Генезис - Клеванский Кирилл Сергеевич "Дрой". Страница 62
«Не подведи! — мысленно молился я. — Только не подведи».
Принц выждал еще пару секунд и, лишь когда по-настоящему запахло жареным, сорвал с лица маску. Зал ахнул, и тут же по толпе пошли шепотки. Все же, как бы тайну ни прятали, а слухи, так или иначе, просачиваются. Это было всегда и везде. Так что чуется мне, побег принца не был таким уж секретом. Во всяком случае, для знатнейшего меньшинства. Мгновением позже, когда руки королевы побелели, а лицо императора посмурнело, я приметил, как у одного из принцев, что был худоват и лицом немного крысоват, заиграли желваки. Что ж, дает знать о себе явная братская «любовь».
— Отец. — Константин склонил голову, но мне отпальцевал, чтобы стоял прямо.
— Сын, — повторил жест император.
Казалось, их не волновало, что в зале еще примерно четверть тысячи разумных. Они просто начали беседовать.
— Как видишь, отец, подобно многим моим предкам, уйдя, я вернулся.
Народ ахнул во второй раз. Все же эта фраза была легендарной, с нее начинается крупнейшая ложь, которая потом остается в героических поэмах о благородных принцах. Они спасают принцесс, пачками убивают драконов, а на коже врагов вышивают крестиком.
— В битвах, что выпали на долю мою, я…
Ну и все как по сценарию. Не будем заострять на этом внимание. Лучше поговорим вот о чем. Едва появился принц, как я ощутил присутствие разумного. И от этого присутствия внутри у меня все похолодело. Сила этого таинственного наблюдателя была столь высока, что казалось, будто мы все, как обычные мошки, запутались в паутине огромного паука. Но сколь бы ни была велика эта магическая сила, мое любопытство наемника было сильнее.
Сконцентрировавшись на своем измененном источнике, я стал медленно осматривать каждый угол зала. Напряженность, как и изливающаяся из уст Константина ложь, увеличивалась, подобно катившемуся с горного склона снежному кому. И когда у меня уже почти начали трястись коленки, я приметил легкое дрожание воздуха в тени за троном. И мгновением позже голову пронзила сильнейшая боль. Но удар сердца спустя пропала и она, и магическое присутствие. Ну-ну. Я не дурак, намек понял. Уж не знаю, кто из архмагистров стоит на том пятачке, но что-то у меня пропало всякое желание это выяснять.
— … и я с гордостью хочу вам представить своего друга! Не раз и не два он спасал мне жизнь в бою, столько же спасал и я его.
Очередная ложь. Меня спасали на один раз больше. И поэтому я оказался должен. В принципе это странный долг, так как в нашем отряде каждый прикрывал другому спину, но, все же мы вели некий счет. Так, для смеху, но все же каждый таил свое серьезное отношение к нему.
— Почему же друг твой молчит? Не снимает маску? Я уж не говорю про простые правила приличия.
Еще один, блин. Мало было мне той странной девушки, теперь сам император мораль читает. Все, баста. Уеду из страны. Душно здесь — сил нет.
— Прошу прощения, отец, — вновь склонился Принц. — Сей воин еще в отрочестве дал обет молчания своим богам. И за акт этот столь благородный и возвышенный они даровали ему воистину невероятное умение владеть клинками. Что же до маски… Неисчислимое количество пройденных битв оставило свой след на лице сего благородного мужа. Мириады шрамов испещрили его лик, и ни один из смертных не способен без содрогания взглянуть на него. Не склонил же он колено, так как боги его народа завещали, что каждый из людей достойным становится лишь тогда, когда доказал свое право называться таковым.
Что он несет?! У него там совсем шестеренки проржавели. Принц просто взял и как бы походя оскорбил всех присутствующих в зале. Вот только за его сладкой речью этого не заметил и сам император. Честное слово, памятник надо ставить тому грамотею, что выдумал все эти придворные обороты.
— Правда ли его искусство владением меча столь высоко, что он смог на равных биться с самим сыном императора? — подал голос тот самый крысоватый отрок.
Если переводить на нормальный язык, то нас грубо оскорбили. Для начала Принца уличили во лжи, затем назвали меня слабаком (уже во второй раз за вечер), ну и еще добавили, что Константин не достоин биться рядом со сколько-нибудь сведущим воином. В общем, если и памятник, то исключительно из небесного металла.
