Океан безмолвия - Миллэй Катя. Страница 33

– Настя на ужин не успеет. Она попросила, чтобы по дороге на работу я завезла вот это. – Блондинка, появившаяся на пороге моего дома, протягивает мне высокий искусно глазированный торт. По краю блюда синий узор из «огурцов». Последний раз такую тарелку, с печеньем, я видел на своем крыльце.

– Попросила? – скептически спрашиваю я. Значит, она разговаривает не только со мной? Выходит, она солгала мне? Не знаю почему, но меня это задевает. Сильно.

– Она написала этот адрес, а под ним: «Завези. Воскресенье. 5.45». Внизу приписала «пожалуйста». Такой «разговорчивой» она со мной уж сто лет не была. – Голос раздраженный. Видимо, ей досадно, что приходится что-то мне объяснять.

– Ладно. Спасибо. – Я беру торт у нее из рук.

Блондинка смотрит на меня, будто ждет чего-то. Спрашивает:

– Ты кто?

– Джош Беннетт. – А ты кто?

– Можно войти?

Я несколько ошарашен ее просьбой, но показаться грубым не хочу. Снова смотрю на нее. Тощая, загорелая, белокурая, явно не серийный убийца в моем представлении. Впрочем, на Настю тоже не похожа. Очевидно, это и есть та самая тетя, о которой говорил Дрю. Я шире открываю дверь, пропуская ее в дом. Она переступает порог. Не знаю, что ей от меня надо, разве что Настя затеяла со мной какую-то игру, о которой я понятия не имею, и этой женщине известно нечто такое, что неведомо мне.

– Марго Трэверс. Настя живет у меня. – Она протягивает руку. Я в ответ приподнимаю торт. – Послушай, я не собираюсь ходить вокруг да около, мне скоро нужно быть на работе, да и, честно говоря, не люблю я этого. – Так. – Даже если бы мне не пришлось завозить торт, в эти выходные я все равно бы сюда пришла: хочу выяснить, что происходит. – Трудно сказать, что во мне сильнее: нервозность или любопытство, но она завладела моим вниманием. – В телефоне Насти установлена программа слежения. – Марго на секунду умолкает. Очевидно, дает мне возможность отреагировать. Я не реагирую. – Периодически я справляюсь о ее местонахождении, и несколько недель назад высветился этот адрес. Я стала проверять чаще, и знаешь, что обнаружила? – Разумеется, знаю, и ты знаешь, что я знаю. Спрашиваешь лишь эффекта ради, потом все равно сама скажешь. – Этот адрес появлялся снова и снова – в девять часов, в десять, в одиннадцать. Иногда в полночь. – Так и есть. Я не подтверждаю, не отрицаю. Пусть говорит, пока не задаст прямой вопрос. – Ты ничего не хочешь мне рассказать? – спрашивает она и выжидающе смотрит на меня.

– Вас интересует что-то конкретно? – Такое чувство, будто я в седьмом классе и мы играем в игру «кто кого переглядит».

– Что происходит?

– Почему вы у нее не спросите?

Марго смотрит на меня, словно говоря: «Ну да, конечно».

– Она со мной не разговаривает.

Каждый раз, когда Марго умолкает, ее взгляд скользит по комнате, будто она высматривает коллекцию порнофильмов или вход в тайную лабораторию по производству метамфетамина. Во мне закипает возмущение: эта женщина чуть ли не силком выталкивает Настю из дома с Дрю – нашла кому доверять! – а мне тут устраивает допрос с пристрастием. Может, дело в том, что Дрю открыто приходит к ним домой, стучит в дверь, приглашает Настю на воскресный ужин под надзором его родителей, а я разрешаю ей тайком, поздно вечером, отсиживаться в моем гараже, где взрослыми и не пахнет.

– Тогда с какой стати я должен вам что-то рассказывать? – отвечаю я, понимая, что веду себя, как ребенок. И тут же до меня доходит, о чем на самом деле спрашивает Марго, что именно ей хочется знать. И вовсе не то, что я подозревал поначалу. Эта женщина не пытается выяснить, приходит ли ее племянница сюда тайком, чтобы заниматься сексом. Ее интересует, говорит ли она со мной. Я делаю глубокий вдох, потому что теперь мне хочется поскорее положить конец нашему разговору, и, если я дам гостье какой-нибудь ответ, возможно, он ее устроит и она от меня отвяжется. К тому же не исключено, что в противном случае она начнет устанавливать правила или запугивать меня, а я не терплю ни того, ни другого. Пусть сам я пока еще не решил для себя, хочу ли, чтоб Настя торчала у меня все время, но не допущу, чтобы кто-то другой решал это за меня. Я отвечу, но ради собственной выгоды, а не в угоду Марго. – Она в моем классе по труду. Сильно отстает. Вот и приходит сюда вечерами, когда совершает пробежку, – чтобы посмотреть, как я работаю.

