Привяжи меня! - Дэвитт Джейн. Страница 57

Оуэн доел тост и заметил:

– Ты постоянно на что-нибудь жалуешься.

Стерлинг замер и задумался.

– В самом деле?

– Нет, я пошутил. – Просто надо было что-нибудь сказать.

– Нет, серьезно, я слишком много жалуюсь? Я знаю, что на лекциях это тебя раздражало. Я больше не буду, правда. – Стерлинг открыто смотрел на него.

– Стерлинг… – Оуэн нечасто чувствовал себя растерянным, но сейчас был один из этих редких моментов. – Я не собираюсь убеждать тебя, что ты не нервировал меня на лекциях, потому что мы оба знаем, что это неправда, и ты, конечно, нередко делал это нарочно, но, нет, я не считаю, что ты слишком много жалуешься. Это было глупое замечание с моей стороны; я просто пошутил, вот и все. Не обращай внимания. Ты нравишься мне таким, какой есть. – Он махнул рукой на остатки дыни. – Доешь или оставь. Как хочешь. В холодильнике должна была остаться малина, может, она нравится тебе больше.

– Да нет, не надо, – сказал Стерлинг. – Я тоже сморозил глупость. Это всего лишь дыня – ты же не просишь меня есть фасоль или окру, или что-нибудь действительно отвратное. – Он слегка улыбнулся, похоже, чувство юмора наконец вернулось к нему. – Кстати, я ненавижу окру.

– Я догадался, – кивнул Оуэн. – Я тоже не особо ее люблю. И еще не перевариваю цветную капусту.

Стерлинг оставил последний кусочек дыни нетронутым и выпрямился на стуле.

– А что ты любишь?Ну, то есть какая твоя любимая еда?

– Шоколад, – ответил Оуэн. – И все острое, но не чересчур перченое; мне нравится вкус, а не острота. Утку, как ее готовят во Франции, сочную, с кровью... что угодно свежесобранное из своего сада... Боже, да много чего. – Он улыбнулся. – Но больше все-таки шоколад.

– Я запомню, – сказал Стерлинг, а Оуэн задумался, не ждать ли ему в будущем шоколад в подарок. Стерлинг встал, взял свои тарелки, отнес к раковине, чтобы сполоснуть, и уставился в окно. – Вау, ну и снегопад.

Оуэн подошел к нему со своей тарелкой, чашкой и вилкой. Сгрузив все в раковину, он встал за спиной Стерлинга и обнял его за талию, любуясь кружащимися снежными хлопьями. За окном нещадно мело, знакомые очертания кустов и дорожек были едва различимы.

– Все еще хочешь лепить снеговика?

– Может быть, если снег прекратится. – Судя по всему, в ближайшее время надеяться на это было глупо. Стерлинг довольно вздохнул. – Как здорово.

– Любоваться на снегопад из окна? Как только мы окажемся на улице, ты сразу изменишь свое мнение.

– Нет, быть здесь, с тобой.

Второй раз за утро Оуэн растерялся. Стерлинг был так искренен, выражал свои эмоции, не сдерживаясь и не смущаясь. Не то чтобы Оуэн не разделял мнения Стерлинга о том, что здорово быть с тем, кто тебе нравится, и наслаждаться его обществом, когда на улице непогода, но он не думал, что мог бы сказать об этом так открыто.

– Ты романтик, да? – спросил он насмешливо. – Мне теперь ждать дюжину роз на День Святого Валентина?

Стерлинг повернулся к нему, случайно задел многострадальной пятой точкой стойку и вздрогнул.

– Дюжину дюжин, если я смогу это себе позволить, и мне кажется, ну не знаю, тебя ведь это не задело бы? – Он вопросительно посмотрел в глаза Оуэна. – Знаешь... некоторые парни не любят цветы. Ну то есть когда им их дарят. А ты?

– Не помню, чтобы кто-нибудь когда-нибудь дарил мне цветы, – ответил Оуэн. Какая-то непривычная нежность заставила его улыбнуться в полные тревоги глаза Стерлинга и серьезно сказать: – Пожалуй, мне было бы приятно, если бы ты подарил мне несколько. Две розы, например. Белую и красную. – Он положил ладонь на зад Стерлинга, обхватив ягодицу, но не сжимая. – О символике цветов тебе придется догадаться самому.

– До Дня Святого Валентина еще пара месяцев, но, думаю, я не забуду, – сказал Стерлинг и нарочно чуть подался назад, тихо охнув, когда давление на синяки усилилось. – А если ты решишь, что я могу забыть, то всегда можешь мне напомнить.

