Привяжи меня! - Дэвитт Джейн. Страница 55

Это было тяжело; хотелось двигаться, бороться с болью, даже несмотря на то что она была желанной, но он старался. Первый шлепок щеткой свел все его старания на нет. Слезы потекли из глаз, руки сжались в кулаки.

– Боль такая сконцентрированная, да, – говорил Оуэн, работая рукой. – И острая; это не моя ладонь и не славный упругий паддл. Не такая сконцентрированная, впрочем, как от стека, но не думаю, что ты готов к этому.

Обычно Оуэн не говорил так много, но Стерлинг заметил, что его слова помогают отвлечься, хотя голос Оуэна и был едва слышен сквозь шум крови в ушах. Он хотел добраться до того места, где боль прекращалась, где каждый удар становился маленьким оргазмом, заставляя всем телом дрожать от удовольствия, сотрясая весь мир. Так близко.

– Пятнадцать, – сказал Оуэн вслух, а Стерлинг – про себя. Его прохладная ладонь прошлась по горящей коже. – Думаю… да, думаю, ты вытерпишь еще шесть ударов. Что бы ты хотел, чтобы я использовал, Стерлинг? – Его рука продолжала гладить ягодицы Стерлинга, пока Оуэн ждал, когда он отдышится, чтобы ответить, щекоча, играя: нежно пощипывая, похлопывая, иногда так сильно, что это можно было принять за шлепки, иногда медленно проводя пальцем по впадинке между ягодиц, добираясь до места, которое до сих пор ныло от сладкой, глубокой боли, напоминая Стерлингу, как приятно, когда тебя наполняют, имеют, берут.

Ему хотелось, чтобы что-нибудь оставило следы, следы, до которых он мог бы дотрагиваться следующие несколько дней, чтобы вспомнить, что принадлежит Оуэну.

– Стек, – хрипло выдавил он. – Пожалуйста.

Ладонь Оуэна замерла.

– Эээ. Мне кажется, это не самая хорошая идея…

– Пожалуйста. – Стерлинг повернулся и попытался заглянуть в лицо Оуэну, но не смог из того положения, в котором лежал, а двигаться ему не разрешали. – Пожалуйста, Оуэн. Я хочу этого. Разрешите мне опуститься на колени. Разрешите показать, как сильно я хочу этого от вас.

– Будет больно, – сказал Оуэн, и что-то в его голосе подсказало Стерлингу, как больно будет и как сильно Оуэну хочется это сделать. В самом начале их отношений он никак не мог объяснить себе то чувство защищенности, которое дарил ему Оуэн, причиняя боль, оставляя синяки, отметины, вызывая слезы. Будь это кто другой, Стерлинг бы испугался, но Оуэна он не просто любил, он ему доверял. Целиком и полностью. Безгранично.

Это и позволяло ему просить больше, чем он мог стерпеть. Возбуждение делало Стерлинга опрометчивым, но он всегда знал, что Оуэну известно, где пролегают его границы, даже лучше, чем ему самому. Оуэн возбуждался, шлепая его, заставляя кожу гореть, но контролировать Стерлинга, укрощать его, сдерживать его порывы нравилось ему еще больше, и Стерлинг знал это.

Однако сейчас он хотел именно этого. Стек. Шесть ударов. Сможет ли он вынести еще шесть ударов по уже звенящей, кричащей от боли коже? Может быть и нет. Но он мог просить об этом, зная, что Оуэн пойдет ровно на то, что необходимо, чтобы привести его к такой желанной разрядке.

– Пожалуйста, – сказал он, вкладывая в это слово все, что сейчас испытывал. – Оуэн, я смогу. Я хочу этого. Мне это нужно. – Его затрясло, дрожь прошла от головы до самых кончиков пальцев на ногах – даже член дрогнул.

На мгновение Оуэн задумался, и Стерлинг уже был почти уверен, что ему откажут, когда Оуэн сказал:

– Шесть ударов. Не забудь свои стоп-слова и не бойся использовать их, если потребуется. Обещай мне.

– Обещаю, – выдохнул Стерлинг. Сейчас он хотел этой яркости, этой новизны ощущений больше, чем чего-либо в жизни… он готов был пообещать что угодно, как бы безрассудно это ни выглядело, поэтому даже не задумывался об этом. Он не собирался использовать стоп-слова: ни одно, ни другое, никогда.

Он почувствовал, как Оуэн потянулся к кровати, и все его тело напряглось от осознания того, что сейчас произойдет.

Хотя, конечно, на самом деле он не имел об этом ни малейшего понятия.

