Девяносто дней Женевьевы - Кэррингтон Люсинда. Страница 24

Его ладонь была теплой, а пожатие крепким. Зейд улыбнулся и снова стал похож на Синклера.

— Джеймс много о вас рассказывал, — сказал он.

Скосив глаза, Женевьева посмотрела на своего спутника. Тот, удивленно приподняв бровь, пожал плечами. Однако она увидела, что он едва заметно улыбнулся, и это показалось ей подозрительным. Интересно, зачем ему понадобилось рассказывать о ней этому эффектному красавцу? Ведь она обычный посетитель, которого пригласили полюбоваться антиквариатом.

— Джеймс вам все здесь покажет, — сказал Зейд. — А потом, я надеюсь, мы с вами снова увидимся. — И, повернувшись к Синклеру, добавил: — Показать нужно абсолютно все, Джеймс. Ты меня понял?

— Как скажешь, — ответил Синклер. — Я думал, это сделаешь ты.

Зейд засмеялся.

— Ты меня слишком хорошо знаешь. Лучше, чем мой собственный брат. И уж точно лучше, чем моя жена. — Он снова одарил Женевьеву очаровательной улыбкой и отвернулся, чтобы поприветствовать еще одного гостя.

Синклер взял Женевьеву под руку.

— С чего бы вы хотели начать осмотр? С фарфора, хрусталя, картин? Или с игрушек?

— Какая разница? Ведь я должна увидеть все, — многозначительно напомнила она. — Что бы это самое всени означало.

— Вы обязательно узнаете, что это означает, — пообещал Синклер, — но немного позже.

— А где жена Зейда?

— Там, где и положено быть верной и преданной супруге, — усмехнулся Синклер. — Дома.

— Значит, ваш друг, получив европейское образование, сохранил средневековые взгляды?

— Зейду, наверное, наши взгляды кажутся средневековыми. Ведь у нас принято считать, что вступать в брак можно только по любви. Он же смотрит на брак как на священный долг перед семьей (в том смысле, что он обязан продолжить свой род). К его сыновьям перейдет все его состояние. Его жена должна воспитать их так, чтобы они понимали, какое высокое положение им предстоит занять в этом мире. Взамен Зейд обеспечивает ей роскошную жизнь. Ее все уважают. У нее есть дети. Она также твердо знает, что ее супруг никогда не позволит себе совершить что-либо такое, что может опозорить их род. Репутация семьи имеет для него огромное значение. Такое положение дел устраивает обоих супругов.

Женевьева вспомнила, с каким откровенным восхищением смотрел на нее Зейд, когда впервые увидел.

— И он тоже никогда не изменяет своей супруге, — продолжила Женевьева ледяным тоном.

— Его жена прекрасно понимает, что, находясь за границей, Зейд не ведет жизнь монаха-отшельника, — ответил Синклер. — Ему позволено иметь маленькие сексуальные радости. Зейд ведь все-таки мужчина. — Он посмотрел на нее. — И к тому же красивый мужчина, не так ли?

— Да, — согласилась Женевьева спокойным, даже равнодушным голосом, — очень красивый.

«Он очень похож на тебя, и будь я проклята, если признаюсь тебе в этом», — подумала она. Женевьева вспомнила, как араб пожимал ей руку, слегка стискивая пальцы. Она понимала, что понравилась ему. Может быть, в этом и состоит план Синклера? Неужели он собирается предложить ее своему другу? Если он действительно сделает это, то согласится ли она заняться сексом с Зейдом?

— Не стоит жалеть жену моего друга, — сказал Синклер. — Это был брак по договоренности, то есть родители Зейда и родители его супруги договорились поженить своих детей. И дети согласились, совершенно добровольно — я уверен, что их никто к этому не принуждал. Этот брак можно назвать деловым соглашением. — Он улыбнулся Женевьеве, и она снова вспомнила улыбку Зейда. — Согласитесь, в этом есть определенная логика.

«Я уверена, что Зейд тоже это понимает, — подумала Женевьева. — Это дает ему право жить так, как хочется».

Вслед за Синклером она поднялась по широкой лестнице. Мимо них прошла какая-то пара. Дама и ее кавалер улыбнулись им. На даме ярко сверкали драгоценные украшения. Интуиция подсказала Женевьеве, что все они подлинные. Она чувствовала, что Синклер что-то задумал, и это что-тосвязано с его арабским другом. Но что именно он задумал? И что имел в виду Зейд, когда просил Синклера показать ей все?