Гостья долго смотрит на меня. Интересно, что она ответит?

– И все? – В ее голосе слышится разочарование. Она снова прищуривается. – И твои родители не возражают, что Настя торчит здесь в такое время?

– Ничуть. – В принципе, это не ложь. В принципе.

– Где Настя? – приветствует меня мистер Лейтон, как только я прихожу к ним на ужин. Миссис Лейтон, услышав его вопрос, секундой позже появляется из-за угла. Музыка уже играет, и я сразу понимаю, что это выбор Сары. Я предпочел бы слушать визг циркулярной пилы, но здесь не принято критиковать музыкальный вкус того, кто отвечает за музыку для застолья на той или иной неделе.

– Настя не придет? – спрашивает миссис Лейтон, забирая у меня торт. Судя по ее тону, она искренне разочарована. – А это откуда?

– Тетя ее завезла сегодня после обеда. Сказала, что Настя просила передать вам.

– Какая милая девочка! – восклицает миссис Лейтон, унося торт на кухню. Не знаю, найдется ли на свете еще один человек, который назвал бы Настю милой девочкой. Может, мама Дрю видит в ней то, что скрыто от всех остальных?

Сегодня за столом нас всего пять человек, как это не раз бывало в прошлом, когда я ужинал здесь по воскресеньям. О Насте мы не говорим, пока не наступает время десерта и на стол не приносят торт.

– Чокнутая она, – говорит Сара, довольная тем, что наконец-то у нее появилась возможность позлословить о Насте в ее отсутствие. И смотрит на меня, когда произносит это. Я отвожу взгляд, потому что Сара меня бесит.

– Сара, не всем живется так легко, как тебе. У некоторых есть проблемы, и ты должна научиться сопереживать, а не осуждать. – Миссис Лейтон пронзает дочь суровым взглядом, которым она постоянно приструнивает нас троих, – четверых, если учесть мистера Лейтона.

– Поэтому вы ее приглашаете? – Проклятье. Интересно, голос у меня такой раздраженный, как мне кажется?

– Нет. Нам она действительно очень нравится. – Миссис Лейтон удивлена моим вопросом. Ответ ее непритворно искренний, но именно эта искренность и бесит меня. Прежде чем я успеваю ответить, Сара открывает свой стервозный рот, спасая меня от самого себя, пусть всего лишь на мгновение.

– За всех не говори.

– Заткнись, Сара, – одергивает сестру Дрю фразой, которая, должно быть, слетает с его языка по сто раз на день.

– Дрю! – Миссис Лейтон кладет вилку на стол рядом с тарелкой, но ей явно хочется стукнуть этой вилкой по столу.

– Что? Саре позволено быть стервой, а я не вправе заткнуть ей рот? – Дрю встает, отодвигает свой стул от стола.

– Сядь, Дрю. – В нарочито спокойном голосе его матери слышится угроза, и он садится, готовясь понести заслуженное наказание. Однако я еще не все сказал.

– Как она может вам нравиться? Вы ведь ее совсем не знаете. – Зря я лезу на рожон. Знаю, что зря, но не могу это стерпеть. Говорят о ней как о некой диковинке или о собачке. Видите, какая это травмированная заблудшая девочка, да еще немая? А мы приняли ее в свою семью. Вот какие мы добренькие и отзывчивые! Мне это претит, и я не хочу, чтобы нечто подобное исходило от мамы Дрю.

– Трудно получить полное представление о человеке, который не может говорить, – сочувственным тоном произносит она.

Не говорит, молча поправляю я ее. Может, но не хочет. Это я точно знаю.

Внимание миссис Лейтон приковано ко мне. Она пытается объяснить это не только мне, но и себе. Хочет убедить меня, но зря старается. Я и так знаю. Ответ: нельзя. Понять такого человека нельзя, по крайней мере, Настю, потому что она ничего не показывает, а то, что показывает, – это ненастоящее. Вот со мной она общается, но даже я ее не знаю.