Запутанные отношения (Риск эгоистического свойства) - Алюшина Татьяна Александровна. Страница 19

— Пока не знаю. Посмотрим, как дела у нас пойдут. Тебя вот надо выучить и поднять. Кем понадобится для этого, тем и стану.

Ничего из его таких странных речей девочка тогда не поняла.

Позже. До всего доперла позже.

Он научил ее всему!

Он научил и показал то, что, по-хорошему, девочкам и знать-то не полагалось!

Он научил жить и ни черта не бояться, бороться за себя и уважать себя!

Он вручил ей ее собственную жизнь и сделал эту жизнь настоящей!

Они встречались каждый день, в часы ее прогулок, а когда начался учебный год, Тимофей встречал ее из школы и провожал домой.

До угла.

Их встречи, время, что проводили вместе, — это тайна, тайна, тайна ото всех!

— Ты должна очень хорошо учиться, — поставил первую задачу Тим.

— Я хорошо учусь, — по привычке дисциплинированно отрапортовала Катька. — На одни пятерки!

— Это сейчас, а со следующего года начнется серьезная учеба, ты же в четвертый класс пойдешь, — заранее предупреждал он.

Вскоре, набравшись немного уверенности в себе и смелости, его стараниями и уроками, Катька неожиданно твердо заявила:

— Ты тоже должен учиться!

— Да на фига мне это! — отмахнулся Тим.

— Нет! Совсем не на фига! — стояла на своем она. — Как мы сможем быть вместе, если ты в школу не ходишь? А то отдадут в какой-нибудь приемник-распределитель или в интернат! Заберут у родителей и у меня! Где я тебя тогда искать буду? Нет, тебе тоже надо ходить все время в школу и учиться. Тоже станешь кем-то, не я одна!

Он задумался над этой пламенной речью.

И сам себя перевел в ее школу. Самостоятельно обошел всех нужных чиновников, собрал справки и документы, уж что он там им говорил и какие сказки рассказывал…

Тимофей мог все!! Это Катерина знала наверняка.

Теперь им стало намного проще. Они были рядом, по крайней мере в школе. Все перемены проводили вместе, мальчик строго следил, чтобы Катька обедала и полдник съедала. Приводил за ручку в буфет, сгонял кого-нибудь из-за стола, если все места были заняты, усаживал ее и не отпускал, пока все не съест.

По школе поползли слухи о такой вот непонятной дружбе-любви. Ну а как без них, без слухов-то, особенно в школе!

Все знавший, понимавший во взрослой жизни побольше самих взрослых, Тимофей, уловив гнусненький шумок, расползавшийся пожаром, привел Катьку за ручку в кабинет директора школы.

И, преобразившись до неузнаваемости, изобразив скорбь и печаль, и навязанную тяжкую обязанность, поведал директрисе о том, что является двоюродным братом девочки Воронцовой, и родственники специально перевели его в эту школу, чтобы он за ней присматривал. Ее, дескать, бросили родители на больную старую бабушку, девочка всего боится, плохо ест, необщительна и нелюдима, вот родня и решила…

Ушлая, все знающая директриса купилась на эту побасенку как девочка!

И шепоток сплетен прекратился.

Серая мышь, затравленная Воронцова никаких иных ассоциаций, кроме как изложенных со слезой Тимофеем, у преподавателей и учеников не вызывала. На том и отстали от них.

А он автоматом получил «уважуху» от учителей и страх до пердежа от старших учеников, паре-тройке из которых навалял, не задумываясь, по сытым мордасам.

Ни черта не боялся и глубоко плевал, что ему всего тринадцать лет, а им по шестнадцать-семнадцать!

Тим учился как мог, старался, Катька помогала по мере своих сил и знаний и пристрастила его к чтению — по необходимости штудировала литературу, а он за компанию, и ему понравилось, но…

Мальчик оставался дворовой шпаной, хулиганом, беспризорником, предоставленным самому себе, с бандитскими знаниями жизни и людей. И как проводил время вне школы и их двухчасовых встреч, Катька узнала и поняла гораздо позже.

Тимофей стал ее миром — отцом, братом, другом, ангелом-защитником, поводырем.

