться очередным унижением, но не более того. Если бы сдержанность и самообладание сумели защитить его воинов на поле битвы, то Мэй обязательно отправился бы в столицу с визитом вежливости ко всем своим явным и тайным недоброжелателям и там бы явил всему высшему свету силу собственной воли. Если бы все было так просто.
– Можно? – спросил Дайнар, засовывая внутрь шатра голову. – Чем обрадуешь?
– Ничем. Государь решил подождать, чем у нас тут кончится дело.
Глаза Дайнара нехорошо блеснули. Он вошел и плюхнулся на освободившийся табурет.
– Как он это пояснил? – спросил он, разглядывая накопившуюся грязь под ногтями.
– Что-то там о второй линии обороны. Если честно, я не вчитывался, мне хватило общих фраз, – равнодушно молвил Мэй. – Нечто подобное я предполагал изначально.
– У Альмара уже вошло в привычку предавать друзей, – прошипел Дайнар.