Когда птицы молчат (СИ) - "Птичка Певчая". Страница 94

Поговорите с бывшим мужем еще раз.

Да разве я его не знаю? Упертый, и сын такой же. Это, знаете ли, семейная черта Вронских.

Глава 29

Наверное, моя челюсть упала прямо на ноги Наире, потому что она с удивлением смотрит на меня, пытаясь понять причину моего шокового состояния.

А я смотрю на нее. Мое ошеломленное сознание начинать собирать разбросанные кусочки в одну целую картинку.

Бывший муж, от которого она ушла и который ее ненавидит, сын, на прощение которого она надеется, жизнь за границей и эти невероятные глаза! Ну конечно! Как я могла не заметить? Не такие ясные и яркие, как у Сергея, они тем не менее того же удивительного, уникального бирюзового оттенка.

Деточка, с тобой все хорошо?

Вряд ли.

Мне стоит признаться ей? Я ни в чем не уверена…

И давно вы ищите сына?

Не так уж давно. Мне следовало заняться этим раньше. Я опоздала на десятилетия.

Как так?

Может быть, присядем где-нибудь? Я ни с кем не делилась этими переживаниями. Наверное, устала держать все в себе. На пороге смерти все становятся удивительно откровенными. А так как мне не нравятся священники, лучше исповедаться мало знакомой молодой женщине.

Мы выбрали летнюю площадку небольшого кафе, находящегося неподалеку. Солнце настолько яркое, что согревает нас, словно шерстяной плед, и даже прохладный ветерок не уносит с собой ощущение тепла.

Я вышла замуж очень молодой. Никто мне не посоветовал, как стать хорошей женой. И уж тем более, хорошей матерью. У меня не было и примера, которому стоило бы последовать. Мать моя осталась вдовой. Отец умер, когда мне было двенадцать. Его застрелили. Он выходец из армянской диаспоры. Тогда таких, как он, не любили. Был успешным, но мать всегда называла его бандитом. Думаю, было за что. Красивый был – голубые глаза, черные волосы, взгляд не отвести. Но мама ревновала его, он – ее, ссоры были постоянными, лада в нашей семье не было. Он часто уходил от нас, жил и по году и больше в своей квартире, потом возвращался, но все повторялось. Не знаю, почему их тянуло друг к другу. Все, что осталось в моей памяти, когда они были вместе – это постоянные скандалы. Мне помнится, что когда он умер, мать с какой-то лихорадочной поспешностью принялась искать себе нового мужа. Думаю, она из тех женщин, которые боятся оставаться без мужчины. Круг знакомств у нас был разношерстный, довольно большой. Как она познакомилась с тем немцем, я уже и не помню. Но она выскочила за него замуж так быстро, что я не успела даже купить себе платье на свадьбу. Он был таким дородным, серьезным мужчиной, на меня смотрел, как на помеху. Мать махнула рукой – он ведь был богат, заводик свой имел – и оставила меня на попечение своей сестры. Уехала, даже не сожалея об этом. А я и не хотела уезжать с ними – язык я знала плохо, на уровне школьной программы, расставаться с друзьями не хотела, мне нужно было закончить школу. К тому же, я была влюблена, - потрескавшиеся губы растянулись в грустной улыбке. – Как же давно это было. Словно и не моя жизнь. Вам казалось хотя бы раз, что некоторые события прошлого напоминают прочитанную книгу? Вроде бы все знакомо, но будто не с вами это было? Хотя в вашем возрасте вряд ли такое возможно.

Мне кажется, я понимаю, о чем вы говорите.