– Один, – сказал Оуэн… он впервые стал считать вслух – Стерлинг счел это предупреждением – и опустил стек на его ягодицы.

Сказать, что он закричал, было бы преувеличением. Он никогда и не представлял себе, что может быть так больно, тонкий стеклопластик впился в кожу, и мир взорвался. Его крик затих, потому что кончился воздух, и Стерлинг задышал так часто, что легкие стали гореть, а живот свело.

Он услышал, как Оуэн со свистом вдохнул и почувствовал, как после удара стека, тот весь напрягся, как будто это его задница горела огнем, его тело вспороли, взрезали. Никакой крови. Он как-то говорил об этом Оуэну, ведь так, довольно давно? Никакой крови. Он не хотел истечь кровью… о, Боже, у него течет кровь, как может быть так больно, если крови нет?

Боль захватила его, поглотила. Слишком много, впервые ее было слишком много. Ему нужно было, чтобы она помогла попасть туда, куда он хотел, но этотолкало его куда-то за грань, и он не знал…

– Два, – сказал Оуэн, никакой неуверенности в его голосе.

Стек рассек воздух и с силой ужалил кожу, Стерлинг снова вскрикнул. Он не пытался сдерживаться, потому что это требовало слишком много усилий, а Стерлинг знал, что у него в любом случае ничего не выйдет. Боль растеклась по телу, и он позволил ей овладеть собой, затянуть глубже в собственное тело, отгораживая от всего остального, пока он не остался одним во вселенной, он внутри своего тела и больше ничего.

Здесь он в безопасности.

Три и четыре не заставили его кричать, потому что он больше не мог, хотя его лицо горело и было мокрым от слез, а бедра двигались, подаваясь вперед, не встречая сопротивления, но, казалось, что и этого достаточно, чтобы кончить. Так близко, он так близко…

На мгновение звуки словно включились, и голос Оуэна:

– Пять, – вырвал его из тумана обратно в реальный мир, от которого он так отчаянно хотел спрятаться, и когда он почувствовал удар, в нем не было ничего запредельного или прекрасного, и он не заставил Стерлинга кончить, это было просто чертовски больно, и Стерлинг закричал.

– Нет, – прохрипел он. – Нет, Оуэн… инф-филд.

Оуэн остановился, погладил Стерлинга по волосам и отвел прядь с мокрого от пота лица.

– Хороший мальчик. Я горжусь тобой.

Гордится? С какой стати Оуэну…

– Очень важно знать свой предел, – продолжил тот. – В том, что тебе нужна передышка, нет ничего стыдного, так же как и в моем решении, что на сегодня этого достаточно.

Испугавшись и в то же время испытав огромное облегчение, Стерлинг вскинул голову, пытаясь разглядеть выражение лица Оуэна.

– Нет, просто…

– Это не тебе решать, – сказал Оуэн. – А мне. На колени, пожалуйста.

Хотя ягодицы горели, Стерлинг подчинился, соскользнув с колен Оуэна на пол, а Оуэн присоединился к нему через пару секунд.

Было странно видеть его на полу рядом с собой. Он обнял Стерлинга за плечи и потянулся рукой к кровати. Стерлинг напрягся, хотя знал, что Оуэн не возьмет ничего вроде паддла.

Подушка. Мягкая и белая, приятно холодящая кожу, когда Оуэн подсунул ее Стерлингу под ягодицы.

– Если тебе так нужен толчок, – сказал Оуэн, поддерживая Стерлинга, – можешь получить его так, от моей руки.

Прежде чем Стерлинг успел обдумать это, не говоря уже о том, чтобы что-нибудь сказать, сильные пальцы обхватили его член, поникший после случившегося, лишь наполовину твердый, и Оуэн начал двигать рукой, нежно, настойчиво уговаривая его вернуться туда, где все: эта поза, боль, Оуэн – подходило друг другу как детали конструктора.

Он позвал Оуэна по имени, наслаждаясь тем, как складываются губы, его звучанием. Стерлинг повторил, и Оуэн прижался губами к его губам, поцелуй рождал ощущения не хуже, чем ладонь на его члене.

– Не двигай руками, – прошептал Оуэн, и почему-то этот приказ заставил Стерлинга кончить. Он вскрикнул, рука Оуэна крепче обвила его плечи, а пальцы на члене сжались и ускорили движения, и не осталось ничего, кроме наполненной вспышками темноты, и его тело на какое-то время перестало принадлежать ему, отдавшись только наслаждению и Оуэну, навсегда Оуэну.