Рождение победителя - Каменистый Артем. Страница 67

— Против нас три далеко не последних оты демов — это очень опасные вояки, собранные один к одному, привычные воевать дружно, отлично вооруженные. У нас похожих едва две сотни наберется, но вооружены хуже, а по доспехам и вовсе сравнивать стыдно. Лишь броня покойного сэра Флориса, которую Тук таскает, не уступает защите их латников. Она, кстати, перековка трофеев — потому так и хороша. Те, что у солдат Дирбза, — похуже гораздо: защита слабее, сталь дряннее, тяжесть больше, да и не такие удобные.

— Думаете, есть смысл вторую такую же атаку устроить?

— Вам, конечно, виднее, но раз начали — можно продолжать. Сами говорили, что нельзя им позволить спокойно до замка дойти. Мы по-другому воевать приучены — запираться в крепости и сидеть, если сил маловато. Ваш способ понравился — хоть и страшновато, но толк есть. Не знаю, что из этого выйдет, но повторить не прочь — глядишь, второй раз лучше обыграем.

— Они теперь знают, чего от нас можно ждать, и будут наготове. И подкрепления вызовут. Ничего не получится.

— Вечно настороже держаться невозможно, а гонцов можно попробовать перехватить — послать наперерез всех разведчиков, дав им быстрых коней. Демы водой, скорее всего, пойдут, а возле озера деревня есть, где лодкой можно разжиться. Подстерегут — не дадут помощь позвать. Тем более, как я понял, наше войско сильнее стало. — Он покосился на Обаму.

Тот угрюмо отозвался:

— Если дадите оружие, то поможем.

— Дадим, — кивнул я. — Соберем в замке все, что есть, и дадим. Может, межгорцы туда еще подтянулись — их тоже заберем.

— Совсем замок без оружия оставлять плохо, — заметил епископ. — Там и так, почитай, одни женщины.

— Все враги собраны здесь — там разве что разведка, а их одна Альра со стены перестреляет, если что. Нам потребуются все силы, которые сумеем собрать.

— Это тоже верно. Думаю, оставаться у моста нельзя — слишком опасно. Если демы не остановятся, то завтра будут там. Надо бы корчму сжечь, чтобы не ночевали в тепле. Дан? Что с вами?!

— А… Ничего… Задумался… Кое о чем…

— Я уж было испугался — эк вас передернуло. Говорю — корчму надо бы сжечь.

— Нет!!! Корчму ни в коем случае не сжигать!!! Лагерь перенесем подальше в лес — там дорога есть от моста.

— Хорошо, как скажете. Но я бы сжег. Темные тепло любят — плохо, если под крышей греться смогут. Многовато демов — их бы хоть чуть-чуть проредить вдобавок к тому, что сделали.

— Проредим, — пообещал я. — Есть у меня идеи. Для начала вышлем несколько отрядов по следам тех людоловов, которые ушли к северу. Надо их выследить и перебить, чтобы не вернулись.

— Дан, я вас хорошо успел изучить…

— Не понял?

— Голос у вас интересный — будто несусветную пакость задумали.

— Верно. Задумал. Скажите, епископ: как вы относитесь к колдовству?

— Не могу выразить приличными словами, насколько плохо.

— Очень жаль. То, что я задумал, самое что ни на есть колдовство.

— Сэр! Дан! Вы ведь страж! Как можете!!! Душу поберегите!!!

— Да успокойтесь вы. Не такое уж и колдовство, хотя выглядеть должно именно так.

— Вы играете с ужасными вещами. Знаю вас хорошо, и верил всегда, но после таких темных слов начинаю сомневаться.

— Епископ, чтобы передавить тварей, пытающих стариков, я свою душу не задумываясь продам. И вашу, кстати, тоже. Но не переживайте — в том, что я замыслил, темноты нет. Так — фокус балаганный. Но если все пройдет как надо, демов станет меньше, а настроение у них испортится. А то вдруг осмелеют после сегодняшнего…

— Дан… А давно вы исповедовались?

— Никогда.

— …

— Епископ, нехорошо при вашем сане сквернословить.

— А вы рискуете погубить свою бессмертную душу.

— Ладно, сейчас я вас оставлю. Возьму лошадь и кое-куда сгоняю. Вам пока поручение одно оставлю — несложное. Занимайтесь войском, но и про него не забудьте. А чтобы вам было легче, обещаю: по пути исповедаюсь попугаю.

— Вы богохульствуете — птица не посвящена в сан. К тому же за глоток вина она готова даже дьяволу грехи отпустить.