Когда я встретила Петю, я была уверена, что состоялась моя встреча с судьбой. Красивый, зеленоглазый! Ох, какие у него были глаза! Я полюбила его за них. Он был меня старше на десять лет, но потерял голову, как мальчишка. Уже тогда был состоятельным. Работал в отделе снабжения металлургического комбината, отец его партийной шишкой был. Мне все это вскружило голову. Я вышла за него через месяц после знакомства. А еще через месяц поняла, что ничего о нем толком не знаю. Мы жили отдельно, но это не мешало его отцу часто наведываться к нам и делать мне замечания по любому поводу. И еда невкусная, и белье не так отглажено, и платье на мне слишком откровенное. Я привыкла сама себе быть хозяйкой, жила, ни от кого не слыша слова поперек, потому что не нужна была никому. А тут надо мной появился командир. Вы знаете, что значит мое имя? В переводе с армянского «свободная». Так когда-то сказала мне мама. Я не признавала ничьего авторитета, а потому часто ругалась со свекром и мужем. Я же тоже не в бедности жила, не на помойке меня подобрали. Так что никому обязанной я себя не чувствовала. Моя мать исправно присылала деньги, я их тратила на себя, как и привыкла. Петр часто меня ругал за это, говорил, что я бросаю деньга на ветер, не умею экономить, не хочу заниматься домашним хозяйством. Я отвечала, что не буду делать того, что никому не нравится, а мне так в первую очередь. Мы очень часто ссорились.

Наира замолчала. Я представляю себе ее девушкой, избалованной и одинокой, пытающейся найти свое счастье в браке. Но даже если не повезло с мужем и свекром, ребенок должен был стать ее лучиком света, сокровищем, избавить от одиночества.

Петя любил меня, но это граничило с ненавистью. Ему, оказалось, ненавистна была моя независимость, мое своеволие. А мне тогда думалось, что ни в чем я ему уступать не должна. И когда он сказал, что пора сделать мне ребенка, чтобы я успокоилась и остепенилась, я взорвалась. Такого ему наговорила… Хотя сама иногда мечтала о ребенке, о девочке. Но во мне взыграло мое упрямство, моя горячая кровь. Сколько же мы всего наговорили друг другу тогда! Мне и сейчас тяжело это вспоминать. Но он сделал мне ребенка в тот же вечер, помимо моей воли. Как же я его возненавидела. А когда узнала, что беременна, записалась на аборт. Он на коленях вымаливал прощение. А я не знала, как смогу с ним жить, как смогу полюбить его дитя - столько ненависти к нему во мне скопилось! Только надеялась, что будет девочка, которая будет нежно любить меня, а я –ее.

Но родился мальчик.

Да. Рожала я его тридцать часов. Так тяжело, что от боли забывалась. А после родов сказали, что я чуть было не умерла, что детей у меня больше не будет. Петя тогда переменился ко мне окончательно. Больше слова поперек не говорил. Молился, как на икону Богородицы. А уж за сына как меня благодарил! Осыпал драгоценностями, платьями. А мне все было не в радость. Я почти не вставая пролежала первые три месяца, настолько мне было худо. Восстанавливалась я после родов медленно, болело все так, что садится не могла еще долго. И горько у меня было на душе, пусто и одиноко оттого, что не чувствовала никакой радости, никакой материнской любви. Когда попыталась поговорить об это с мужем, он только посмотрел на меня с презрением, и я больше не пыталась вести подобные разговоры. Мать моя не смогла приехать – боялась, что потом не выпустят. Свекровь умерла. С подругами ничем не делилась – завидовали. И корила себя за то, что не испытываю к Сереже ни безумной любви, ни крепкой привязанности. Я так уставала, до головокружения, до обмороков, пока ухаживала за ним, на чувства сил не оставалось. Петр работал, а я, едва ползая по комнатам, кормила, стирала, гладила и падала в забытьи на кровать, как только сын усыпал. И все плакала, когда к груди прикладывала. Потому что смотрела на него и не понимала, почему сердце молчит.

Нет в этом ничего странного. Я тоже когда свою дочку родила, не почувствовала бурного всплеска любви. Два дня провалялась в депрессии, которую потом как рукой сняло. Гормоны. А когда она начала улыбаться мне, тянуть ручки к моим волосам, к сережкам, я поняла, что дороже ее у меня никого нет. Вроде только что все было как всегда, а в следующий момент я плачу оттого, что так сильно ее люблю, что не описать словами.

Мне некому было объяснить, что и так бывает. Мне казалось, что со мной что-то не так. Он плакал все время. Руки у меня оттянулись до колен. Качаю и плачу вместе с ним. Мне тогда пришло в голову, что я не создана быть матерью, что это было ошибкой. Тем более, он не был долгожданным ребенком. Какой же глупой я была!

А муж вам не помогал?

Он работал. Часто сверхурочно. Денег у нас всегда было много. Он считал, что это его обязанность – зарабатывать. А моя –дом и сын.