Жена Дроу (Увидеть Мензоберранзан и умереть) (СИ) - Баздырева Ирина Владимировна. Страница 131
Войдя в скрипторий, она, миновав пустой зал, подошла к открытой двери кельи. Сестра Терезия сидела возле обряженной в белоснежные одежды, вытянувшейся на узком ложе, Режины.
— Вы обряжали ее одна? - тихо, с возмущением, спросила Ника, когда Терезия подняла на нее глаза.
— Сестра Лючия и Анжела ушли только что.
Ника кивнула, понимая, что монахини не желали и лишней минуты оставаться в келье сестры, которая, даже под монашеским покрывалом, так и осталась для них ведьмой. Ника шагнула к Режин. Стоя над ней она вгляделась в ее лицо: спокойное, умиротворенное и прекрасное, хотя и очень исхудавшее. Под белой сутаной угадывалось ее высохшее тело.
— Не понимаю, — прошептала Ника. — Ничего не понимаю…
— Она была очень слаба и только, — тихо проговорила сестра Терезия. — Я бы подняла ее дня через два, но она не хотела этого. Что бы я ей не давала, она от всего отказывалась, с кроткой улыбкой. В конце концов она попросила, чтобы я дала ей спокойно уйти. Я была с ней, когда она угасала, не переставая, при этом, молиться. Перед самой кончиной она спросила: разве не страшно мне смотреть в ее глаза? Бедная девочка… - покачала головой сестра Терезия — Ничего особенно страшного не было в ее глазах и я сказала ей об этом.
— Она теперь счастлива, - всхлипнула Ника, вытирая слезы рукавом.
— Не тревожься, — погладила ее по руке сестра Терезия. — О ней позаботятся. Сейчас ее тело перенесут в часовню, где три дня и три ночи над ней буду читать “Отходы”, отмаливая ее нечистую, мятежную душу, а ты ступай. Тебя ждут твои обязанности.
“Мятежная, нечистая душа?! - возмущалась про себя Ника, покинув скрепторий, бредя через кладбище к трапезной. — Да, она давно уже отмолила свою душу, искупила все свои вины жертвуя собой… Мятежная! Ничего она не мятежная… Никто ведь не знает, сколько жизненных сил она отдавала, защищая монастырь. Никто…”
Из трапезной она вышла голодной так и не притронувшись к бобовой похлебке, на которую смотреть не могла. Вид пищи вызывал у нее отвращение. Видимо, сказалось нервное перенапряжение, что были пережиты ею этой ночью, и смерть Режины, которую она тяжко переживала теперь, зная, что стала ее причиной.
На монастырском дворе сестры принимали нищих, которых оказалось больше, чем самих монахинь. Но сестры кротко и безропотно отводили это подобие людей, ободранное, заросшее грязью, сварливое, а порой и просто сумасшедшее в гостеприимный дом. До Ники донесся нездоровый запах немытых тел и заскорузлой, от пота, затхлой одежды. Ее затошнило. Мимо нее две сестры провели под руки, глупо хихикающего ненормального со свисающей с подбородка слюной, от которого на нее пахнуло помоями. Задержав дыхание, Ника поспешила пройти мимо.
Подходил час полуденной службы и она вовремя заняла свое место на хорах, чем заметно успокоила сестру Изабеллу. Служба началась. Мать Петра нараспев читала хвалебные молитвы Асклепию, которые молящиеся, дружно повторяли. В этот раз, прихожан набилось в храм намного больше, чем на утренней службе. Среди них были, вновь прибывшие в монастырь, нищие. У той колонны, где она видела призрак Режины, теперь стоял, опираясь на костыли Джон и не отрываясь смотрел вверх, на хоры. Ника отвела глаза. Настало ее время петь и она заглатывая слезы, начала кантату. На этот раз, пение Ники отдавало горечью, в нем явственно слышались сдерживаемые слезы. Она поняла, что на утренней службе к ней приходил призрак Режины, чтобы попрощаться с ней.