Когда начались месячные, она перепугалась до слез, решив, что умирает! Никто не объяснял девочке, что это должно случиться, и это — нормально. Катька прибежала ранним утром в комнату еще спавшей бабушки вся в слезах. Ксения Петровна строго отчитала ее за истерику, велела взять и использовать вату, а в школе подойти к учительнице или однокласснице и все выяснить про «данный вопрос». Сама бабушка давно про это не помнила, а нынче какие-то новые средства для «этого» есть.

Какая учительница, какие одноклассницы?!

Продолжая плакать от испуга, она кинулась к Тимофею, который ждал ее на их месте за углом дома, чтобы идти в школу. Выслушав рыдающую девочку, тот вздохнул и за руку, как обычно, отвел в ближайшую аптеку, попросил женщину-аптекаршу объяснить все «сестренке», рассказать, чем и как пользоваться в такие дни, и купил целую кучу новомодных прокладок, совершенно никого и ничего не стесняясь.

Тимофей вообще ничего не смущался, и у него всегда имелись какие-то деньги.

Откуда?

А оттуда! Где мог взять деньги беспризорник-шантропа? Ну, вот там и брал! И не только деньги. Он воровал с уличных лотков, наводнивших Москву, особенно возле станций метро, фрукты, конфеты-печенья и приносил Катьке, и заставлял есть под его неусыпным присмотром, а то худая, как…

А еще книги!

Чтение Катерины Воронцовой настолько разнообразилось с появлением в ее жизни Тимофея. Однажды он принес стыренную книжку по быстрочтению. Девочка освоила эту практику моментально, научившись шустрому чтению в двенадцать лет, тайно от бабушки, само собой!

Ей сразу стало легче, и намного — уже не надо было так напрягаться, чтобы успевать штудировать «плановую» классическую литературу, пересказывая по вечерам Ксении Петровне содержание прочитанного, и выкраивать как-то минуты для чтения «недозволенной» литературы.

Чего только не прочла!

От детективов, мемуаров, фантастики до «Камасутры» и «Счастливого секса в супружестве». Освоив теорию, обратилась с вопросом к Тимофею, для чего это все надо-то на самом деле?

Он объяснил, как мог в свои пятнадцать лет, что-то о любви, и пошел дальше, и показал разницу между любовью и скотством, притащив ее в подвал соседнего дома, где находилось место дислокации самой отъявленной местной подростковой банды.

И держал железными пальцами за плечи, чтобы она смотрела, как на грязном матраце, на полу, пятнадцати-четырнадцатилетние девчонки-оторвы занимаются бесчувственным сексом с пацанами.

А выведя на свежий воздух, жестким, скрежещущим голосом растолковывал, чего хотят мужчины от женщин, а особенно от таких малолетних девчонок, как она, и про жизнь ее сверстниц в интернатах и на улицах рассказал подробнейшим образом.

— Зачем ты мне все это рассказываешь?! — кричала, сопротивляясь таким знаниям, Катька, которой казалось, что ее изваляли в мерзости.

— Да потому, что ты первая претендентка по этому адресу! — кричал в ответ возмущенно Тимофей. — Ты взаперти жила, к тебе козел какой подойдет, скажет: «Пошли девочка, так надо!» — и пойдешь! Тебя же слушаться учили, не задавая вопросов, и исполнять приказы старших! Хорошо, мы вовремя встретились, а то так и пропала бы! Они таких наивняков больше всего любят! И бабка твоя, сука, ни черта не объяснила про жизнь! Вообще! Тварь старая!

Зато сам объяснил популярно и доходчиво, взяв на себя эти обязанности. Учил ее разбираться в людях, в характерах, поведении, чего те боятся, о чем мечтают, о тайных запретных мотивах. Приводил ко входу в метро, они устраивались где-нибудь на скамейке или на парапете, и Тимофей начинал урок:

— Вот мужик, смотри, давай, расскажи, что ты о нем думаешь?

А ничего она не думала.

— Мужчина, — говорила, удивляясь. — Взрослый.

И все!

Он научил. Кто лох, кого можно обворовать, обмануть, обвести вокруг пальца, наговорив небылиц, кто тертый и хитрый, кто злой, кто жадный, кто ненормальный, кто заумный…

— Смотри в глаза, когда надо понять, что за человек, только не долго. Долго нельзя. Учись считывать человека быстро: как двигается, ходит, какие жесты, одежда…

И так далее, так далее, и все с начала… курс прикладной, самой грамотной психологии — для выживания!