Генезис - Клеванский Кирилл Сергеевич "Дрой". Страница 32

Но эти мысли и суждения не волновали падающую звезду. Да и не особо они волновали и меня. Нет, я не был счастлив в этом море из огня, я не испытывал радости или печали, не боялся и не храбрился, я был полностью поглощен состоянием абсолютного покоя. И поэтому момент, когда два источника соприкоснулись, стал для меня не более значимым, чем для простого обывателя — пролетевшая мимо муха. Конечно, она вызовет на себя часть внимания, но уже через два часа вы и не вспомните, что у вас перед носом пролетело это маленькое существо.

А что же произошло, когда источники столкнулись? Не знаю, может, был взрыв, а может, состоялось какое-то безумное светопреставление, где все мыслимые краски перемешались друг с другом, создав поистине великолепные узоры. Я этого уже не видел. Не потому, что не смотрел, а потому, что в данный момент происходящее вокруг перестало быть важным. А люди, сколь мудры, умны или стары они ни были, никогда не видят то, что для них неважно.

И последнее, что запечатлело мое сознание, — это даже не картина, а ощущение завершенности, некоей целостности. Такое можно испытать, когда после долгого путешествия возвращаешься домой, где тебя любят и ждут. На пороге встретит любимая жена. Она необязательно должна быть красавицей и умницей, просто это создание полностью заполняет растущую с каждым днем пустоту внутри тебя. А где-то во дворе резвятся дети. Может, им предначертано стать королями или кровавыми убийцами, а может, шутами или великими мудрецами, но и это неважно. Потому что они, как и ты, как и она, лишь часть бесконечного потока из пламени, воды, земли и ветра.

Сонмар, по настоянию которого титулы, звания и прочее не указываются

Приятно позавтракав ароматной кашей, старый волшебник утер салфеткой сухие, едва заметно дрожащие губы и стал подниматься из-за стола. Тут же к нему буквально подлетел один из лакеев, но старец лишь решительно взмахнул рукой и, напрягая каждый мускул, что еще был способен поддерживать тело, встал со стула. Когда-то, в те времена, что уже подернулись серой пленкой забвения, это поместье казалось пределом мечтаний для тогда еще юного мага, выходца из дворянской семьи средней руки. Он, как и все его тогдашние знакомые, был спесив, нахален, груб и невежествен. Эти черты его характера не притупились, даже когда он женился, да и когда родился первенец — тоже. Что же его изменило? Вряд ли смерть горячо любимой жены, а потом и дочери, и трех внуков, и правнучки, что недавно покинула этот мир. Буквально пару сезонов назад этот некогда прекрасный цветок завял и умер от старости.

Смерть и время меняют смертных, даже если многим они кажутся бессмертными. Изменился и Сонмар. Его уже больше не заботили титулы, деньги, власть, сила и влияние. Присущие каждому человеку чувства — дружба, привязанность, уважение, любовь — также не трогали его замирающее сердце. Единственное, что заботило древнего старца, — это мечта. Пожалуй, лишь она и заставляла работать алый моторчик, бьющийся в груди. Иногда Сонмар смеялся над подобной иронией. Сколько бардов воспевают героев, спасающих принцесс и потом получающих царство и необъятное богатство, что не потратить и за десять жизней! А сколько песен сложили менестрели о любви наивного дурачка к такой же девице, исключительными достоинствами которой являются доброта и неземная красота! И пускай от этой доброты гибнут миллионы людей, что выжили бы под гнетом самой страшной злобы, но зато история красива, да и монеты в медную чашку сыплются порезвее.

Среди всего этого великолепия бесчисленных историй с великим трудом можно отыскать что-нибудь о мечтах. А ведь именно они, по мнению старого своенравного волшебника, самое важное, что есть у смертных. Боги, если они существуют, духи, демоны, гномы, орки и даже эльфы, какого бы цвета ни были их кожа и волосы, пожалуй, тоже не могут мечтать. У них нет временного барьера, за который нельзя шагнуть. Они просто существуют, именно существуют, потому как мечта дает цель, а цель заставляет двигаться вперед. Немногие это понимают, но большинство величайших открытий, самых глубоких трудов и идей были созданы презренными людишками, чей срок — даже меньше одного века. Те, кого принимают за пламя свечи, за бабочек-однодневок, умудряются жить в своем воображении и видеть то, что скрыто от всех. Это не то будущее, которое видят провидцы, это то будущее, которое может быть создано.