Нежность сменилась желанием, чистым и незамутненным, возбуждение накрыло так внезапно, что Оуэн не смог скрыть его. Глаза Стерлинга потемнели, губы приоткрылись. Оуэн понимал: один его жест, и тот опустится на колени и будет ждать приказа, чтобы доставить ему удовольствие, с готовностью открывая рот для пальцев Оуэна, а потом и члена. Умение Стерлинга отдавать и подчиняться казалось безграничным, и горячая волна, захлестнувшая Оуэна при этой мысли, пьянила почище, чем могла бы реальность.

Но как бы Оуэн ни хотел почувствовать губы Стерлинга на себе, как бы ни хотел связать его и заставить всхлипывать и улыбаться, пока Оуэн бы медленно овладевал им, так медленно, что от попыток сдержаться перед глазами бы плыло, а от желания войти до конца одним рывком кружилась бы голова... сейчас все же не подходящее время. Чтобы научить того дисциплине, нельзя давать Стерлингу то, о чем он просит, за так, как бы сильно Оуэну самому этого ни хотелось. Он заставит Стерлинга подождать.

Еще совсем немного.

Однако им обоим нужно было хоть что-нибудь, чтобы продержаться сейчас. Оуэн положил руки на стойку по бокам от Стерлинга, прижал того всем телом к раковине и поцеловал, глубоко врываясь языком в его рот, чувствуя, как Стерлинг постанывает и ерзает, но не для того чтобы избежать прикосновений к саднящим ягодицам, а чтобы увеличить давление.

– Вот же распутное создание, – прошептал Оуэн на ухо Стерлингу, он говорил это многим мужчинам и женщинам, но никогда с таким убеждением, таким голодом. – Хороший мальчик. – Он запустил руку под футболку Стерлинга, как бы между прочим, не спрашивая, и нащупал большим пальцем его сосок. – Я мог бы надеть на них зажимы. Заставить тебя разгребать снег, пока они не набухнут и не станут гореть и ныть, но, думаю, я оставлю это на потом, когда смогу следить за твоим лицом, видеть в глазах, как сильно тебе это нравится.

Стерлинг тихо застонал и повернул голову, выпрашивая еще один поцелуй, его губы были такими жаждущими, что Оуэн просто не мог ему отказать, тем более когда сам хотел того же. Он начал ласкать язык Стерлинга своим, положив ладонь ему на затылок, удерживая на месте.

– Я мог бы опуститься для вас на колени, – прошептал Стерлинг и резко втянул в себя воздух, когда Оуэн снова сдавил его сосок. – Позвольте мне, пожалуйста.

Оуэн ответил не сразу, и Стерлинг, видимо, счел молчание знаком согласия, потому что сделал полшага в сторону, чтобы можно было сесть на пол у ног Оуэна, потерся щекой о его бедро, а потом и о твердеющий член, и подышал на него сквозь ткань слаксов.

– Боже, обожаю, когда ты такой, – простонал Оуэн и сам поразился тому, как неровно прозвучал его голос, – но тебе лучше остановиться... Стерлинг, мы же только позавтракали, черт побери.

Стерлинг поднял глаза и ухмыльнулся.

– Этим нельзя заниматься после завтрака? Это правило? Мне нужно его запомнить? Или, может, записать куда-нибудь?

Оуэн сжал пальцами прядь шелковистых волос и игриво потянул.

– Не смей. Мы можем заниматься этим когда угодно, но только не когда нам нужно разгрести снег. – Он кивнул на окно. – Смотри, уже не так метет. Пошли одеваться – у меня есть еще одни теплые сапоги, если нужно – и приступим.

Может, снег поможет ему охладиться, чтобы смотреть на Стерлинга, не желая послать к чертям все свои принципы, но надежды на это было мало. В конце концов, снег – всего лишь замерзшая вода, чудеса не в его компетенции.

* * * * *

Зато в его – утомить любого сверх меры. Сорок минут спустя рубашка уже липла к спине, и Оуэну пришлось снять шапку, потому что лучше уж снег в волосах и за воротом куртки, чем тепловой удар. Стерлинг, разгребавший здоровую кучу снега и льда, оставленную у подъездной дорожки, снял куртку и бросил на капот своей засыпанной снегом машины. Его щеки и кончик носа покраснели от холода, но он продолжал работать, хотя Оуэн заметил, что тот держит лопату только левой рукой, а не меняет руки, как он сам.