Запутанные отношения (Риск эгоистического свойства) - Алюшина Татьяна Александровна. Страница 18
— Что это ты, Бойцов? — спросил себя вслух. — Старость? И что там в виде последствий? Бес в ребро? Или солнышком плешку напекло до глупостей будоражащих?
Плешки не имелось, уж извините, не завелась, как не имелось ни намека на почти сорокалетний возраст во всей мощной фигуре, накачанной до стальной закалки годами — семнадцать лет! Два раза в день, без исключений!
— Ра-бо-тать! — отдал себе жесткий приказ господин Бойцов, выбрасывая из сознания лишние глупости.
Только спина, стрельнув болью, напомнила о себе.
— Привет, Катюха!
Он звал ее Катюха, и Кошка, и Катька, и Катерина, когда хотел пожурить или призвать к особому вниманию.
— Ти-и-им!! — застонала она от радости, услышав знакомый голос. — Где ты пропадал так долго, черт тебя возьми! Боец невидимого фронта!
— На невидимом фронте и пропадал! — рассмеялся тот легко в ответ. — Я пропустил что-то важное? Ты встретила мужика всей своей жизни и выходишь замуж?
— Не дождешься! — пригрозила Катерина. И призналась. — Соскучилась ужасно!
— Я тоже. Скоро буду в Москве.
— Когда, когда, когда?! — затребовала немедленного прибытия Катерина.
— Через две недели, — смеялся Тимофей ее нетерпению.
— Через целых две недели?! — возмутилась такой длительной отсрочке она.
— Всего через две недели, — поправил он. — Ты там смотри, ни во что не вляпайся за это время! Тебя с работы больше не выгоняют?
Опять про старую историю.
Было такое, собирались выгнать и лицензии врачебной лишить на заре врачебной деятельности. Она всего с полгода работала, когда привезли двухгодовалую девочку в ее ночное дежурство. Ребенок был совсем тяжелый, и счет шел на минуты, требовалась немедленная операция, но… Старший врач, дежуривший с ней, отказался.
— Она умрет на столе, шансов один из ста, что выживет. Сам не возьмусь и вам запрещаю!
Катька на запрет наплевала, дозвонилась до главврача отделения, разбудив его посреди ночи, быстро обозначила ситуацию и потребовала разрешение на операцию.
— Она у вас умрет, Катерина Анатольевна, на столе. А отвечать мне придется. Вы пока еще никто, начинающий врач. Запрещаю. Если возьметесь, лично представлю докладную к вашему увольнению и лишению вас лицензии!
Катька осторожно положила трубку на аппарат. Посидела полминуты, задумавшись, и пошла искать анестезиолога. Она знала, как делать операцию, знала, что сможет, знала, что один-то шанс из ста есть, и не могла — не могла! — бросить этого ребенка!
Втихаря отдала распоряжение срочно готовить девочку к операции, без утайки объяснила родителям ситуацию и про шанс объяснила…
Заведующий ворвался в операционную ближе к утру, когда Катя уже зашивала больную.
— Что?! — потребовал отчета он.
Она спокойно доложила, как прошла операция, и главное на данный момент — ребенок жив, а дальше все зависит от реабилитационного периода.
Ее отстранили от работы, главный сказал в своем кабинете: «Дура!» — и отправил домой, ждать результатов проверки комиссии. Обошлось бы без проверки, но обиженный старший врач, дежуривший с ней в ту ночь, доложился в Минздрав.
Через две недели девушку вызвали на работу, поругали и тут же поздравили, предупредив на будущее «слушаться старших!».
— Если бы я их слушала, ребенок бы умер! — не смогла промолчать Воронцова.
Ее пожурили и попугали еще больше за такое проявление характера.
А девочка через три недели, держа маму за руку, вприпрыжку ушла из больницы! И жива до сих пор! И здорова!
Через полгода Катерина перевелась в другую больницу. Клиническую.
— Не! Любят, холят, лелеют! — отрапортовала Тимофею.
— Это хорошо. Ну, рассказывай, Кошка, как дела!
И рассказала и про рабочие проблемы, и про затопление, и как соскучилась и ждет его. Много чего рассказала, а вот про соседа…
А что про него рассказывать?
Попрощавшись и положив трубку, поняла, что первый раз о чем-то умолчала, не поделившись с Тимом.