— Было дело, — скромно потупился Зеленый.

— Вот видите! Ваша бессовестная птица тоже богохульством грешит!

— На себя посмотри! В борделе живешь! На алтари сморкаешься! У нищих воруешь!

— Вот! Вы сами видите!

— Я читал вашу священную книгу, и там сказано, что те, кто не сходит с пути борьбы с тьмой, получают частицу святости, равную принятию в сан, со всеми вытекающими последствиями. Разве Зеленый не борется с тьмой?

— Мне ни разу не доводилось видеть, чтобы он насмерть рубился с тварями.

— А я видел: в битве у брода он храбро бросился на перерожденного — чуть с лошади его не сбил, а сам потом едва не погиб. Он просто герой в деле борьбы с поганью.

— А еще я очень красивый.

— Это само собой. А сколько раз он нас предупреждал о приближении погани? Как вам не стыдно в нем сомневаться!

— Я не сомневаюсь. Но исповедоваться птице — это просто немыслимо! Дан, с вами все в порядке?!

— В вашей книге сэр Гарарас, канонизированный еще при жизни, оставшись в одиночестве посреди ругийской пустыни, начал исповедоваться коню. Ангелы прослезились от этой картины, и пошел дождь, благодаря чему святой рыцарь не умер от жажды.

— Но ведь это был боевой конь белого рыцаря!

— А у меня боевой попугай стража, так что вопрос закрыт.

Танк так и стоял в ветхом сарае. А куда он отсюда денется? Низкокачественный металл заржавел везде, где можно и нельзя, — коррозия местами столь тесно прихватила детали друг к дружке, что даже табун лошадей вряд ли сможет стронуть древнюю машину с места.

Не мчаться ему на острие атаки. Не наматывать на гусеницы тела порождений Тьмы, не плющить в тонкие блины стальные доспехи детей могил. Даже обстрелять их войско с этой высокой позиции он не сможет. Во-первых, очень далеко; во-вторых, я не артиллерист; в-третьих — сомневаюсь, что это орудие вообще способно на выстрел, а если и способно, то не разорвется при этом, заодно снеся с плеч мою бестолковую голову.

С места не стронуть, стрелять из танка тоже не получится… Умный человек спросит: «И зачем ты, дегенерат племенной, вообще сюда поперся, оставив войско на фанатика-епископа?!»

Я не стану обижаться на грубость, потому что заслужил.

И впрямь незачем. Танк полностью бесполезен. Он не более чем насмешка судьбы, решившей подарить мне рояль, который не способен играть.

Но судьба не с тем связалась. Я вовсе не дегенерат — я умный и хитрый человек, а если и заблуждаюсь иногда, то из-за сложности обстоятельств, недостатка опыта и проблем адаптации к новым условиям. Ну с кем не бывает? Особенно в состоянии почти непрерывного стресса…

Танк бесполезен — я давно с этим смирился и даже в снах не катаюсь на нем по вражеским позициям. Но судьба, решившая надо мной поиздеваться, крупно просчиталась — все же подкинула кое-что полезное, почти незаменимое в сложившихся обстоятельствах. То, чего я при всем желании не смогу найти в этом мире, а если попробую сделать, потрачу уйму времени, которого у меня сейчас нет.

Не знаю, куда подевались пулеметы и патроны к ним (а жаль), но знаю, где находится часть боекомплекта к пушке. Вот они — лежат, родимые. Неведомый китаец позаботился об их сохранности: завернул в несколько слоев просмоленной и промасленной парусины, натер воском. Своего рода консервация. Спасибо ему хоть на этом.

Свертки со снарядами, похожие на спеленатых младенцев, я бережно выносил на руках и складывал перед входом в сарай. Итогом зловещей деятельности стали восемь уложенных в ряд смертоносных гостинцев. Пришло время браться за нож.

В первом свертке меня ждал облом. Нет — снаряд здесь был, но вот уж бесполезен так бесполезен… Вершина эволюции монолитно-чугунного пушечного ядра — противотанковый подкалиберник. Стальной стержень, оперенный с одного конца и заостренный с другого, закрепленный в разделяющемся легком поддоне с диаметром по калибру орудия. Его назначение — серьезно бронированные цели. Вылетая с огромной скоростью, он легко прошивает стальные листы толщиной в сотни миллиметров. В нем нет ни детонатора, ни взрывчатки — он и без них гарантированная смерть и машине, и экипажу: разносит приборы и людей осколками корпуса, сжигает воспламенившимся материалом сердечника.