Наконец, когда пытка под названием «путь до подвала» была закончена, Сонмар с облегчением погрузился в обычное кресло. Оно стало олицетворением его последних лет. Некогда прекрасная обивка пошла трещинами, изящные ножки подогнулись, а облупившийся лак и вовсе создает иллюзию бесчисленных рубцов.

С усилием приподняв голову, старый волшебник в который раз посмотрел на своего последнего подопечного. Бинты дворецкий снял еще шесть дней назад. И теперь Сонмар лицезрел обычного юношу, который отличался от прочих разве что неестественно большим количеством шрамов. Повезло наивному. Не будь у него в запасе столько энергии жизни, он бы и первую операцию не пережил. А тут с десяток отметин явно кустарного производства. Небось самолечением занимался, причем неумело, что и привело к этому уродству на боку, руках и левом плече, где шрамы напоминали пчелиные соты или паутину.

В подвале было всего одно окно, если так можно назвать маленькую полоску стекла, проходящую где-то под сводом. Но этого хватило, чтобы предрассветный лучик осветил печать, на которой вот уже декаду восседает Тим. Глядя на эти узоры, Сонмар утопал в воспоминаниях. Он думал о том, как ночи проводил в библиотеках, как колесил по всему миру, собирая различные знания, как общался с великими мудрецами, что зачастую были моложе его на сотни лет, но все равно превосходили разумом и богатством внутреннего мира. Со сколькими народами он общался! Сколько различных школ посетил! Быть может, он даже встречал своего учителя, что также путешествует по миру, но наверняка меняет свои личины. Такая вот у него была нехорошая привычка, которую перенял один из учеников.

Волшебник еще раз взглянул на подопечного, чье лицо стало теперь похоже на морду обезьяны, настолько оно заросло волосами. Сонмар усмехнулся — наверняка юноша экспериментирует с различными зельями, а в качестве подопытного пользует себя самого. Ничего не скажешь, отважный.

Еще раз покряхтев, маг приподнялся и отправился во двор. На улице было хорошо. Уже задул восточный ветер, предупреждая о том, что скоро пройдут холода и мир начнет оживать. Спадет снежный покров, открыв еще голую землю. Но не успеешь заметить, как все вокруг утонет в зелени. Вернутся птицы, принося с собой вести о дальних странах. Да и люди станут повеселее, будто очнувшись от зимней спячки. Но все это произойдет попозже, а пока Сонмар шел по утоптанной дорожке к холму, где стояла одинокая беседка.

Завернувшись в удачно захваченный плед, старец сел в запорошенный снегом гамак и приложил ладонь к стене. Секунда — и беседка покрылась паром, а на одной из досок красуется светящаяся печать.

Солнце поднималось над столицей Империи. Сонмар еще позволял себе называть так эту страну. В конце концов, он помнит те дни, когда она была столь величественна, что у нее, казалось, не имелось врагов, одни лишь верные союзники. И хоть заклинатель был тогда совсем мальчишкой, но он отчетливо помнит те широкие каменные дороги, соединяющие города. И ту ярмарку, где он впервые увидел волшебство. Тогда два слабеньких мага устроили настоящее представление, тронувшее толпу. Да, они были слабенькими, но посильнее нынешних крепких середнячков. Правда, сейчас любой студиозус знает на порядок больше старших адептов прошлого.

Мир взял свою плату. В обмен на знания маги отдали свои силы. И теперь на этот акт можно смотреть только через призму собственных разумений. Для кого-то это кажется бессмысленным, кто-то согласен, кто-то нет, за редким исключением это рассматривают как равноценный обмен. Помнится, раньше маги были столь могущественны, что они и составляли мощь королевств. Вот только за этим могуществом крылась абсолютная непросвещенность.