— Несомненно, брат мой. — Принц настолько осмелел, что добавил в тон немного язвы. — Еще не встречал я воина сильнее и умелее.
Обратная подача. Теперь уже он облил грязью Крысу. Вон как у него скулы вздулись, а лицо аж побелело. Всех демонов бездны мне в одно место, да я это могу бесконечно слушать!
— Быть может, тогда славный воин соблаговолит порадовать нас своим мастерством? — Ну аки соловей молодой. Браво. Браво. Станиславский верит.
— Прошу прощения, брат мой. Но сей благородный муж обнажает клинок, лишь когда ему или его друзьям грозит опасность. Так велит его вера.
Ох, мать. Нет, это еще не Константин, это щегол. Неопытный, восторженный щегол, который одной фразой перечеркнул все достигнутое преимущество в сложной дипломатической перебранке. Взял и подставил нас. Ну и что мне теперь, смертоубийством на ровном месте заниматься?
Крысоватый подловил своего братца и криво усмехнулся.
— Что ж… — Он резко, практически молниеносно выхватил из богато украшенных ножен свой тонкий бастард, смахивающий на рапиру. — Пусть тогда защищается. Отец?
Император сел на трон, сложил пальцы домиком и кивнул. Тут же толпа образовала круг, а спустя мгновение перед нами возник Крыс. Вблизи он выглядел немногим лучше. Среднего роста, худощавый, с бегающими глазками и редкими тонкими волосиками. Но при этом, как ни странно, большая часть дам, лишь взглянув на этого недоросля, залилась румянцем. Видят боги, чужая, особенно женская душа — потемки.
Принц обернулся ко мне и отпальцевал. Ладно, он не щегол, а реально Константин. Но теперь не я ему должен, а он мне. Будет знать, как подставлять друзей. Я же ему не ручной пес, чтобы специально натравливать меня на всяких неугодных. Ну да ничего, мы еще пообщаемся на эту тему…
Крыс занял нижнюю стойку и уверенно поднял клинок так, чтобы кончик был чуть выше пояса. Классика. Заметны хорошая школа и довольно усердные тренировки. Но вот опыта — кот наплакал. Слишком расслаблен, даже расхлябан. Уверен, он считает себя искусным фехтовальщиком лишь потому, что выиграл с десяток дуэлей против трусов, которые не решаются всерьез сражаться против принца крови. М-да. Эдакий мастер игры в поддавки. Против такого будет оскорблением обнажить сабли. Я деревом сражался с темным эльфом, на кинжалах бился с Пило и Принцем. А здесь какой-то вывертень, даже настоящей крови не видевший.
Я повернулся к Принцу. Тот развел руками и состроил молительную физиономию. Ну ладно, все равно собирался клинки нести Молчуну на полировку. Я распахнул плащ и обнажил сабли. Взяв каждую обратным хватом, я завел их за спину и скрестил. С сильным соперником не поэкспериментируешь, а вот на слабачке можно и отточить пару навыков. В данном случае я выбрал «последний свист». Пафосное название, конечно, но я не стал его менять, потому как лень напрягать и без того скудную фантазию.
Удар назывался так потому, что звук рассекаемого воздуха станет последним, что услышит жертва. В конце концов, без головы что-либо расслышать — занятие не из легких. Я согнул ноги и спину. Сердце застучало быстрее, разгоняя кровь по разогретым танцами мышцам. Это будет несложно.
Крыс рванул в стремительном, но до мерзости простом и до тошноты банальном выпаде. Он не пытался двигать кистью, создавая вариацию удара, не использовал центр тяжести, чтобы внезапно изменить направление. Он даже суставами не работал, а тупо несся на меня, как бык на матадора. Я не стал терзать толпу. Отпрыгнув на два шага назад, я дождался, пока принц потеряет скорость, и сам рванул навстречу. На середине я выставил ногу вперед и, отскочив вбок, вновь бросился в атаку. Крыс не успел сориентироваться, и вся его левая сторона стала большой дырой в защите.
Вяло и неуклюже он менял положение клинка, но по ушам разумных уже давно резанул протяжный, казалось — пиратский абордажный свист. Я очутился за спиной парня. Мои руки были выставлены вперед, а сабли скрещены теперь уже перед лицом. Быстро убрав их, чтобы особо любопытные не смогли запомнить характерные черты оружия, я обернулся. Медленно с камзола сына правителя падал воротник. Когда же он коснулся пола, зал взорвался аплодисментами.