Вскоре Женевьева поняла, почему Синклер сказал, что этот дом является подходящим местом для выставки антиквариата. Каждая комната здесь была отделана в стиле определенной исторической эпохи, и предметы старины, выставленные в витринах, были подобраны так, чтобы соответствовать декору. В каждой комнате покупатели в элегантных вечерних костюмах учтиво торговались с продавцами или выписывали чеки.

В детской комнате, отделанной в викторианском стиле, была выставлена коллекция игрушек. В китайской комнате, украшенной яркими обоями с цветочным орнаментом, были изделия из шелка, веера и декоративные ширмы. В комнате, воссоздававшей стиль эпохи Регентства, стояла мебель. В музыкальной комнате, оформленной в стиле двадцатых годов прошлого века, находилась коллекция музыкальных инструментов и музыкальных шкатулок. Когда Женевьева открыла крышку одной из них (это была великолепная вещица, сделанная из полированного дерева), зазвучала мелодия песенки «Дэнни бой».

— Какая прелесть! — воскликнула женщина и осмотрела шкатулку, пытаясь найти ценник. Однако к ней была прикреплена только небольшая табличка с номером. — Я хотела бы купить эту шкатулку. Сколько она стоит? — спросила Женевьева.

— Подойдите и спросите, — сказал Синклер. — Джентльмен, который сидит вон за тем столиком, даст вам подробную информацию об этой вещи.

— Вас заинтересовала эта шкатулка? — вежливо спросил продавец приятным бархатным голосом, посмотрев на номер. — Простите, мадам, но мне кажется, что она продана. — Он заглянул в свой ноутбук. — Да, шкатулка продана. Примите мои извинения. Я должен был убрать этот лот с витрины.

Женевьева не на шутку огорчилась и уже собиралась вступить в спор с продавцом, но неожиданно услышала знакомый хрипловатый голос.

— Джеймс, дорогой, я не знала, что ты интересуешься музыкой.

Повернувшись, Женевьева увидела, как Джейд Челфонт, отбросив за спину длинные черные волосы, нежно целует Джеймса Синклера в щеку. На ней было облегающее черное платье и украшения, издававшие легкий металлический звон. Джейд держалась с достоинством и уверенностью, словно топ-модель, стоящая на подиуме. Когда Женевьева подошла к ней, ярко-красные чувственные губы Джейд растянулись в улыбке (которую трудно было назвать искренней).

— Джеймс, да ты не один. Это твоя знакомая?

— Да, это мисс Женевьева Лофтен, — представил свою спутницу Синклер.

Улыбка Джейд Челфонт стала равнодушно-холодной.

— Ах да, вы, кажется, работаете в «Баррингтонс», — сказала она.

— Да, я заведую отделом рекламы, — ответила Женевьева таким же ледяным тоном.

— Неужели в «Баррингтонс» менеджера до сих пор называют заведующим? Это довольно старомодно, — заметила Джейд Челфонт. Ее блестящие губы по-прежнему улыбались. — Вы тоже любите антиквариат? — спросила она, посмотрев на шкатулку, которую Женевьева держала в руках. — Вы коллекционируете музыкальные шкатулки? Как это мило.

Джейд Челфонт разговаривала покровительственным тоном, и это взбесило Женевьеву.

— А что коллекционируете вы? — поинтересовалась она. Ее так и подмывало добавить: «кроме мужчин, конечно».

— Японские мечи. Я сейчас как раз собираюсь посмотреть на них, — сказала Джейд Челфонт и, повернувшись к Синклеру, спросила: — Может быть, мы пойдем вместе?

— Хорошая идея, — ответил Синклер, и Женевьеве захотелось влепить ему звонкую пощечину. Вместо этого она проводила его взглядом, когда он направился к двери. Проходя мимо нее, он подарил ей самую очаровательную, самую пленительную из всех своих улыбок.

— Джейд прекрасно разбирается в восточном оружии, — сказал он. — Она занимается кендо и носит высокое звание сенсей.

— Я знаю. Если вы помните, я тоже была в спортивном центре на Дне открытых дверей.

— Ах да, действительно, — произнес Синклер, продолжая улыбаться. — Вы обучали желающих игре в сквош, не так ли?