После службы ей не удалось улизнуть из храма в часовню. Мать Петра встретив, спустившихся с хоров монахинь, молча указала на Нику. Это означало, что она должна была присоединиться к той группе сестер, что сгрудились за спиной настоятельницы. Опустив глаза, спрятав руки в рукава рясы, Ника присоедилась к ним. Сестры, вышли за матерью Петрой из храма. Во дворе толпились нищие и желавшие остаться на вечернюю службу прихожане. Их, с поклоном, приглашали проследовать в трапезную, сестра Бети. А настоятельница, подойдя к нищим и указав на одного из них, повернулась к стоящим за нею, монахине. Та вышла вперед и, не поднимая глаз, направилась к указанному настоятельницей, убогому. Поклонившись ему, она повела его в сторону галерей. Так же повели себя другие сестры: они подходили к тем нищим и убогим калекам на которых указывала им мать Петра и с поклоном приглашали их следовать за собой, после чего уводили их в сторону галерей. Нищего бродягу, которому Нике выпал жребий мыть ноги, неплохо было бы как следует помыть самого, перед этим оставив сутки отмокать в лохани со щелоком. Вонь, которую он распространял вокруг себя, душила Нику и пожалуй могла бы поспорить с мерзостным запахом демона. И Ника мысленно похвалила себя за то, что отказалась от завтрака, пока обмывала разбитые, распухшие ступни нищего с чудовищными кровавыми мозолями на больших искривленных пальцах, с желтыми ногтями, слоившимися от грибка и глубокими кровоточащими трещинами на пятках. Нищий не переставая, что-то тихонько напевал дрожащим, тоненьким голосом. Смазывая лечебным дегтем трещины на его пятках и обматывая раны чистыми тряпицами, Ника прислушалась, сперва с интересом, потом недоверчиво, потом с удивлением, узнав в его сиплом пение свою сильно искаженную кантату. По грязным морщинистым щекам нищего, что с блаженным выражением поднял глаза к своду галереи, текли слезы умиления. Натянув на него теплые носки из овечьей шерсти, связанные монахинями в долгие зимние вечера, Нике пришлось повозиться с его драными башмаками, пытаясь натянуть их так, чтобы они тут же не развалились. Наверно бедолаге было больно, но он стоически переносил все попытки монахини натянуть на его истерзанные ноги эти треклятые башмаки и все пел и пел, терзая ее слух. Поняв, что у нее ничего не выйдет и она напрасно мучает убогого, Ника оставила бесполезное занятие обуть его и прихватив башмаки, пошла с ними к сестре Текле, раздававшей одежду нуждающимся.
— Сестра, не найдется ли у вас башмаков побольше и посвободнее, чем эти?
— А с этими то, что? - сухо спросила Текла, с подозрением оглядывая башмаки, протянутые ей Никой.
— Они не налезают на теплые носки. Я старалась и так и эдак, но ведь если даже я и натяну их на него, то ничего хорошего из этого не выйдет. У бедняги и так разбиты ноги, и как он потом будет ходить в них, таких тесных. Он же еще больше растревожит раны на ступнях. Я уж не говорю о том, что если ему удастся их как-то стянуть, то уж потом он их нипочем снова не наденет.
Выслушивая Нику, Текла с жалостью смотрела на нищего, все продолжавшего петь одно и то же и принялась копаться в коробе с поношенной обувью, вскоре выудив, оттуда деревянные сабо с кожаными ремешками, держащихся на пятке.
— Вот возьми, примерь их ему. Если не подойдут, вернешь их мне и я подыщу другие башмаки.
Ника три раза подходила к сестре канстелянше, пока они не нашли то, что нужно. Обув нищего, Ника сунула ему в котомку из мешковины его старые башмаки, подняла его со скамьи и поддерживая под руку, повела в трапезную. Как только сестра Бети поставила перед ним миску с овсяной кашей, лепешки и сыр, нищий бросил петь, жадно накинувшись на еду. Прежде чем оставить его, Ника сунула ему в руку несколько медных монет, что были у нее при себе и которые нищий, тут же судорожно, сжал в кулаке. До полночи монастырь принимал паломников, расселяя их в лечебнице, богадельне, кормя и леча. Ника освободилась под утро, в часу третьем, принимая и обмывая разбитые ноги беднякам, потом поднося воду и наполняя ею кадки в которых, уже другие сестры, обмывали ноги путникам. Сестра Терезия, осматривая все прибывавших больных, пообещала ей, что пойдет отдыхать, как только ее сменит кто-нибудь из сестер. Ника добралась до хижины и рухнув на скамью, тут же уснула.
Утром ее разбудил звон колокола. Не чувствуя себя отдохнувшей Ника, отряхнув рясу и поправив покрывало на голове, отправилась на утреннюю службу. Сестра Терезия так и не появилась в хижине, видимо заночевав в больничном корпусе. Сдерживая судорожные зевки, Ника брела в серых утренних сумерках в сторону храма, пока не заметила, что одна из сестер искоса наблюдает за ней, но увидев, что замечена, быстро опустила взгляд. Ника не придала этому значение, да и позабыла тут же, но когда она поднялась на хоры, сестры до того, что-то тихо, но горячо обсуждавшие, при ее появлении замолчали, так и не перекинувшись после друг с другом ни словом, пока на хоры не поднялась сестра Изабелла с недовольным лицом и сурово поджатыми губами. Подойдя к органу, она сделала хору знак приготовиться. Внизу, мать Петра читала последние слова службы. “Что происходит?” - терзалась Ника, исполняя свою кантату. Она чувствовала вокруг себя какую-то отчужденность и напряжение.