Жена Дроу (Увидеть Мензоберранзан и умереть) (СИ) - Баздырева Ирина Владимировна. Страница 133

На вечерней службе, после дня проведенного в лазарете и странноприимном доме, она изо всех сил боролась со сном, то и дело открывая слипающиеся глаза и с трудом удерживая клонящуюся на грудь голову. В те минуты, когда ее затуманенное сном сознание прояснялось, она молилась, чтобы ночь для той сестры, что дежурила сейчас у гроба Режины, прошла благополучно. И, хотя, она понимала, что ничего случиться не должно, нехорошее предчувствие не оставляло ее и к несчастью оправдалось. С утра, задолго до службы, ее растолкала встревоженная Терезия. Ника, с трудом уснувшая в эту ночь от пробиравшего ее холода, что стоял в их летнем домике, и от того, что долго не могла согреться, кое как поднялась, оглушенная бессонницей.

— Что случилось? - мучительно зевая, спросила она. — Кому-то из больных плохо?

— Плохо, — мрачно отозвалась Терезия. — Сестра Паисия не в себе.

Сон живо слетел с Ники. Именно сестра Паисия дежурила в эту ночь у гроба Режины. Как плохо-то. Не задавая больше никаких вопросов, Ника быстро сунула ноги, в толстых чулках, в башмаки и накинув на голову покрывало, последовала за сестрой Терезией в часовню.

Ночь в часовне

Они шли через огород и сад, увязая в мокрой земле, под мелким сеющим дождем. Сиротливо мокли деревья, с кустов на раскисшую землю падали тяжелые капли. В сырой воздух изо рта вырывалось облачком пара теплое дыхание. Башмаки увязали слякоти. Монастырь словно вымер, только светились узкие окна храма. Монахини прошли мимо кладбища, выгладившим еще более мрачно, если не зловеще. Из-за черных, размытым дождем, силуэтов деревьев смотрели серые надгробия. Между кладбищем и храмом находилась маленькая часовенка. Сестра Терезия с трудом поднялась на ее крутое каменное крыльцо в три ступени и толкнула низкую дверь.

Посреди небольшого помещения с низким потолком, стоял на козлах открытый гроб. Здесь кроме лавок, пюпитра стоящего у гроба, с лежащей на нем раскрытой книгой и деревянной раскрашенной статуи Асклепия, ничего больше не было. Горели свечи. У одной из лавок толпились несколько монахинь и оттуда, то и дело, слышались жалобные вскрики. Сестра Терезия решительно направилась к ним.

— Пропустите, сестры, пропустите… - потребовала она.

Ника оглядывалась, стараясь не отставать от нее. Этой ночью, здесь, явно, что-то произошло. На деревянном полу вокруг пюпитра, со съехавшей набок книгой, был очерчен углем неровный круг. Неподалеку валялось монашеское покрывало и чепец. Сама сестра Паисия сидела на лавке с растрепанными волосами и остановившимся взглядом глядела в никуда. Не переставая раскачиваться, она безостановочно бормотала что-то неразборчивое. По слюдяному оконцу стекали струйки дождя.

— Подойди ко мне, — позвала Нику сестра Терезия и когда та подошла, тихо спросила: — Что ты думаешь об этом?

Ника всмотрелась в расширенные зрачки несчастной.

— Что с ней? - спросила одна из монахинь. — Сестра Паисия безумна?

— Нет, — покачала головой Ника. — У нее шок.

Сестра Терезия, кивком подтвердив слова Ники, пояснила:

— Она сильно напугана. Мы отведем ее в лазарет и напоим успокаивающим травяным отваром. Ей надо забыться хоть не надолго. После она придет в себя, но не советую даже напоминать ей о часовне и этой ночи. Настанет время и она, оправившись, сама все расскажет настоятельнице.

Ника прислушалась к бормотанию сестры Паисии:

— Дран, дран, дран…

Что это за “дран”? Пока сестры покрывали голову Паисии чепцом и покрывалом, Ника обернувшись, украдкой, взглянула на гроб. Режина покоилась в нем, в целомудренно белом одеянии. Ее руки лежали вдоль тела, а прекрасное лицо было умиротворенным. “Что здесь происходит?” - про себя спросила Ника. Монахини, ласковыми тихими уговорами под руки подняли свою, ничего не осознающую, сестру и повели ее из часовни в лазарет. Сестра Терезия и Ника, чуть поотстав, следовали за ними. В монастыре царило уныние.