Странно. Почему? Она никогда ничего от него не скрывала. Ни-ко-гда! Ни-че-го!
На следующее утро после конспиративного покидания Тимофеем ее квартиры, выходя на плановую «прогулку», Катька обнаружила маленькую записочку, засунутую за косяк двери.
«Жду тебя за углом дома».
Кто ее ждет, это не вопрос, а вот как попасть за угол дома, не вызывая подозрений у бдительных соседок, как раз вопрос!
Пока она спускалась по лестнице со своего четвертого этажа, все придумала.
И еще как здорово!
Бабульки уже водворились дружной компанией на скамейке возле подъезда, зорко ведя наблюдение за жизнью обитателей двора и с удовольствием обсуждая происходящие события.
— Доброе утро, — заученно-благовоспитанно поздоровалась Катя.
— Здравствуй, деточка! — обрадовались добровольные помощницы милиции и домоуправления.
Она воплощала для них идеального ребенка — послушная, тихая, серая, незаметная, необременительная, управляемая, выполняющая любые команды беспрекословно.
Красота! Ребенок — солдатик! Робот-исполнитель! Мечта взрослых!
— Читать будешь, — утвердила Евгения Ивановна.
«Мечта взрослых» дала сбой в программе, как можно искренне сообщив:
— Нет. Бабушка сказала, что мне надо больше двигаться и гулять. Сказала, чтобы я гуляла по аллее, до бульвара.
Товарищ Александрова — непререкаемый стопудовый авторитет. Подвергнуть отданный приказ сомнению, или — упаси бог! — проверить, звонила ли она и отдавала ли такой приказ! Та вы шо! Та лучше батьку продать!
На это и расчет!
Было понятно, что с этого момента все бабки двора станут зорко следить, чтобы она «гуляла», раз дана такая установка, и теперь присесть на скамеечку и почитать для Катерины, как говорится, без вариантов — тут же старушки напомнят, что ей надо двигаться.
И отменить приказ может только вновь поступившая вводная от Ксении Петровны.
Девочка, стараясь сохранять спокойствие и не торопиться, чтобы не вызвать подозрения, под перекрестьем провожающих ее взглядов прошествовала через двор в арку. Но, свернув за угол, рванула с высокого старта и налетела с разбега на Тимофея.
Он придержал ее за предплечье и протянул пирожок.
— На вот, поешь. А то худая, как кошка драная или сирота интернатская.
Она с благоговением, как реликвию, взяла двумя руками невиданное чудо из чудес! Пирожок был большой, горячущий, завернутый в шуршащую, пропитавшуюся маслом бумагу, и неправдоподобно вкусно, дурманяще пах!
Никогда в жизни девочка не ела таких пирожков!
— Где ты его взял? — подивилось дитя, разглядывая кулинарное «чудо».
— А тебе знать не надо! Идем погуляем!
Они гуляли по упомянутой ею старушкам-соседкам аллее, которая начиналась прямо от их дома и тянулась к бульвару, и разговаривали.
Вот уже второй раз этот странный, взрослый мальчик совершал такое — он с ней раз-го-ва-ри-вал!!
И ему было про нее интересно!
— Кем ты хочешь стать, когда вырастешь? — спросил он.
— Доктором, — не задумываясь, ответила Катька.
— Почему?
— Когда ты там лежал, а я не знала, как тебя лечить и чем помочь, то решила, что обязательно, обязательно-преобязательно стану доктором, который знает, как лечить детей!
— Молодец! — похвалил двенадцатилетний мужик и добавил. — Тогда нам придется очень сильно постараться.
Только став взрослой, прослушав курс лекций по психологии, миллион раз прокручивая, передумывая и вспоминая свою жизнь, Катерина поняла, что он, еще находясь у нее в квартире, под бабушкиной кроватью, битый-перебитый, принял решение и соединил их жизни в одну.
И не стало одинокого мальчика-хулигана из неблагополучной семьи алкоголиков, и не стало затюканной до тупости, одинокой, никому не нужной девочки. В тот момент, когда он принял решение, появились «они!», как одно целое.
— А кем хочешь стать ты? — спросила, затолкав остатки пирожка в рот.
Получилось смешно: «А хем фохешь сфать фы?»
Он усмехнулся, посмотрев на нее, забрал из пальцев бумажку от пирожка, вытер Катьке губы и, посерьезнев, ответил: