Параллельно любви (СИ) - Риз Екатерина. Страница 4

Алексей вошёл в свой кабинет, придержал для девушки дверь, а потом присел на край стола, покачивая сына на руках.

— Так что, Маша?

— Мне нужно… Один день, Алексей Григорьевич. — Она просительно посмотрела. — Брат приезжает, мне встретить его надо, да и вообще… Я, конечно, понимаю, что это очень неудобно…

— Ладно, Маша, ладно. Вам нужен выходной, я всё понимаю.

— Вы меня отпускаете?

Асадов широко улыбнулся.

— А как я могу вас не отпустить?

Двадцатитрёхлетняя няня Маша замерла перед ним, чуть дыша, и Алексей улыбаться перестал, почувствовав неожиданное смятение. Так сразу и не вспомнишь, когда в него в последний раз так самозабвенно молодые девушки влюблялись.

А может, лучше и не вспоминать. Ещё рабочий день впереди.

Кто-то ехидный внутри, чуть отстранённо заметил: "А она ничего… Фигурка ладненькая, ножки стройные, в джинсу симпатичную упакованные. Да и мордашка смазливая… Только уж влюблённая очень".

— Ам, — сказал сынуля и потянул его за ухо.

Алексей мысленно с ним согласился, и от этого ещё веселее стало. На самом деле "ам".

— Вы только Софью Николаевну предупредите.

Маша замялась, и Асадов тут же нахмурился.

— Что?

— Она меня не отпустит…

— Куда она денется?

— Алексей Григорьевич!..

— Хорошо, я сам её… предупрежу!

В свои тридцать семь он так и не научился отказывать женщинам, тем более симпатичным и влюблённым.

— Спасибо!

— Не за что, — проворчал он и отдал ей ребёнка. — Идите погуляйте, пока дождь прекратился. Пойдёшь гулять? — спросил он у сына, заглядывая ему в глазки.

Антон замахал ему ручкой на прощание, совсем недавно научился это делать, и Алексей помахал в ответ. Губы сами собой растянулись в глупой улыбке, и Асадов поспешно себя одёрнул. Когда сын ему улыбался, он обо всём на свете забывал. Спустя несколько секунд ловил эту свою улыбку, замирал, начинал хмуриться, пытаясь скрыть смущение, и нервно озираться. Интересно, окружающие замечают, что он глупеет на глазах, когда сына на руки берёт? Наверное, со стороны он выглядит смешно, в его-то годы млеть при виде ребёнка. Хотя, возможно, дело именно в возрасте. В двадцать, даже в двадцать пять, многих вещей, обыкновенной детской улыбки, оценить бы не смог, а сейчас каждая мелочь кажется такой важной и необходимой. Понимание того, что это его сын… именно его и ни чей другой, безумно волновала.

Волновала и приносила грусть, которую он гнал от себя. Уже два года гнал. И чувствовал некоторую степень вины. Вроде бы, сделал всё правильно, и всё получилось, но грусть не уходила, потому что позади тоже осталось кое-что очень важное и нужное, что отпустить не просто не получалось, а не хотелось.

Алексей подошёл к окну и выглянул на улицу. Серость и тоска. Опять погода подвела, подумалось ему неожиданно.

Дверь тихонько скрипнула, но он не обернулся, так и стоял, глядя в окно на понурый, совсем не зимний город.

— Лёша, — тихонько позвала жена.

— Что?

— Я ухожу.

Асадов повернулся. Оценил наряд и сапфиры в ушках жены, и вынужденно улыбнулся.

— Хорошего тебе дня. Когда вернёшься?

Соня помедлила с ответом, но после обворожительно улыбнулась.

— Часам к пяти. Может, поужинаем где-нибудь?

Алексей спорить не стал, согласился, и тут же сообщил:

— Маша попросила выходной на завтра. Так что, планов никаких не строй.

Соня на пару секунд перестала владеть собой, улыбка медленно сползла с её лица, и посмотрела удивлённо.

— Какой выходной? У неё выходной воскресенье.

— У неё семейные обстоятельства.

— Но, Лёша!..

— Соня! — нетерпеливо оборвал он. — Ей нужен выходной завтра. И я не понимаю в чём дело. Ты без няни с собственным сыном не справишься?

— Не разговаривай со мной в таком тоне, пожалуйста! — обиделась жена. — Ты меня обижаешь такими разговорами, ты же знаешь. Хочешь сказать, что я плохая мать?

Алексей досадливо поморщился.

— Я не это имел в виду.

Она смотрела возмущённо и с вызовом. Асадов впал в раздражение, но очень постарался этого не показать. Сейчас любое неверное слово может послужить началом скандала, а скандалить не хотелось. Банально не было на это времени.

— Соня, извини. Я просто тебя предупреждаю, что Маши завтра не будет.

— Но почему она сообщает об этом накануне? Разве так делают?

— Да не накануне! Просто я забыл. Она мне ещё дня три назад говорила.

Соня упёрла тоненькую ручку в бок и задумалась, некрасиво наморщив лоб.

— Но я завтра занята! — выдала она через полминуты, и вот тут уже Алексей не сдержался. Швырнул на стол газету, которую взял в руки несколько мгновений назад.

— Значит, ты отменишь дела! — рыкнул он. — Что непонятного? У тебя на это целый день!

Она надулась так показательно, что Алексею даже смешно стало, и он отвернулся. Заодно продемонстрировал ей, что разговор закончен и спорить бесполезно. Соня ещё постояла в дверях, сверля его негодующим взглядом, а потом вышла, громко хлопнув дверью. Алексей на закрывшуюся дверь оглянулся, а потом сел за стол и вытянул ноги. Подумал немного, и скинул на пол газету, которая лежала на самом краю стола. Просто потому, что мешала. Просто потому, что злила. Просто потому, что попалась под горячую руку.

В дверь постучали, очень осторожно и деликатно, Асадов отозваться не пожелал, и дверь без разрешения приоткрылась и в кабинет заглянула Людочка. Лицо встревоженное, видимо, слышала, как они скандалили, и теперь осторожничает.

— Алексей Григорьевич.

— Что? — мрачно отозвался он.

— Софья Николаевна ушла.

Скатертью дорога, — очень хотелось сказать ему, но вместо этого равнодушно кивнул.

— Хорошо.

Всё-таки с возрастом выдержки у него прибавилось.

— Сварить вам ещё кофе?

После её слов неожиданно полегчало. Пусть совсем на чуть-чуть, но в животе, где-то в районе желудка, приятно потеплело. Везёт ему на домработниц, везёт.

— А блины остались? — выдержав небольшую паузу, поинтересовался Асадов.

Людочка широко улыбнулась.

— Сейчас принесу.

= 2 =

Марина ненавидела такие звонки. Снимаешь трубку, а секретарша бывшего мужа, чересчур оживлённо и радостно сообщает:

— Собрание акционеров назначено на такое-то число. Мы вас ждём, Марина Анатольевна!

Даже по её голосу было понятно, с каким нетерпением в офисе строительной фирмы мужа, ожидают её появления. Всем было очень любопытно, как она придёт, как поведёт себя, как улыбнётся… как на Асадова посмотрит, а он на неё. Цирк, сплошной цирк, и от всего этого противно и невыносимо. Два года прошло, а всем до сих пор любопытно, как и что между ними происходит. Марина с огромным удовольствием отказалась бы от своей доли акций, но как это сделать — не знала. Когда они с Лёшкой делили имущество, он буквально настоял на разделе акций, хотя Марина и возражала, как могла. Ей не хотелось приходить в его офис, лишний раз смотреть на него, вспоминать, быть объектом любопытства чужих людей. Но Асадов упёрся, он кричал, что если уж они разводятся — а это ты, ты придумала! — то будут делить имущество по справедливости. И бизнес тоже поделят, а после она может делать со своей долей всё, что ей заблагорассудится. Продать или подарить кому угодно. Знал, что Марина ничего не сделает, даже не из-за него самого, а из-за их общего прошлого, когда она поддерживала мужа в течение всех этих лет, когда он развивал своё дело, из-за уважения к его родителям. Но вся эта история с разделом акций, заставила Марину задуматься, и в итоге, она пришла к выводу, что Алексей просто нашёл лазейку, чтобы продолжать её контролировать, хоть как-то. Чтобы точно знать, когда она появится, чтобы иметь возможность в любой момент позвонить и выяснить где она и что. Это было так несправедливо и обидно, но оспорить его решение Марина тогда не смогла. Сил не хватило. А каждый последующий разговор с Алексеем о передаче акций, неизменно заканчивался скандалом. В конце концов, Марина устала от этого и смирилась. Нравится ему её мучить? Что ж, она вытерпит. Не так уж и часто приходится это делать.