— Сестры осуждают меня? - спросила Ника Терезию. Она чувствовала натянутость в отношении к ней монахинь, скованность их реплик, которыми они обменивались между собой, стараясь ее не замечать.

— Нет, — ответила Терезия, удивленно посмотрев на нее.

— Но сестра Текла, наверняка, обвинит в том, что случилось с сестрами Ингрид и Паисией, меня.

— Сестра Текла склонна обвинять всех, кроме себя, — с несвойственной ей резкостью бросила Терезия, но потом, смягчившись, добавила: - Но ты прости ей, ее неверие.

— Неверие?

— Она потому и боится, что нет у нее крепкой веры. То же и с теми сестрами, кто усомнился в том, что Вседержитель оградит их от всяческого злодейства, но кто крепок в вере не знает страха.

— Но чего сестры так боятся? Меня? Того, что Режина передала свой дар мне?

Терезия даже остановилась.

— Кто сказал тебе подобную кощунственную глупость? - и с печалью покачав головой, пояснила: — Они боятся, что именно, одной из них выпадет в последнюю ночь, читать “Отход” над гробом Режины.

— А кто решает, кому именно дежурить той ночью в часовне?

— Мать настоятельница, конечно

Как-то обыденно прошла полуденная праздничная служба. Ника пела в полупустом храме, ожидая, что как только она закончится, ее тут же призовет к себе мать Петра, для очередного выговора. Или остановит сестра Текла, чтобы устроить ей сцену. Но, по видимому ни та, ни другая не вспомнили о ней. После обеда, выходя из трапезной, она заметила одну из послушниц, спешащих к монастырским кельям с корзиной, покрытой белой холстиной. Оказалось, что сестра Текла захворала и с утра не выходила из своей кельи. Тогда, не теряя времени, Ника пошла к настоятельнице сама. Как она и рассчитывала, мать Петра была в келье одна. При виде Ники, что вошла после робкого стука в дверь, она отложила в сторону пергамент, который до того, близоруко щурясь, просматривала. Выслушав ее, она помолчав спросила:

— Ты полагаешь, что все дело в тебе?

— Не знаю, матушка, но во всем этом нужно разобраться. Может сестра Текла права и все дело в колдовстве Режины. Сестры очень напуганы.

— Да, все это необходимо поскорее прекратить и так, чтобы после погребения Режины, не оставалось никаких домыслов, которые смущали бы сестер. Быть по сему: эту последнюю ночь ты будешь читать “Отход” у ее гроба. Ступай.

Насчет предстоящего ночного дежурства Ника нисколько не переживала здраво объясняя себе то, что произошло с Ингрид и Паисией тем, что у всех сестер, без исключения, было по отношению к Режине предвзятое мнение. Наивность, впечатлительность, экзальтированность, глухой ночной час и ожидание чего-то ужасного от покойной ведьмы, довлеющее над их умами, сделали свое дело. В момент напряженного ожидания чего-то ужасного, достаточно было стука ветки по оконной ставне, что бы получить от страха разрыв сердца. Сестры Ингрид и Паисия шли на дежурство к гробу Режины с уверенностью, что с ними непременно что-то случиться и, Ника была уверенна, что подобное повторилось бы и с третьей монахиней, которая была бы уже подготовлена несчастьями с первыми двумя сестрами, как и к тому, чтобы каждый шорох и стук объяснить происками ведьмы. Ника хотел избавить сестер от тяжкого, изматывающего ожидания: кого же из них, настоятельница назначит в эту, последнюю ночь, на тягостное, страшное испытание — чтение молитв у гроба Режины.

К концу вечерней службе Ника начала нервничать и не столько из-за ночного бдения в часовне, сколько из-за той обстановки которая создавалась вокруг нее жалостливым сочувствием, испуганными взглядами и теми знаками оберега, которые монахини украдкой делали за ее спиной. А сестра Бети, когда Ника проходила мимо трапезной, выйдя к ней сунула ей грушу и лепешку с медом. Ника начинала сердиться. Конечно, она теперь живет в другом мире с другими законами, где возможно все, но… ведь и меру надо знать. И Ника поспешила скрыться от всего этого в часовне. Сестры не скрывая ужаса и паники смотрели ей в след, когда она шла к месту своего ночного бдения, раньше положенного часа. Они еще помнили как утешали и подбадривали сестру Паисию. С другой стороны, поступок Ники, после случая с деньгами Пига, не очень-то удивлял: сестры считали ее отчаянной и безрассудной.